Я глотнул холодного кофе и с обычной тревогой перечел написанное. Захотелось немедленно бросить рассказ в камин. Так же элегантно, как леди Маргарет — письмо от деверя. Тут я вспомнил, что камина поблизости нет. Да и бросать-то собственно нечего. Не компьютер же… А просто удалить — эффект не тот. Вздохнув, я продолжал.
Коронация Генриха VII состоялась в Вестминстерском Аббатстве 30 октября 1485-го года. Корону нёс Джаспер Тюдор. Маргарет Бьюфорт, к удивлению знавших её очевидцев, публично всплакнула. Вскоре Генрих женился на племяннице Ричарда III и дочери Эдуарда IV Елизавете Йоркской, объединив тем самым враждующе кланы. Тридцатилетняя война роз закончилась. Началось одно из редких — почти бескровных — царствований в истории средних веков.
Между тем, в поведении нового короля обнаружились лёгкие странности. Закономерно одарив сподвижников, Генрих проявил непонятную милость к врагам. Все головы остались на естественных местах. Кое-кому сохранили даже титулы и земли. Придворных изумляло невежество монарха в государственных делах. А также нетвердое знание дворцового этикета. Мало того, что владыка с явным удовольствием говорил по-французски, он нанял иноземную прислугу! И ещё. Бывая в Уэльсе, король неизменно объезжал стороной замок Пембрук. На вопрос матери о причинах ответил хмуро, мол надо бы вообще его снести. И леди Маргарет закрыла эту тему.
Замку было все равно. Кто не волнуется, живет долго. Девять столетий уплыли прочь. Пятьдесят королей, семь династий. Сотни тысяч дождливых утр, миллионы облаков… В отличие от нас, замку некуда спешить. Наполним же серебряные кубки. Поднимем их за то, чтобы коснуться этих стен хотя бы раз, пока мы живы и шевелимся. Время редко играет по-честному. Торопитесь, и да поможет нам Бог!
Преданный вам
Макс Неволошин
Квинсленд, Ноября 22, года 2017 от Рождества Христова.
И три копейки на газировку
Каждый раз, отправляясь за город, я вспоминаю забавный стишок:
Стал на рыбалку мужик собираться.
Удочку взял, чтобы рыбу ловить,
Взял дождевик, чтобы им укрываться,
Взял самовар, чтобы чай кипятить.
Взял он кровать, чтобы спать на кровати…
Ну и так далее. Это про нас. На двухчасовой пикник мы берем:
еду и напитки;
одноразовые столовые приборы, которые служат нам много лет;
раскладные кресла, столик и шезлонг;
лосьоны от загара и москитов, а также дезодорант на всякий случай;
полотенца для лежания и вытирания;
воду для умывания;
наколенный бандаж — мне, вдруг захочется пройтись. Главное — не перепутать ногу;
очки и шапочки для плавания, затычки для ушей;
бейсболки и солнцезащитные очки;
дополнительный комплект нижнего белья;
два мобильника, айпэд;
фотокамеру и линзы заграничные (тяжёлые);
подумав, добавляем таблетки от живота и головы…
Наша кошка Тиша с растущим беспокойством следит за этой возней. Тоска и уныние охватывают ее. Тише кажется, что мы уезжаем навсегда.
А ведь я не забыл, как срывался на Волгу пацаном. Шорты, майка, сандалии и три копейки на газировку. Иногда — с компанией, чаще — один. Одиночество редко тяготило меня. Маньяков и киднэпинга в те годы ещё не придумали. «Съездил бы на Волгу, — говорила мама, — осенью начитаешься». Шесть остановок зайцем до соседнего посёлка. Белая пыль дамбы, щебень, утрамбованный тысячей ног. Перелесок. Прорехи яркой синевы заставляют ускорить шаг. Река небрежно заштрихованная солнцем. Одежда слетает на ходу. Раскалённый мех песка. Последний бросок — и мы с водой едины. Хлесткие пощёчины от волн. Борьба с течением, которое все равно уносит метров на пятьдесят…
Затем я выбираю людное место — какая-никакая страховка от шпаны. Майка и шорты — под голову. Устало валюсь на песок. Тело растворяется в зное, становится невесомым. Невнятно шумит пляж: треск моторок, смех, детские визги. Плотный стук мяча. Я переворачиваюсь на живот, задрёмываю. Время тянется расплавленным стеклом.
Головным убором я пренебрегал. Про средства от загара узнал лет через тридцать. Я был прокопченный и тощий, словно мексиканский беспризорник. Голода не чувствовал. Однако жажда неминуемо гнала меня домой. Я думал о киоске «Соки-воды» у остановки. Донести туда монетку удавалось не всегда. Местная гопота с полудня тусила на дамбе.
Загорелые ребята с выцветшими лицами. Лучший способ избежать контакта — пристроиться к большой семье. Удача — если они трясут кого-нибудь другого. Чаще, увы, начинался пошлый диалог.
— Эй! Ну-ка, иди сюда.
Оглядываюсь…
— Ты, ты. Бегом! Деньги, курить есть?
— Нет.
— Выворачивай карманы. В кулаке что?
— Ничего.
— Давай сюда, чмо! А говорил, нет. Ладно, вали отсюда.
Вряд ли им были нужны мои три копейки. Так, лишний раз показать, кто здесь хозяин. Валить приходилось быстро. Для ускорения могли вломить пинка.
Лет через пятнадцать многое изменилось. Исчезли в прошлом гопники и дамба. Мою экипировку пополнил рюкзачок, вмещавший одеяло, две бутылки и стакан. Купаться я ездил на остров Зелененький. Он целиком контролировался нашими людьми. В левой его части находилась база отдыха. Справа — дикие, но взаимолояльные палаточные лагеря. Самый основательный — лагерь Глеба. С июня по август — мой второй дом.
Глеб Анисимов, лысеющий, упитанный, крепко, но достойно выпивающий москвич, служил полковником в генштабе. Когда-то давно самарская родня вывезла его на Зелененький. Глеб настолько проникся, что стал робинзонить там каждое лето. Уединение его, впрочем, длилось недолго. Через племянника Глеб закорешился с компанией моих друзей — типичных пляжных раздолбаев. Разницу в годах легко не замечал.
Вскоре лагерь Глеба разросся до шести-семи палаток. Владельцы беззаботно оставляли их, уезжая по делам на материк. Постепенно утвердился жилищный коммунизм. Закруглив еженощный сейшн, участники расползались по вакантным местам. Иногда там уже кто-то валялся. Минута полусонной ругани, кряхтения, стонов, и лагерь затихал.
Глеб поднимался раньше всех. Деловито шагал за барханы — в туалет. Затем держал курс вдоль берега, против течения. Отходил километра на три и совершал утренний заплыв. Вернувшись, убирался, мыл посуду, реанимировал костёр. Заваривал чай в котелке… Его душа не выносила беспорядка.