— Девушка, нам, пожалуйста, бутылочку шампанского.
— Нет шампанского, красавец. Закончилось.
— Как это нет? А это что? — и Ваня достает из сумки (с ним всегда была модная спортивная сумка) бутылку шампанского, нарядную, как праздничная елка. — Девушка, садитесь к нам, выпейте бокальчик, а?
— Так я, мальчики, вроде как на работе, — замялась официантка, — и вообще мм… не положено.
— Да ладно, подумаешь, три минуты, — не отстает Ваня, — вы же устали. Вам нужен перерыв. Мы с вашим начальством, если что, договоримся.
Глаза у Вани синие, честные. Волосы блондинистые, кудрявые… Еще миг, и девушка (ее звали Наташа) сдалась. А после смены посидела с нами уже от души. Следом подтянулся Дима, тоже официант. За ним — Петя, какой-то менеджер. В итоге заведение стало «нашим». Заходили, как домой, в любой аншлаг.
Однажды Ваня ушел на дискотеку, на третий, «иностранный», этаж. Вернулся с начатой бутылью джина и негром, которого звали Патрик. Тот недавно прилетел из Сан-Франциско играть на скрипке в каком-то оркестре. Патрик легко влился в нашу компанию, ибо оказался забавным малым, не жмотом, любителем спиртного и блондинок. Кроме того, мы практиковали с ним английский. Ване же, наоборот, нравилось учить Патрика русскому языку. Например, он доставал мелочь и спрашивал:
— Паша, ну-ка вспомни, что это?
— Однушка. — без запинки отвечал Патрик.
— Правильно. А это?
— Двушка.
— Гут. А это?
— Трушка.
— Не трушка, а трешка, — исправлял Ваня, — хотя… эмм… Ладно, проехали. А это что?
— Пятушка?.. — сомневался ученик.
— Ха! Пятушка! Это пятачок. А ты Патрик — дурачок.
— Сам ти, Ванья, дурачок.
Вскоре «Паша» совсем отказался говорить с нами по-английски. «Глупи весч, — объяснял он, — иметь руски друсья и не виучить руски язык…» Он стал бывать у нас почти каждый вечер. Раз похвалился, что знает художественный свист, якобы выиграл конкурс дома. И тут же засвистел четырнадцатую Моцарта — насилу остановили. В другой раз, опять навеселе, исполнил «Кампанеллу» Паганини-Листа. Инструмент держал за спиной. Затем Патрик совершил ошибку — он покусился, и не совсем безуспешно, на мою девушку. Вообразите сюрреализм положения. Какой-то лиловый негр-свистун, из притонов Сан-Франциско, уводит девушку у меня! Без двух минут кандидата наук! Эх, дать бы ему в глаз, но мешали два обстоятельства. Патрик был не слабак и мог адекватно ответить. Или — еще хуже — пожаловаться куда следует, и вышел бы скандал. Все-таки иностранный подданный. Пришлось ограничиться воспитательной беседой. И Патрик осознал свою неправоту. А девушку у меня все равно увели. Кто б вы думали? Строитель-турок. Тянуло ее на горячих парней.
Только я отвлекся. Ведь рассказ не про девушку или Патрика. И уж тем более, не про турка. Рассказ про моего друга Ваню. С которым нам так часто мечталось, как уедем из совка — далеко. Навсегда. Вместе это казалось почти не страшным. Про Ваню, с которым, нетвердо шагая из ресторана «Юность» к метро «Спортивная», мы кричали в ночь: «Гуд бай, Америка, а-а-а…» Особенно нам удавалось вот это: «На-на-на-на-на-на-на-най-най!!!» А у метро Ваня сказал:
— Макс, если кто-то из нас свалит первый… Это, скорее всего, будешь ты. Ты же вытащишь меня отсюда?
— Само-собой, — ответил я, — какой вопрос.
И вот я свалил. Через два года получил новое гражданство. Через пять прилетел навестить родню и друзей. Время увеличило их объемы, но сократило число. Все легко уместились на кухне. Ваня явился последним, на белой «Ауди». Запарковался строго в неположенном месте, рядом с подъездом.
— Не боишься? — спросил я.
— В смысле?.. Аa. Не. Я с ментами дружу.
— А с бандитами?
— Полная любовь и согласие. Вообще ты отстал, — добавил он, — мыслишь боевиками девяностых. Бандитов давно нет, сейчас все по-другому.
— Это как?
— Ровно.
Ваня здорово поправился и стал похож на экономиста Гайдара.
— Раз чуть в харизму не дали на улице, — шутил он, — паспортом отмахался.
Когда мы остались вдвоем, я сказал:
— Ну что, поедем? Гостевую визу сделаю. А дальше можно продлять, есть варианты.
— Да нет, — махнул рукой Ваня, — ну что я там буду делать?
— То же, что и здесь.
— Да? А бизнес, магазины… Их куда?
Он встал. Закурил у окна, посмотрел вниз. На «Ауди», догадался я и сказал безо всякой надежды:
— Здесь продал, там купил.
— Э-э, блин, продал-купил! Сколько раз тебе говорил… А ты все не понимаешь. Считаешь, что это легко. Это очень нелегко… Они меня во как задолбали, эти магазины! Ладно, хоть у тебя там более-менее срослось. Когда тебя вспоминаем, каждый раз думаю: молодчище. Хоть кто-то из наших смог… Все, проехали. Подставляй стеклотару!
Педагог. Жена. Студентка. Врач…
Профессор филологии Антон Николаевич. Зарплата до восьмидесяти тысяч, плюс северные надбавки. В последнее время — меньше. Полную ставку уже не тянет: давление, возраст… Много лет бросает курить и сладкое. Еще давнее начинает бегать по утрам. Эрудит, симпатяга, плюшевый мишка в очках. Любимец студенток и кафедральных дам.
— Антон Николаевич! Вы здесь?
Мельком постучали. Показалась голова замдеканши.
— Пойдемте, ну где вы?! Все готово, ждем!
— Иду, иду.
Филолог затушил сигарету. Глянул виновато на пустые стеллажи, заклеенные коробки. Почти чужой кабинет. В деканате накрыли стол. Речи начальства звучали с обыденной фальшью. Будто на поминках, — думалось. Затем слово дали ему. Он поднял бокал.