- Давай! В машину! Домой! Быстро!
- Я не хочу домой! Не хочу в машину! – и по щекам слезы покатились. Вот дура мелкая. Дура, бл***, самая настоящая. Только подошел, как она ко мне всем телом прижалась, и я снова чувствую ее запах, меня ведет от него.
- А чего ты, мать твою, хочешь? – схватил за волосы на затылке, заставляя подняться на носочки и в глаза смотреть.
- Я тебя хочу. До боли хочу. Мне больно, понимаешь?- шепчет, губами мои губы ищет, и я сам уже понимаю, что это полный пи**ц. Да, больно. Мне тоже больно. Меня сейчас разорвёт к чертям.
Сделал с ней шаг к машине, и она уперлась в капот, а я в глаза ей смотрю и сатанею от этой мольбы, от лица её бледного и ресниц дрожащих.
- Где больно? – сильнее сжимая за волосы, а она меня за руку схватила и к груди своей прижала.
- Здесь всегда больно, когда ты рядом. Дышать больно.
И глухие удары её сердца в унисон с моими, вместе с трением её соска о грубую кожу моей ладони.
- Ты понимаешь, что я не мальчик, - зашипел в губы, - я тебя сейчас оттрахаю в этой машине, и тогда будет именно больно, очень больно, маленькая, - напугать грубостью, пусть сбежит, пусть оттолкнет. Давай, спасайся!
- Пусть будет больно, - и руку сильнее прижала, преодолевая натяжение в волосах, приблизилась к моим губам, выдыхая, - только прикасайся.
Приподнял, усаживая на капот, жадно целуя, сильно сжимая сосок, дразня, задирая другой рукой короткую юбку на пояс. Дрожит, но не сопротивляется. Подхватил её ногу под колено и поставил на горячую поверхность, а под крышкой мотор урчит, как и во мне голодный зверь. Резинки чулок и белые трусики. Порочно и невинно. Кожа матовая, шелковая, нежная. Накрыл пальцами, скользя по кружеву. Бляяяя***. Мокрые насквозь. Стонет мне в губы.
- Здесь больно? – отодвигая полоску белой материи, едва касаясь влажной плоти, со свистом выдыхая ей в рот.
- Дааа, - с рыданием, изгибаясь назад, опираясь на руки, и топ пополз вверх. Наклонился задрал его зубами и застонал, увидев её грудь. Небольшую, округлую, с маленькими розовыми сосками. Идеальная. Такая нежная. И хочется эту нежность рвать на части, грязно иметь, жестко трахать. Здесь, на этом капоте. В разных позах, оставляя отметины, синяки, засосы, а вместо этого осторожно по её лепесткам, там, внизу, задержавшись и поглаживая у самого входа, пока она тихо стонет, и резко вверх, отыскивая пульсирующий комок плоти между складками. Нашел. Слегка подразнил кончиком среднего пальца, останавливаясь и скрипя зубами. Пожирая её реакцию.
Дрожит, и я дразню уже уверенно, то сильнее надавливая на клитор, то лаская по кругу.
- Больно? – хриплым шепотом на ухо, жадно целуя подбородок, шею, ключицы, плечи.
- Дааа.
- Прекратить? – языком по дрожащим губам, и в глаза её смотрю, как они закатываются.
- Еще…
- Вот так?
Надавил сильнее, быстрее, и она поплыла, выгнулась дугой, я сам не поверил, что уже сокращается, пульсирует, вскрикивая так жалобно, что мне до безумия хочется войти в нее и выбить гортанные, низкие, жадные, настоящие. Кончила моя девочка. Такая чувствительная. Так быстро. Так чудовищно быстро. Глаза закрыты, а сама раскрытая для моих ласк и беспомощная. Скользнул средним пальцем в её невыносимую тесноту и сам громко застонал задыхаясь, почувствовав легкие спазмы. Наклонился к её бешено вздымающейся груди и прикусил сосок, втянул в себя. Закричала, выгибаясь, все еще сокращаясь вокруг моего пальца. Я не двигаю им, просто охреневаю от бешеного кайфа. От её оргазма. От запаха. Почти сам кончаю от выражения лица с широко открытым ртом и подрагивающими веками. Первый толчок, ловя изменения в приоткрывшихся глазах, а они снова закатываются. Второй, третий. Не глубоко, у самого входа, а так хочется на всю длину и двумя, тремя, до хрипоты, чтоб текла на руку. Как же хорошо в ней… горячо и тесно. Безумно тесно. Обхватил за горло, привлекая к себе, понимая, что дико хочется сдавить пальцы сильнее, чтоб хрипела и задыхалась… но я посылаю зверя на хрен. Мне хорошо сейчас. Мне дьявольски хорошо.
- Смотри на меня… Скажи моё имя.
- Маааксим, - глубже в нее, немного глубже и резче. Она сокращается опять, словно, не выходя из этого состояния, если так вообще, бл***, бывает, и утягивая меня за собой на ментальном уровне, когда ее наслаждение стало моим собственным, и я, как без кожного покрова, содрогаюсь, впитывая эти стоны. Слизываю с ее губ крики, слезы, каждый вздох. Вот так, маленькая. Сегодня больно не будет. Не здесь… и не со мной.
Прижал к себе, поглаживая по волосам. Сильно прижал.
«Не со мной» причинило адскую боль, так что внутри все выкрутилось, сжалось. Но я ни на секунду не забыл свой приступ ярости и свое желание сжать пальцы сильнее, сожрать её боль, услышать крики. Зачем ей эта грязь? Попробует – потом не сможет по-другому. Первый опыт всегда складывает модель сексуального поведения, и если я сейчас сделаю с ней то, что так люблю делать – она больше никогда не будет той нежной девочкой, которую я знал. Не хочу ей себя. Не хочу ей боль. А мне больше нечего предложить.
- Я люблю тебя, - прошептала очень тихо, а я сжал челюсти сильнее.
Не любишь. Увлечена, хочешь, летишь как мотылек на огонь, но не любишь. И я не умею. Ничего у нас с тобой не выйдет. Ты первая, кому я не хочу сделать больно, и поэтому сделаю сейчас. Ты быстро излечишься, а я спрячу твои стоны очень глубоко и далеко, туда, где никто не найдет, даже я сам.
Потом она спала в машине, укрытая моей курткой, а я смотрел на неё и курил. Много курил, вырубив музыку, слушая, как она дышит.
Утром отвезу домой и съеду от Графа.
ГЛАВА 10. Андрей
- С девчонки глаз не спускать, Фима сориентирует на местности, следите за всеми соседскими поселками и самим городишкой. Странно, что даже не озаботились ей фамилию сменить, так и оформили, как Беликову. Там, видимо, указания просто – держать рот на замке, а значит, кто-то из местных прикормлен, - я придерживал телефон, прижимая его плечом к уху, так как одной рукой держал руль, а второй доставал еще один сотовый, на ходу рассматривая дисплей. Он разрывался от звонков - вот что значит побыть «вне зоны доступа»… Ворон. Разволновался, видать, старик. В который раз уже звонит за последние несколько дней. Теплые отцовские чувства взыграли? Возможно…. где-то на очень большой глубине души, но сейчас ему скорее дискомфортно стало, что связаться до этого со мной не мог. Сидя в камере, я и сам ощутил, насколько это паршиво – пребывать в неведении, словно чувствуешь, как приходится отпускать из рук контроль. А это, хочешь не хочешь, вызывает не только злость или ярость, но и тревогу… Беспомощность, мать ее.
Я сбросил звонок, так как сейчас нужно узнать все насчет больницы, в которой Беликов залечивает свою дочь. Макс пробил информацию, и сейчас следовало бы копнуть поглубже. Мы действовали с разных сторон, и пока он налаживает связь с Таней, нам нужно получить то, на что она согласилась бы обменять свою помощь. Нам требовалась огромная услуга, поэтому обмен должен быть равнозначным, а еще лучше, если то, что предложим мы, будет важнее того, что она могла потерять. Мы должны были гарантировать ей безопасность и неприкосновенность. Ей и ее дочери. А для этого нужно не просто охранять девочку от возможных попыток перепрятать, но и понять, каким образом ее освободить, не спугнув раньше времени самого Беликова. Я понимал, чего нам может стоить малейший неосторожный шаг, сейчас мы не просто искали способ прикрыть свою спину, но и втянули во все это Татьяну, и она в случае согласия окажется на нашей ответственности.
Поймал себя на мысли, что как бы не иронизировали скептики, а в нашей жизни все же действует закон бумеранга. За каждый свой поступок придется рано или поздно ответить. Разница лишь в том – позволить этому бумерангу сбить тебя с ног или, задействовав все силы и ресурсы, поймать его на лету.
Особенно отчетливо я почувствовал это, когда переступил порог своего дома после СИЗО. Потому что там меня встретила пустота. Удручающая и тяжелая. Дом, который казался мертвым, потому что тишина, ставшая нем полноправной хозяйкой, была гробовой. Стены, шикарная мебель, крыша над головой, горничная, бесшумная, словно призрак, вышколенная охрана, больше напоминающая роботов, только улыбка и искренние слова Дарины наполняли его жизнью. А вот та, которая была сейчас самым дорогим человеком в мире, возвела вокруг себя стены, которые хотелось развалить к чертовой матери, и только боль и упрек, застывшие в ее глазах, меня останавливали.
- Андрей Савельевич, наши на месте сообщают, что в ближайшей к городу гостинице сделан заказ трех номеров на сегодняшний вечер. Что нам предпринять?
- Ничего, ждите на месте, я выдвигаюсь сам
Проверил в сообщении адрес больнички, который мне нарыла охрана, и вновь едва смог сдержать ухмылку. Беликов, конечно, наглец, притом абсолютно бесстрашный. Все это время их с Таней дочь находилась практически под носом, езды часа полтора от города, просто он блестяще умел использовать рычаги влияния. Поэтому отыскать пациентку простому смертному оказалось практически невозможно, да и скорее всего, сама Таня была уверена, что ее дочь за семью морями.
Решив, что дело лучше не откладывать, направился прямо в больницу.
Дисплей сотового опять замигал, извещая о голосовом сообщении.
“Андрей Савельевич, где же вы, и что мне говорить партнерам? Я не знаю, что отвечать.. - пауза… - Андрей, я уже места себе не нахожу...Ну куда же ты пропал? Ну где же ты? Я волнуюсь...Ну как же так?” - голос на записи был взволнованный, его обладательница тараторила, и я подозреваю, что и во всех предыдущих ее сообщениях одно и то же в нескольких десятках вариаций. Это была Ольга, моя секретарша. Хорошая девушка, вот только больно разговорчивая. Так и напрашивалась на то, чтобы я заставлял ее замолчать, наматывая копну густых блондинистых волос на кулак, ритмично погружаясь в ее горячий рот. Она отлично справлялась с горловым минетом, делала его с особым рвением и удовольствием, снимая мне напряжение трудового дня или стресс после очередных сложных переговоров. С ней было удобно, легко и понятно. Иногда даже забавно наблюдать за тщательными попытками казаться мне нужной. Типичная представительница охотниц за мужчинами, которая наивно предполагала, что удастся найти того, кто согласиться расплатиться за качественный и регулярный секс штампом в паспорте.
Я так и не дослушал до конца ее сообщение, зная, что не услышу ничего нового. Вместо этого, не желая откладывать неприятное, но неизбежное дело в долгий ящик, решил перезвонить отцу.
- Здравствуй, да, занят был. Как у тебя?
- Здравствуй, сын. Да нормально все, не подох еще. Что там с Беликовым? Дальше упирается, сучёнок ?
- Дело шьет, доказательства собирает - ничего нового. Обидчивым оказался…
- На обиженных воду возят...