VIII
Конечно, она не могла сдаться. Но она будет действовать подпольно. Социальной обязанностью Ланни было сопровождать свою мать и их лучшего друга на яхту. Оказавшись на борту, он считал своим долгом находиться на палубе рядом с Лизбет и рассказывать ей о достопримечательностях гавани. Показать остров Сент-Маргерит, где были интернированы немецкие жители Ривьеры во время мировой войны, и место, где он мальчиком видел подводную лодку, вынырнувшую из Залива в ночное время, и, место, где наблюдал, как взорвался и горел танкер. Он рассказал о рыбной ловле с острогой. О цветоводстве на Мысу и парфюмерной фабрике, где работали женщины, наполовину зарытые в лепестки роз, от которых у них болела голова. Всё это он старался рассказывать по-отцовски, но он знал, что девушка готовая к своему дебюту, не спутает подходящего мужчину со своим отцом. Она собиралась уплыть в Австралию и Бразилию, и он никогда, наверное, больше ее не увидит. Он не хотел, чтобы она унесла любые воспоминания или мечты, которые омрачили бы ее счастье.
Но судьба ещё не до конца сопутствовала Ланни и не стайке светских дам, сотрудничающих с судьбою и против Ланни. На это были причины, почему семья и гости Холденхерстов должны были попасть в объятия американского общества на Ривьере. По Ривьере скоро распространился слух, что Бьюти и Эмили играли в сватовство, восхитительную игру, в которой все желают всем успехов. Например, старая добрая Софи, баронесса де ля Туретт, она была еще баронессой согласно европейскому обычаю, хотя давно развелась со своим французским мужем и заменила его мужем из своей родной земли. Софи затеяла настоящее событие на своей вилле на другой стороне Мыса. Прием на открытом воздухе с негритянскими оркестром в красных и золотых мундирах и танцами на специально построенной для этого приёма площадке. Сооружение собиралось из секций, которые могли быть разобраны и перенесены в другое место из-за погодных условий. Скобяная леди из Цинциннати всегда получала то, что она хотела, включая хорошую погоду. Всё было похоже на первый день весны, и пришла вся светская публика, дамы в головокружительных костюмах и головных уборах, которые были созданы еще со времен Марии-Антуанетты.
Софи знала Ланни Бэдда с пелёнок. На стенах ее гостиной весели полдюжины французских картин, которые он привез из Испании и продал ей по цене, которой она могла похвастаться. Она устроила это шоу для прославления своего протеже. На лоджию выкатили рояль, и гости подтащили свои шезлонги и слушали, как Ланни демонстрировал технику своих пальцев, смесь полудюжины стилей, преподанных ему в отрочестве полдюжиной учителей, которых помогла выбрать Софи. "Сейчас ничего заумного", – скомандовала она. – "Они любят короткое и приятное". Так Ланни сыграл Рахманинова Прелюдию до-диез минор, которая вызывает у людей мурашки, хотя они и не знают, о чём идет речь, и, возможно, композитор тоже не знал. И на бис переложение для фортепиано Посвящение Шумана. "Я люблю тебя во времени и в вечности!" Лизбет Холденхерст никогда не слышала слова, но она получит эмоциональное возбуждение, если она хоть чуть разбиралась в музыке. В любом случае она поймёт своим молодым разумом, что здесь был талантливый человек, известный всем важным людям в этом ультрамодном месте, которые радушно аплодировали ему.
Кроме того, он хорошо танцевал. И даже если делал это без обожания, а дружески и уважительно, то это было, пожалуй, лучшее, что он мог бы сделать. В душе девушка была еще ребенком, взволнованным, но не испуганным. Это было на самом деле ее дебютом, и замечательным событием за пределами воображения. Все эти важные великие люди, многие из них иностранцы с титулами. Женщины смотрели на нее через лорнет, а мужчины пожирали ее глазами, даже старые. Ей нужен был кто-то, кто бы рассказал ей, что это европейское поведение, и ей не нужно бояться. Кто-то рассказал ей, кто есть кто, и откуда. Имена звучали романтично прямо из книг по истории.
На яхте у Лизбет был учительница, дама, которая давала ей уроки по истории и литературе каждое утро. Девушка училась, не утруждаясь, но какие-то обрывки знаний она получила, и, конечно, узнала географию в штурманской рубке яхты, видя, что маячит на горизонте. Она могла болтать по-французски, и когда она спотыкалась на слове, то краснела так изящно, что не было француза, который не простил бы ее. И уж, конечно, не на Ривьере! Они роились вокруг неё, как пчелы у блюда с сахарной водой. Они изливали свои чувства к ней на танцах, вводя её в значительной степени в замешательство. За десять дней стоянки Ориоля ее отец получил полдюжины официальных предложений по почте. "Французы быстро работают там, где есть американские деньги". – Так заявила баронесса Малой башенки, которая сама была обработаны таким образом, но теперь она сказала: "Никогда больше!"
IX
Бьюти Бэдд не делала никаких официальных предложений, это было бы не по-американски. Она просто пригласила отца и дочь в Бьенвеню. Никакой показухи, только тихий ужин по-семейному с Эмили и Софи с мужем, вот только такие другие гости. Бывшая натурщица предпочитала вечер, когда она могла глядеть на освещение во всех помещениях. Здесь в доме она могла показать, что она из себя представляет. На стене висела картина, на которой её изобразил Марсель, стоящей в дверях студии в полноте ее славы. А мисс Лизбет из Балтимора наверняка не могла бы увидеть ничего подобного в ателье художников Парижа. На противоположной стене была картина под названием Сестра Милосердия, которую сделал Марсель после того, как его лицо обгорело в первые дни войны, и после того, как Бьюти вернула его к жизни. Это была одна из самых известных картин современной Франции и демонстрировалась на персональных выставках в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и Берлине. В Мюнхене она была показана Гитлеру в Коричневом доме. И, хотя это не добавило ничего к стоимости произведения искусства, но, безусловно, помогло завязать салонный разговор.
На стенах этого дома были и другие работы Дэтаза, пейзажи и морские виды Мыса, Греции и Африки, которые были нарисованы Марселем во время круиза на яхте Синяя птица. Семья с Ориоля могла узнать, что другие люди, также, видели мир с палубы нарядного белого судна. Существует собственность доков и железнодорожных терминалов на Чесапикском заливе, и существует такая вещь, как владение сокровищами красоты, которыми человечество будет наслаждаться в течение веков. И кто, кроме зазнавшегося богача, мог решить, что является более почетным? Реверди Холденхерст, по-видимому, не входил в число ищущих ответа на этот вопрос. Он просто попросил принять себя в студии Ланни и показать ему больше картин. Перед отъездом он сделал робкий запрос на закупку пары картин для салона Ориоля. Он должен был быть осторожным в эти дни, сказал он. При новом порядке исчисления подоходного налога владеть и управлять яхтой было накладно. Но когда он узнал, что может выбрать пейзаж и морской вид за восемь тысяч долларов каждый, то решил прийти на следующий день и посмотреть их при дневном свете.
Ужин в один день и чай на следующий получились действительно дружелюбными. Ланни открыл хранилище, которое представляло заднюю часть его студии, а Хосе, хромой испанец, выносил картины и устанавливал их на мольберты для осмотра. Ланни произнёс одну из самых тщательно подготовленных лекций, чем произвёл впечатление и в то же ознакомил состоятельного человека. Так как деньги тратятся на искусство, то их можно истратить на хорошее искусство. А повышение общественного вкуса было не только занятием, а также средством для комфортного существования. Ланни оказывает помощь в создании нескольких коллекций, которые когда-нибудь будут открыты для публики, и он принял возвышенный тон, не только для того, чтобы произвести впечатление на своих клиентов, но и потому, что так оценивал свою работу. Кто-то должен был изучать, думать и сравнивать, распознавать художественные ценности и их денежное выражение. Если у людей нет для всего этого времени и они хотят совета эксперта, то Ланни Бэдд готов предоставить его им на комиссионной основе в десять процентнов. Они должны доверять его честности. И если в какой-то момент они показали бы сомнения в этом, то он посоветовал бы им найти другого эксперта.
X
Просмотр картин закончился, и Ланни показал красавице с Ориоля территорию Бьенвеню. Территория навевала воспоминания обо всей его жизни, и он рассказал ей о некоторых из них. Вторая студия была построена для Курта Мейснера, здесь в течение многих лет он готовился стать великим немецким композитором. Лизбет никогда не слышала о нем, и Ланни рассказал о Курте, конечно, не говоря о том, что он был любовником Бьюти, или, что сейчас он был нацистским агентом в Париже. Ланни упоминал нацистов только, чтобы рассказывать забавные и колоритные вещи, такие как, маршал Геринг держит львенка в своём доме, и убежище, которое построил сам Гитлер на вершине горы с единственным доступом через туннель и шахту, в которой бронзовый лифт поднимается на высоту около двухсот метров через твердые скальные породы.
Это было, как будто Ланни говорил: "А не хотите ли вы поехать в Германию и увидеть все эти увлекательные достопримечательности?" И снова: "А не хотите ли вы жить в этих домах и видеть эти виды и встречать этих друзей каждый день?" Он мог быть уверен, что Лизбет так думает. Без сомнения, ее отец делал то же самое, и, конечно, Бьюти, Эмили и Софи помогали всем, чем могли. К девушке приходят такие мысли о каждом мужчине, которого она встречает, она следует советам старших женщин и следит за тем, что думает мужчина. В ее сердце смятение, потому что это все так ново и необычно для нее. Она застигнута врасплох и у неё всё бьётся внутри и краска заливает щеки. Она должна принять важное решение, а иногда это сейчас или никогда.
Ланни понял, что Лизбет была в состоянии крайнего возбуждения из-за волнения. Мир для неё казался великолепным. Это всегда казалось трагичным для Ланни, потому что он знал, что это был во многих отношениях жестокий мир, и особенно тяжелый для женщин. Многие виды испытаний были перед ними, а те, кто жил лёгкой жизнью, часто были наименее подготовленными. Эта, как он понял, вела замкнутую жизнь, очень похожую на ту, что вела его собственная маленькая дочь Фрэнсис, теперь живущая в Англии. Другая "бедная маленькая богатая девочка" со слугами, обслуживающими ее и дающие ей все, что она попросит. Никогда не делающая никаких усилий, не ведущая никакой борьбы и не испытывающая никаких напряжений, ничего, что могло развивать её умственные мускулы. В результате она была женщиной телом, но по уму и характеру ребенком. Никто не мог сказать, какими способностями она располагала, даже она сама.
Он говорил с ней на ее собственном уровне. На этом маленьком пляже под ними он играл в детстве с детьми рыбаков. Они тащили маленькие сети, они одетые в лохмотья и босые, а он в плавках. Сети приносили странных существ. Он описал их, и Лизбет было интересно. На пляже у деревни, теперь усеянном почти обнаженными телами ищущих удовольствий, тридцать лет назад было лишь несколько купальщиков, и туда каждый день приходил странствующий скрипач. Мать Ланни подавала сантим, за который человек играл некоторое время, а дети танцевали и прыгали. Это тоже порадовало Лизбет, для которой развлечения всегда устраивали, и она никогда не знала, что ей хочется самой. Всегда гувернантка или кто-то ещё говорили ей, куда идти и что делать.
Ланни тактично задавал вопросы и решил, что у нее не было никаких следов того, что он называл "социальным" чувством. Она принимала великих и могущественных за тех, кем они себя объявляли. Она восхищалась ими и испытывала трепет, встречая их и выдумывая себе сказки о них. Она была снобом, но не самостоятельным. Она слушала мнения людей о себе, но никогда не пыталась спрашивать их. Богачами были те, кто имел право ими быть, потому что они были выше других. Бедные существовали для того, чтобы быть слугами, производить вещи, получать оплату и быть за это благодарными. Мир был садом наслаждений для семьи Холденхерстов и их друзей. И теперь Лизбет собиралась свободно вращаться в нем и делать то, что угодно ее фантазии.
Ланни мог бы научить ее некоторым из своих идей. Во всяком случае, он мог бы сделать слабую попытку, чтобы увидеть, какой интерес он мог разбудить. Но его язык был связан, его работа сделала его немым. Можно представить, что Лизбет говорит своему отцу: "Мистер Бэдд думает, что мы, богатые люди, имеем слишком много денег, и что подоходный налог справедлив". Можно представить, как она говорит гостям на яхте: "Мистер Бэдд считает, что на всех не хватает рабочих мест, и именно поэтому это вызывает недовольство трудящихся". Такая история могла бы дойти до ушей всего светского общества в течение нескольких дней. И как потом Ланни мог рассчитывать на конфиденциальные разговоры с Хуаном Марцем и герцогом Альба, с Шарлем Бедо и бароном Шнейдером, с Бивербруком, герцогом Виндзорским, а также с бывшим королём Испании Альфонсо? В юности Ланни подозревался в принадлежности к "розовым". Потребовались годы тщательных и тонких маневров, чтобы поставить себя в положение обитателя башни из слоновой кости и сочувствующего статус-кво. Даже его собственная мать и отец должны были оставаться в неведении, а людей, разделявших его тайну, можно было пересчитать по пальцам двух рук. Бернхардт Монк и супруги Пальма, президент Рузвельт и один из его помощников, а также члены семейства Помрой-Нилсонов в Англии. Это было все, и не должно быть больше.
Так что если бы Ланни попросил эту девушку выйти за него замуж, то он скрыл бы свою истинную сущность, и тем самым подвергнув опасности её счастье и своё собственное. Что она получит от его поездок в Германию, загадочных заметок и встреч на уличных углах в ночное время? От визитов в Вашингтон, о которых не может быть сказано ни одного слова? И предположим, что его схватили в Нацилэнде, как это несколько раз могло случиться в прошлом? Он мог бы услышать слова Лизбет, как он слышал слова Ирмы: "Какое ты имеешь право лгать мне? Если ты меня любишь, то почему ты не можешь доверять мне?" Имея в голове такие мысли, Ланни стал сдержанным. В то же время понимая, что эта сдержанность только делает его ещё более привлекательным.
XI
Холденхерсты должны были вернуть гостеприимство, какое им было оказано, и поэтому отец запланировал экскурсию. В первый же теплый и спокойный день, Ланни привёз свою мать и ее мужа, а Софи привезла своего мужа и Эмили к яхте около одиннадцати утра. И они отправились на восток вдоль побережья, с обедом на борту. В Монте-Карло они сошли на берег, посетили казино и испытали свою удачу в азартных играх. Они могли потанцевать или посетить киносеанс, пообедать в самом шикарном Сиро, а затем вечером вернулись домой. Восхитительная экспедиция для гостей, которые прошли семь восьмых пути вокруг света на Ориоле, и для учительницы французского языка и секретаря.
В ходе плавания Ланни оказался на палубе, прогуливаясь с хозяином, который только что послал ему чек на шестнадцать тысяч долларов, а теперь удивил его приглашением стать гостем для поездки в Соединённые Штаты. Они могли бы пройти вниз побережья Африки, но не высаживаясь на берег в районах лихорадки. Пересечь Атлантику в самом узком месте у Бразилии и нанести визит в Рио. Затем на север, возможно, в Гавану и на Багамы и во Флориду. Реверди всегда планировал свои круизы, чтобы прибыть в Чесапик по второй половине апреля. Но если дела призовут Ланни Бэдда, то он может сесть на самолет в Рио или в любом другом месте по пути.
Опытный человек сразу же понял, что значит такое приглашение. Он был тем, что его мир называл "подходящим", а Реверди был внимательным отцом, который не мог не отметить удовольствие своей дочери от компании этого подходящего человека. Реверди слушал разговоры Ланни, а также его игру на фортепиано. Он посетил его дом и познакомился с его матерью и людьми ее круга. Самое главное, он имел продолжительные разговоры со своим старым другом держателем салона в Каннах, которая знала как Ланни, так и Реверди с пелёнок и говорила с ними обоими, как мать. Реверди, не колеблясь, сказал ей, что было у него на уме, и задавал вопросы по поводу возможного зятя. Эмили объяснила развод Ланни полным эгоизмом Ирмы Барнс. Помогая составить этот брак, Эмили держала этот развод на своей совести, и она любила Ланни, как будто он был ее сыном.
Упомянула ли она, что отец Ланни никогда раньше не женился на матери Ланни и не разводился с ней, во что заставили поверить весь мир? Вероятно, так. Эмили знала горькую тайну и о самом Реверди, которая разрушила его семейную жизнь и воспрепятствовала его слишком суровому отношению к нарушениям других мужчин. Через несколько лет после женитьбы его строгая и добродетельная жена нашла его в объятиях горничной. Жена никогда не смогла простить его, несмотря на все его усилия искупить свою вину. Они никогда больше не были мужем и женой, хотя она держала дом и соответствовала всем приличиям. Она была красивой женщиной, богатой по своему происхождению, и посвятила себя музыкальной и другой культурной жизни своего родного города, который рос слишком быстро по её мнению. Реверди до сих пор обожал ее, и, возможно, как средство сделать жизнь терпимой, убедил себя, что жизнь целибата желательна для его деликатного состояния здоровья.
Несомненно, он принимал на себя много, планируя будущее своей дочери, не дожидаясь совета матери. Конечно, он делал это намеренно, когда предложил общительному и обворожительному Ланни Бэдду быть спутником дочери в течение десяти недель или около того. Лунный свет в тропическом и субтропическом климате, шелест воды под носом яхты и искры на волнах, шепот ветра в пальмовых ветвях на берегу, эти вещи, безусловно, не способствуют безбрачию. Что Реверди Джонсон Холденхерст говорил Ланни Прескотту Бэдду, всего лишь на десять лет или около того моложе его, можно было интерпретировать вроде этого: "Я предлагаю вам первый шанс перед всеми вздыхателями, которые будет ждать ее и начнут осаду сразу, когда она окажется под крылом своей матери".
И аналогично Ланни точно знал, что он делает, когда он ответил: "Вы оказываете мне честь, мистер Холденхерст, и я хотел бы принять её, но я только что получил письмо от моего отца, сообщающее, что он очень скоро будет в Париже, и требует, чтобы я сопроводил его в Германию. У меня тоже там есть бизнес, и обязательства, которые я не могу нарушить".
XII
Затем эти двое опытных человека поговорили о государственных делах. Реверди знал, что Ланни имел контакты с влиятельными людьми в больших столицах, и он спросил, каковы перспективы. Ланни должен был сказать ему, что он думал, что они были хуже некуда. Европа находится на грани войны, и вряд ли её можно отложить более чем на год. Ланни сказал, что ему было позволено рассказывать о подготовке в Германии, Франции и Великобритании. Он был в центре событий, потому что его отец производил истребители B-E P11 самую последнюю модель, хотя в Армии США у истребителя было другое название. Робби Бэдд поставил свое будущее на кон, веря в то, что такие самолеты будут решать судьбы народов, и теперь он выигрывал. Те же чиновники армии и флота, которые ранее оказывали ему холодный приём, теперь приезжали к нему, или звонили ему по телефону из дальних уголков мира. Раньше они были требовательны и медлительны. Теперь они будут принимать все, что смогут получить, и цена не была для них вопросом. Завод работал на полную мощность, как Робби мечтал о нём и обещал своим акционерам в течение многих лет.
XIV