Общепринятые правила хорошего тона, конечно, вынудили Ланни сопровождать свою мать и ее друзей к причалу, чтобы увидеть отплытие Ориоля из гавани. До этого все они взошли на борт и выпили. Лизбет выглядела свежей и прекрасной в простой матроске, и Ланни подумал, что у неё не будет много проблем в поисках мужа в Балтиморе.
Перед тем как они расстались, отец сказал: "Я, вероятно, зайду в Нью-Йорк, и я мог бы прибыть в Ньюкасл и поговорить с вашим отцом."
"Конечно", – ответил сын. – "Если вы там будете, то посетите нас?"
– Я прибуду на яхте. Я мог бы прийти прямо в Ньюкасл, прежде чем я приду в Чесапик. Я полагаю, что лучшим способом было бы прийти в Лонг-Айленд с востока.
– Любым способом постарайтесь избежать перегруженности порта Нью-Йорка и Ист-Ривер. Может быть, я буду иметь удовольствие видеть вас в Ньюкасле. Я всё устрою, если смогу.
Он не мог сказать меньше, ибо в предыдущем разговоре он упомянул, что он вернётся в Америку, когда разделается до конца со своими делами в Германии. По дороге домой он подумал и нашел странным, что человек, который был вдали от дома в течение более полугода, минуя свой дом, делает большой крюк только для делового разговора. Ведь легко было бы связаться с Робби по телефону и назначить встречу с ним в Нью-Йорке. Но при этом там не будет ни Лизбет, ни сына Робби!
Чем больше Ланни думал об этом, тем больше он тревожился. Может быть, что Лизбет полностью подпала под чары американца. Который был наполовину европейцем, который играл на фортепиано лучше, чем кто-нибудь, кого она знала, и читал интересные лекции по искусству, и кто, в то же время, знал всех известных людей, о которых дебютантка из Балтимора никогда не слышала, и который, казалось, проводит большую часть своего времени во дворцах и замках? И того, кто не бегал за ней и за деньгами ее отца, как это делают другие люди, а, наоборот, отверг ее вежливо, но твердо! Что он хотел, чего у Лизбет Реверди Холденхерст не было?
Может быть, что Лизбет рассказала об этой проблему своему отцу и потребовала его помощь? Девушка, которая всегда имела все, что она хотела, с трудом откажется без борьбы не получив того, что она хотела больше всего. Может ли быть, что приглашение Ланни на круиз Ориоля была ее идея? И что она тогда уговорила своего отца посетить Ньюкасл, штат Коннектикут, прежде чем вернуться в свой дом, чтобы увидеть человека, которого она хотела иметь мужем, прежде, чем увидеть даже свою мать?
Ланни понял, что его судьба все еще решается!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Золото будет тебе хозяином
9
I
ОТ РОББИ БЭДДА пришла радиограмма. Он был на пароходе и собирался в Париж. Так Ланни упаковал чемоданы и написал несколько писем. Когда он собирался спуститься к своей машине, почтальон принес открытку, подписанную "Брюгге" и сообщавшую: "Я хочу показать вам картину". Искусствовед очень обрадовался этому сообщению, так как оно было подписано кодовым именем его старого друга Рауля Пальма, о котором он сильно беспокоился.
В прежние времена "салонной розовости" Ланни радовался возможности побывать в рабочей школе в Каннах и не делал секрета из своих симпатий к идеям школы. Но теперь он не мог позволить себе даже пройти рядом с этим местом или показаться вместе с Раулем или его женой. Пока этот директор школы был в Испании, Ланни обычно писал Джулии Пальма, называя час, когда он сможет забрать ее на тёмной улице и отвезти ее в сельскую местность. Это гляделось подозрительно окружающим, но мало кто мог предположить, что цель встречи состояла в том, чтобы дать ей деньги на поддержку социалистического образования.
Теперь Ланни напечатал письмо, назначавшее свидание. Он не подписал его, но запечатал его плотно в конверте с адресом Рауля. На конверте он напечатал: "Заплати два франка предъявителю", а затем сел в машину и отправился в путь, который лежал через город Канны. Школа находилась в рабочем районе, называемом "Старым городом" недалеко от гавани. За два или три квартала Ланни припарковал свою машину и пошёл пешком. Обнаружив бездельничающего парня, он предложил ему четыре франков за доставку письма, два заплатит Ланни, а два получатель письма. Парень согласился, а Ланни вернулся к своей машине и сел читать утреннюю газету, пока его испанский друг не сел на заднее сиденье автомобиля.
В лесу дружелюбных дубов, которые, несомненно, не выдадут никаких секретов, Рауль рассказал, что случилось с ним за последние шестнадцать месяцев. Он ещё не отошёл от своих воспоминаний. Бомбёжки иногда прерывались, но их ожидание никогда. И даже сейчас, когда в небе над головой слышался гул самолета, сердце Рауля замирало. В Барселоне в течение последних нескольких недель царил кошмар голода, болезней и смерти. Этот сотрудник пресс-бюро МИДа был всегда слишком оптимистичен, надеясь, что вторгшиеся войска будут отогнаны. Потом он надеялся, что Франко поступит цивилизованно со своими захваченными врагами. Только тогда, когда он понял, что фашисты хватают каждого чиновника правительства лоялистов вплоть до скромного клерка или привратника и ставят их у стенки и расстреливают их без всяких церемоний, он решил, что его испанское достоинство позволяет ему бежать.
Дороги были забиты и непрерывно обстреливались из пулеметов с воздуха. Поэтому пришлось идти пешком по бездорожью, и Рауль ослабел от длительного недоедания. Он и двое его коллег нашли рыбака, который согласился за очень высокую цену отвезти ночью их на весельной лодке вдоль берега. Они считали это преимуществом, а также возможностью отдохнуть. Но, к сожалению, была лунная ночь, и они были замечены итальянским гидросамолетом. Пилот забавлялся бомбардировкой и расстрелом из пулемётов больших и малых судов. Рыбак и один из пассажиров были убиты, а лодка была изрешечена пулями. Раулю и одному из его друзей удалось выбраться на берег и на деньги, вытащенные из карманов мертвого рыбака, они купили ослика. По очереди, один верхом, а другой шёл рядом, они сумели проделать путь через всю страну и подпольно проникнуть во Францию.
II
И вот здесь был этот бывший директор школы, похудевший на десяток килограммов и страдающей от несомненной язвы желудка. Его деликатно точеные черты лица никогда не проявлялись так ясно. Своими грустными глазами и черными неподстриженными волосами он выглядел как один из святых Гойи. Но был по-прежнему оптимистичен, уверенный, что Мадрид будет держаться. Он был там и понимал дух народа. Узнав о зверствах в захваченных городах Валенсии и Барселоне, каждый мужчина и женщина поймет, что лучше умереть в бою.
Ланни должен был сказать: "Вы можете также забыть и Мадрид, Рауль, считайте этих людей мертвыми, а также всю Испанию. Нельзя противостоять бомбардировщикам и артиллерии с винтовками и револьверами, по крайней мере, больше нескольких недель".
Слезы текли по бледным щекам социалиста, и он не пытался вытереть их. Он слышал, как другие говорили то же самое, и обвинял их в пораженчестве. Но он знал, что сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт находился среди людей, которые решали судьбы народов. – "Это все товарищи, Ланни! Мы просто должны спасти их!"
– Мы просто не можем их спасти, Рауль. И зачем обманывать либо их, либо себя. Только несколько дней назад я разговаривал с человеком, который собрал деньги и уже внёс большую их часть. Чтобы то не было, он поставит оружие или уже поставил. Когда деньги уже в банке, а оружие закуплено и отгружено на борт судна, мы не можем это изменить, как не можем изменить приход весны или фазы луны. Давайте сосредоточимся на нашей следующей работе и попытаемся сделать её лучше.
– Что за работа, Ланни?
– Попытаемся спасти Францию. У нас здесь больше рабочих, и они лучше организованы, и если мы сможем заставить их понять, что затевается против них, то они могут начать действовать во время.
Так Рауль вытер слезы и вынул карандаш и бумагу и стал записывать то, что Ланни знал о Кагулярах, чей заговор свержения республики был раскрыт около четырнадцати месяцев назад, когда Ланни последний раз видел своего друга. Ланни не сказал от кого он получил эту информацию. Он старался быть всё более осторожным, ставя свои обязанности агента президента выше всех остальных. Но не будет никакого вреда рассказать о внутренних делах, которые Рауль изложил бы в статьях для социалистической прессы Франции. Такую помощь люди с обостренным чувством социальной ответственности могут оказать массам. И когда в последующие годы будут открыты архивы и раскрыты секреты, будет установлено, что в каждой стране были мужчины и женщины, боровшиеся против финансового деспотизма и находившие способы опережать своих противников.
Положение Марианны в изображении Ланни было на самом деле опасно. Кагуляры, или "Люди в капюшонах", были раскрыты, но никто не был серьезно наказан, а зачинщики заговора были настолько высокопоставленны, что они не были даже названы. Главы "двухсот семей", которые правили Францией, решили, что их интересы требуют свержения Третьей республики, а также создания своего рода диктатуры, которая переломила бы власть профсоюзов, как это было так эффективно сделано в Италии, Германии, Австрии и Испании. Сейчас заговорщики ушли "в подполье", но они были сильны, как никогда, и настроены решительно. Там были крупные промышленники и банкиры, члены кабинета и другие должностные лица, а также руководители армии и флота, такие люди, как адмирал Дарлан, генерал Вейган и маршал Петен, самые почтенные имена во Франции.
Такова была ситуация, а триумф Франко обещал её обострить. La patrie10 была в тисках, враги находились по обе стороны от нее, а другие были внутри. Средние классы Франции уже были под воздействием фашистского яда, и каждый день оплаченная пресса кормила их новыми дозами. Единственная надежда была на рабочих. Это была задача Рауля и его друзей, чтобы заставить их осознать опасность, показать им ненавистный образ фашизма и убедить их, что для масс это был вопрос о свободе или рабстве, жизни или смерти.
Директор был дома всего лишь несколько часов, но уже был проинформирован женой о ситуации в школе. Там в миниатюре отражалась ситуация, существовавшая во всей стране. Мир рабочего класса был разделен на фракции, которые использовали большую часть своей энергии в борьбе друг с другом, вместо того чтобы сосредоточиться на общем враге. Коммунисты, безусловно наиболее активная группа, стремилась следовать по стопам России. Они дошли до такой крайности, что утверждали, что с точки зрения рабочих не было никакой разницы между буржуазной республикой и фашистской диктатурой. Поэтому, зачем бороться за Францию? Все войны были капиталистическими войнами, а рабочие никогда не могли их выиграть.
"Мы учили рабочих пацифизму в течение столетия", – объяснил Рауль – "и почти невозможно заставить их забыть выученное, даже после того, что они видели в Испании. Некоторые из наших лучших ребят перешли к коммунистам, потому что Джулия настаивала на том, что сейчас Франция должна вооружаться".
Сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт произнёс: "Человеку трудно исповедовать пацифизм, когда его сосед под его домом устанавливает динамит".
III
Ланни передал своему другу пачку банкнот, достаточную, чтобы содержать школу еще два-три месяца. Это не было дорогостоящим мероприятием, ибо здание было старым и изношенным, а Рауль и его жена жили скромно. Жена изобрела тетушку в Париже, которая должна была быть источником средств. Таким образом, Ланни, купаясь в роскоши, мог успокоить свою совесть мыслью, что он делал что-то конкретное для рабочих Юга Франции, с которыми ему было запрещено иметь прямой контакт. С детства ему хотелось узнать о таких людях, с которыми он сталкивался в окрестностях, о рыбаках, крестьянах, рабочих парфюмерной фабрики. Но теперь он был приговорен жить среди этих жадных и чёрствых людей, которые называли себя grand monde.
Ведя машину по знакомой трассе route nationalle вверх по долине реки Роны, Ланни размышлял над путаницей этого мира, в котором должен находиться. Люди изобрели средства производства, способные обеспечить всех, но их умственное развитие не поспевало за техникой, и их нравственность отстала на столетия. Они всё еще оставались хищными животными, пытающимися обогатиться за счет других, и тем самым, заполняя свои сердца ревностью и ненавистью. Если кто-нибудь предлагал развитие кооперативных методов, его называли "чокнутым". Или, как Максин Эллиот назвала Уинстона Черчилля, "социальной угрозой".
"Тот человек в Белом доме", другая такая угроза, сказал Ланни: "Считайте себя солдатом, выполняющим приказ". Так сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт будет продолжать вести двойную жизнь, связываясь исключительно с лицами, чьи идеи и цели, он презирал, изучая их желания, говоря, что они хотели услышать, придумывая способы, как заставить их раскрыть ему свои сокровенные тайны. Потом он удалится в свою комнату, запрётся в ней и напечатает то, что он узнал, и найдёт способ, как всё благополучно отправить по почте. Он будет это делать даже со своим собственным отцом. И не будет беспокоиться об этом, потому что он делал своего отца счастливым, подарив ему надежду, что его сын стал послушным и тем, что его отец называл "здравомыслящим".
IV
В аэропорту Ле Бурже Ланни ожидал, готовясь отвезти на своём автомобиле в отель Крийон президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и выслушать новости о большой семье Бэддов и о городе Ньюкасл, штат Коннектикут. Семейство между собой не ссорилось и считало, что они ладят, как и положено в семье. Среди них были различные виды эксцентриков, но все они были горды собой и научились приспосабливаться к своему миру. Все они делали деньги, или, во всяком случае, жили на то, что сделали их предки. Все они должны были гордиться Робби Бэддом, хотели ли они этого или нет. И осознание этого доставляло Робби удовлетворение, куда бы он не ездил.
Они называли его сумасбродом, а позже авантюристом и игроком. Он начал новую азартную игру в возрасте шестидесяти лет или около того, когда разумный человек был бы осесть и заняться хобби, коллекцией старинного фарфора, или постройкой игрушечных кораблей, или посылкой миссионеров к готтентотам. Все старые Бэдды, леса кишели ими, трясли головой и говорили, что он вылетит в трубу. Подумать только! Боевые самолеты! Но он прошел свой упорный путь и теперь он сидел за игровым столом, готовясь загрести монету, ухмыляясь на тех жителей города, которые отказались принять его приглашение.
Даже Робби был удивлен недавним всплеском интереса к своему бизнесу и хотел, чтобы Ланни рассказал ему, что случилось в мире. Только четыре или пять месяцев назад премьер-министр Великобритании вернулся домой со слезами радости на глазах и сказал своим людям, что это был "мир для нашего поколения", а тут все сразу правительства Европы были захвачены безумный порывом увеличить свою военную авиацию!
Ланни сказал: "Наконец-то они поняли Гитлера".
– Ты думаешь, что англичане решили драться с ним?
– Они должны где-то встать на защиту, и они почти достигли точки. Кабинет разделен, и различные члены раскачиваются туда-сюда. Даже почти фашист Бивербрук решил, что они не могут постоянно идти на уступки.
Ланни должен оказывать своему отцу такие услуги, служить своего рода мировым разведчиком и предсказателем. Робби был похож на фермера, который знает, как сажать и правильно возделывать культуры, но ему нужно сказать, будет ли увеличиваться или уменьшаться спрос на урожай, и как лучше продать урожай сразу или использовать его для откорма свиней. Бизнес Робби предусматривал заказ большого количества разнообразных материалов, а также сотни устройств, которые использовались в истребителе, и все они постоянно усложнялись. Они должны прибывать в сборочный цех завода точно по времени, иначе все остальное будет тормозиться. Заказы должны были быть размещены заранее и редко могли быть отменены. Так, по-настоящему, это была азартная игра, на кону которой стояло всё, чего он достиг до сих пор. Всё зависело от его способности угадать, что будут делать через шесть месяцев правящие группы полтора десятка больших стран.
Это была работа не для деда. Но он, казалось, процветал под таким бременем. Он был общительным, крепким человеком, и только его седые волосы указывали на его возраст. Он только что прошёл осмотр врачей и ограничил себя коктейлем перед обедом и вторым перед ужином и одной сигарой после каждого из этих приёмов пищи. Он гордился своей способностью подчиняться этим строгим правилам и был разумным человеком, ставящим главные вещи на первое место. О чём он никогда не переставал заявлять. На первое место он никогда не ставил получение больших сумм денег. И страшно обижался на это всю свою жизнь и при малейшей провокации постоянно объяснял это своему идеалистическому сыну.