Безответственная британская пресса подстрекает их, не взирая на последствия для мира во всем мире. Даже сейчас, когда Мадрид собирается пасть, французские демагоги еще осуждают Франко и угрожают российским альянсом всей Европе. Это именно еврейские банкиры Парижа – "но я не должен рассказывать вам такие вещи, ведь вы, герр Бэдд прожили здесь большую часть своей жизни и понимаете ситуацию гораздо лучше, чем мы".
И так далее. Граф хотел тактично предложить герру Бэдду остаться в Париже на некоторое время, или вернуться после того, как сопроводит своего отца в Германию. Его помощь в консультировании сотрудников посольства и содействие развитию дружественных чувств между народами двух стран получит вечную благодарность не только от графа, но и от фюрера и всех его друзей в Германии. – "Я не решаюсь предложить любую награду человеку вашего высокого положения, герр Бэдд, но вы можете быть уверены, что, если есть что-то в нашем распоряжении, что вы захотите, то вам стоит только указать на это".
Действительно очень щедро. И Ланни сказал: "Будьте уверены, что я ценю вашу доброту, mein lieber Graf. То, что вы мне предлагаете, это то же самое, что рейхсмаршал Геринг предлагал мне более чем один раз. И то же самое, что фюрер предложил мне в Бергхофе. Я объяснил им обоим, что если я согласился бы на их предложение, как бы вежливо оно не было замаскировано, то я ограничу мою способность быть полезным для них. В первую очередь, они будут ожидать от меня больше, чем я буду в состоянии сделать, и, во-вторых, секрет скоро станет известен, и я потеряю те возможности, которыми я сейчас пользуюсь, встречая влиятельных людей везде, где я путешествую, и которые откровенничают со мною. Моя профессия искусствоведа приносит мне все, что мне нужно, и мне удобнее быть фрилансером и говорить то, что я думаю. Маршал Геринг был достаточно любезен и позволил мне продать некоторые из его картин, от которых он хотел избавиться, и это дает мне повод посещать его время от времени и рассказывать ему все, что я узнал, и что может быть полезно. Я буду рад сообщать вам это, насколько в моих силах. В Шато-де-Белкур есть много французских исторических картин, которые для вас, вероятно, не имеют особой ценности, а герцог де Белкур дал мне понять, что он смог бы рассмотреть цену на них. Если вы, как арендатор, согласились отказаться от них, то я мог бы заинтересовать ими некоторых из моих клиентов в Штатах, или рейхсмаршал мог бы иметь их для коллекции, иллюстрирующей различные периоды в истории Европы".
"Конечно, герр Бэдд, я не буду возражать. Я мог бы даже рассмотреть вопрос о приобретении одной из картин себе и предложить её в коллекцию рейхсмаршала".
Так всё было улажено самым элегантным способом, который можно себе представить. Граф считал, что этот учтивый американец так же хорош, как и цена, которую ему предложили. Очень дешево. Они могли бы перейти к обсуждению проблем Германии, ее надежд и страхов. А потом, заработав себе право на отдых, они отправились в ночной клуб с улыбками на четырёх лицах.
X
Шантеклер был местом ярких огней и очарования. Когда лимузин графа въехал в крытый подъезд, то его дверцы открыл величественный персонаж в пурпуре и золоте, а двери заведения уже открывал мальчик в небесно-голубой форме с четырьмя рядами медных пуговиц. Ланни, конечно, позвонил и заказал столик, рассказав Марселине, кого он привезёт. Так что все будет сделано при полном параде. Помощник церемониймейстера встречал их в переполненном вестибюле, кадр, знающий множество языков и хорошо умеющий кланяться. – "Bon soir, Ihre Hochgeboren", а затем: "Добрый вечер, мистер Бэдд".
Крашеные ночные бабочки, молодые, страдающие от недоедания, и бесконечно жалкие, роились в этом вестибюле, и одинокий джентльмен испытает большие трудности, пытаясь проникнуть в помещение без сопровождения. Но при такой помпезной встрече компания графа избежала назойливости. Церемониймейстер сам приветствовал их за их столом. Он знал, как правильно титуловать каждого, и когда он вернулся на свой подиум, то центр внимания был направлен на именитых гостей. Когда он представил их через громкоговоритель, каждый встал и "раскланялся". Члены посольства должны появляться в общественных местах, и аплодисменты, которые приветствовали их имена, показывали отношение к их странам со стороны тратящего деньги и ищущего удовольствия населения Парижа. Вид трех мужчин с только одной женщиной вызывал недоумение. Крашеные дамы жадно смотрели на них, проходя мимо. Обычно они бы представились, но в этом случае, вероятно, был дан какой-то тайный знак, который предостерег их.
Ланни заказал Поммри-Грено, что выглядело вывешиванием свастики над их столом. Они сидели, наблюдая представление среди публики, в котором пара юмористов отпускала шутки на счет политиков дня, в которых было полно жаргона и выражений, понятных лишь посвящённым, которые Ланни должен был объяснить своим гостям. Затем настала очередь Марселины. Взрыв музыки и она ворвалась в зал, одетая в довольно откровенные белые вуали, преследуемая своим партнером по танцам, юношей, которого она выбрала в казино в Ницце и тренировала уже почти год. Самой Марселине был всего двадцать один год, она упивалась своей юностью, свободой, успехом и деньгами, которые он ей приносил. Сам Ланни любил танцевать с детства и имел много учителей. Он начал учить свою сводную сестру, когда должен был держать ее за её ручонки. Позже, как ребенок, она попала в труппу танцующих детей на Ривьере Айседоры Дункан, и наблюдала великую артистку и слушала, как весь мир пел ей дифирамбы. В течение десяти лет она мечтала делать то, что делала Айседора. Прошлым летом она развелась со своим итальянским мужем и начала танцевальную карьеру. Она хотела подражать сначала Айседоре, а затем Айрин Касл, обеим американкам. Ланни говорил: "Никто никогда не видел ни одну из них танцевавших секс-танец. Они были молодостью, веселостью, весною. Пусть мужчины удовлетворяют секс своими фантазиями, если они хотят, и они будут. Но ты должна быть нимфой, которую они никогда не смогут поймать, мечтой, которую они никогда не смогут реализовать".
"Но разве это пройдёт в Париже, Ланни?" – возмутилась Марселина.
– Это пройдёт, если ты будешь делать это достаточно хорошо. Все знают, как быть соблазнительной, они знают все, что нужно знать. А у тебя единственный шанс быть другой".
Она имела успех в Каннах, потому что все ее друзья пришли в Coque d'Or, чтобы поддержать ее. Она была дочерью одного из величайших художников Франции, человека, который отдал свою жизнь за свою страну. Это была своего рода история, о которой легко писать и которую легко рассказывать. Солдат, горевший на разведывательном воздушном шаре, у которого обгорело лицо. Он носил на лице белую шелковую маску и выражал на холсте своё горе и ненависть к врагу. И, наконец, когда у la patrie наступили последние безысходные часы, он возвратился в бой и погиб на Марне. Кто мог забыть такую историю. Конечно, не на пресс агенты. Это были времена счастья Франции, и Марсель видел это и нарисовал. И вот пришла его дочь перевоплотить это в себя.
XI
Она гляделась красивой и грациозной в каждом движении. Она убегала быстрыми шагами, и ее робко преследовал ее партнер, словно боясь поймать ее. Возможно, она полностью исчезла бы, если преследование было бы слишком смелым. Она насмешливо бросала взгляды на него. Она сделала себя воплощением той счастливой безответственности, которой никогда не существовало в природе, но которую поэты приписали природе. Это была сама Марселина, говорившая: "У меня есть всё, что я хочу. Я самодостаточна. Ни один мужчина никогда не сможет удержать меня". Она чувствовала себя в достаточной безопасности от своего партнера, вызывая смеющиеся взгляды ужинающих, которым удалось поймать ее фантазию. Она пройдет рядом с ними, задев их просвечивающейся вуалью, а затем как колибри перелетит к следующей группе цветов.
Зная, кто пришёл с Ланни, она приготовила небольшое представление. Она остановилась, когда подошла к их столу, музыка также прекратилась. Её партнёр отступил, как будто в страхе от таких важных особ. Марселина поклонилась каждому из них, а затем протянула руку Ланни. Ей не нужно было ничего говорить, потому что она делала то же самое много раз в разных компаниях. Где бы они ни оказались, они развлекали своих друзей танцами. Они знали все прихоти друг друга, и одного слова было достаточно для целого танца. Ланни встал и взял ее за руку. Музыка заиграла вальс Венский лес, и они унеслись в танце. Церемониймейстер объявил: "Мадемуазель Марселина танцует со своим братом мистером Ланни Бэддом, Ньюкасл, штат Коннектикут". Странное индейское имя места за пять тысяч километров звучало гораздо более романтично, чем Ривьера, где каждый принимал солнечные ванны! Зрители аплодировали, и пара угощала их водоворотом белых вуалей, взлетающих, как сливки в сепараторе.
Они вернулись к столу на фоне шквала аплодисментов. Марселина, тяжело дыша, кланяясь во всех направлениях. Ланни посмотрел на своих друзей, и заметил, что младший из двух немцев смотрел на прекрасную танцовщицу с открытым ртом и восхищенными широко открытыми глазами. Марселина не преминула заметить это, как и то, что она видела. Это был красивый юноша, хорошо сложённый, солдат и аристократ в эффектной и элегантной форме. Его щеки пыхали здоровьем, а символический дуэльный шрам их не обезображивал. У Оскара были ярко-голубые глаза, и только сейчас они не видели ничего, кроме дочери Бьюти Бэдд и ее французского художника.
Она улыбнулась и протянула руку, и этого было достаточно. Молодой пруссак вскочил на ноги, поклонился в пояс и быстро занял место Ланни. Нет никаких "фантазийных танцев". Марселина не знала, на что он был способен, а пытаться и не суметь, было бы унизительно. Они будут танцевать так, как умели танцевать все джентльмены в те дни, серьезно и вяло. "Мадемуазель Марселина танцует с герром лейтенантом Оскаром фон Герценбергом, сыном Его Высокородия графа фон Герценберга из немецкого посольства в Париже". Объявление порадовало всех, Умиротворение было настроением и лозунгом часа. Ура нацистам фашистам и долой красных!
Ланни наблюдал молодую пару, так хорошо подходящую друг другу и так очевидно довольную друг другом. Его голова была полна мыслей, которые он не произносил. Марселина был глубоко обижена в своей личной жизни и в ярости она заявила: "Следующий мужчина, который захочет меня, будет платить". Будет ли платить этот красивый Юнкер? Чем он будет платить? Будет ли его отец, который содержал актрису, поддерживать идею своего сына следовать тем же курсом? Ланни мог видеть, что юноша был опасно обаятелен. И узнает ли Марселина о коричневорубашечниках таким же болезненным образом, как она узнала о чернорубашечниках? Он знал, что политические идеи ничего не значили для нее. Она была воспитана быть красивой, которой можно восхищаться, и, само собой разумеется, веселиться и развлекаться.
Один тур по залу был достаточен. Марселина вернула своего партнера на его место, а затем еще раз оркестр сопроводил ее полет от реальности. Ее партнер проводил ее уход со сцены вежливыми аплодисментами. Молодой пруссак с покрасневшими щеками и сияющими голубыми глазами воскликнул: Herr Budd, Ihre Schwester ist ein Frühlingslied!" Весенняя песня. Ланни знал, что в Париже скоро наступит весна, и что лейтенант Оскар не преминет снова прийти в Шантеклер, и что, если он пошлет свою визитную карточку танцовщице, она не отправит её туда, куда отправила много других, в мусорную корзину.
XII
Уикэнд в Шато де Брюин был для Робби Бэдда обязательным всякий раз, когда он посещал Париж. В противном случае чувства этой семьи были бы глубоко оскорблены. Дени отец не был приглашен на ужин, который барон Шнейдер давал Робби и французским магнатам, и вся семья знала причину. Дени и его два сына были в тюрьме, и, хотя это было честью, но это была также сенсация, бросающаяся в глаза, а очень богатые люди не любят вещи такого рода. Они предпочитают не демонстрировать то, что они делают, и содрогаются при мысли увидеть свои имена в газетах. Не все двести семей были солидарны с Кагулярами. И особенно тогда, когда этих "Людей в капюшонах" схватили, а в их дома нагрянула полиция, и были опубликованы фотографии бетонных укреплений, которые они построили на своих усадьбах! Дени к Кагулярам привёл Шнейдер, но теперь он уже начал думать, что, возможно, зашел слишком далеко, или во всяком случае слишком рано, и поэтому он оставил Дени без ужина, на который он пригласил де-Венделя и Мерсье и других, которые все еще играли с политиками кабинета. Дот был разрушен и вывезён, что было одним из условий, на которых эти трое были освобождены. Так что теперь сад говорил только о мире, который царил здесь семнадцать или восемнадцать лет назад, когда Мари де Брюин впервые привела Ланни сюда. Ветви деревьев и кустарников стояли ещё голыми, но земля была черной и влажной и уже теплой у стены, обращенной на юг, и несколько маленьких зеленых растений робко выглядывали из хорошо обработанной и хорошо удобренной почвы. Скоро будет весна, и абрикосовые деревья забросят свои ветви на стену, как виноградные лозы, устроят завесу из розовых цветов, прежде чем покажутся зеленые листья. А ирисы, фиалки и тюльпаны образуют внизу своего рода цветник. Седой старый садовник говорил Ланни: "Comme madame les aimait, m'sieu'!"
Из пяти женщин, которых любил Ланни в ходе своей пестрой жизни, Мари де Брюин была той, что дала ему больше всего счастья. Уже больше, чем десять лет её не было в живых, но все её вещи были на месте, цветы, пианино, книги. Секреты остались только в его памяти о ней. Сразу после ее смерти он получил то, что можно было бы представить духовной связью с ней. Но она прервалась, и у него был только один вопрос, на который он никогда не мог получить удовлетворяющий его ответ, существует ли еще где-то и в каком-то виде в этой странно непостижимой вселенной тот нежный благоприятствующий дух. И есть ли шанс увидеть ее или снова услышать ее голос. Две женщины, которые любили его в настоящее время были в этом мире духов. Мари и Труди, одна француженка, а другая немка, слишком разные во всём, как языки, на которых они говорили. Но обе были женщинами, и обе любили его, и они не ссорятся друг с другом в том месте, где не было никакого брака или разрешения на брак.
Мари, женщина несчастная в своём браке, завещала Ланни на смертном одре, сделать всё возможное для благополучия её двух сыновей. Ланни не знал, как называть себя, приемным отцом, отчимом, крестным отцом. Но здесь он был своего рода побочным членом семьи по обычаю, свойственному Франции. Он посещал их всякий раз, когда мог, и делал всё возможное, чтобы видеть их должным образом женатыми, а их семьи должным образом устроенными. Снова по обычаю французов, в чьих аристократических и католических семьях сохранились патриархальные отношения. Дени старшему шёл девятый десяток, и он чувствовал свой возраст. Это началось, по его словам, в тюрьме, хотя к нему относились с учтивостью и позволяли ему приобретать всё необходимое для комфорта. Попытка свергнуть свое правительство является древним и респектабельным обычаем в Европе, и только нацисты слишком жестко обходятся с этим.
XIII
В гостиной, полной старой мебели, книг и предметов искусства, перед камином сидели трое французов и двое американцев и говорили от всего сердца о своих двух странах. Все пятеро согласились, что обе страны находились в руках злых и некомпетентных людей. У Франции опасность была выше, потому что ей не хватало преимущества в пяти тысячах километров защиты океана. Франция должна заключить мир со своим наследственным германским врагом. Но этого ей не позволяют коррумпированные и некомпетентные политики. И в скором времени будет слишком поздно, а потом придет "l'irréparable". Под словом люди их образа мышления понимают войну между Германией и Францией.
Робби Бэдд много сказать не мог, чтобы утешить своих друзей. Он задавал вопросы армейским офицерам и предпринимателям, а также техническим специалистам, которых он привез из-за океана. Все согласились с тем, что французская авиация, по сравнению с немецкой, была в отсталом состоянии. Это было не просто потому, что бастовали рабочие и был распространен саботаж. Всё было так, но многие производители были некомпетентны. Заводы были небольшими, а отцы передали управление сыновьям, которые были робкими и старомодными в своих идеях и боялись тратить деньги на новые разработки.
Одной из самых больших опасностей, была концентрация производства самолетов в Париже и его окрестностях. Это было бы фатальным в военное время. О "децентрализация" бесконечно говорили, но ничего не делали. На юго-западе Франции было большое количество карьеров, которые предоставляли превосходные места для укрытия производства воздушных судов. Была проведена топографическая съёмка местности и вычерчены планы, но для запуска линий электропередач и железных дорог в эти места не было предпринято никаких шагов. Кроме того, и что было хуже всего, было пренебрежение производством двигателей. Любой может в спешке произвести самолеты, но двигатели требуются литейных цехов и точных инструментов. А Франция была страной второго класса в этой области. Для Робби Бэдда все эти беды были результатом так называемой дикой "демократии". Профсоюзы вмешиваются в политику и избирают демагогов, которые осмеливаются говорить бизнесменам, как им вести их дела. Хуже всего был Красный бизнес "национализации" авиационных предприятий, что для Робби в моральном плане означало разбой на большой дороге. Во Франции эта программа произвела хаос, ибо ни один производитель не знал, когда придет его очередь. И их деловая жизнь зависела от их знаний, каких политиков купить. Заводы, лишённые руководства, также выходили из бизнеса. Материалы не прибывают вовремя, следственные комиссии отрывают администраторов от их работы, стандарты были делом каприза, а рабочие места вопросом политических привязанностей. Все это знал Робби от своих собственных экспертов, которые разбирались в условиях на одном "национализированном" заводе с целью внесения изменений в самолеты Бэдда-Эрлинг согласно французских требованиям.
Ланни слушал этот рассказ о проблемах с тайным удовольствием, потому что он тоже говорил с этими же экспертами. И он знал их вывод о том, что этот правительственный завод находился в конкуренции с одним из самых мощных частных заводов во Франции, а частный нанял французского министра авиации в качестве частного адвоката. Помощник директора государственного завода, человек, ответственный за большую часть хаоса, информировал людей Робби, что ему не надо беспокоиться никаких расследований, так как у него было такое политическое влияние, что его нельзя тронуть. Эксперты Робби доложили ему этот факт, но Робби не счел его достаточно важным, чтобы упомянуть его в разговоре. То, что большая частная фирма делает во Франции, было именно тем, что Робби делал бы, если он столкнулся бы с конкуренцией правительства дома. Клин вышибают клином!
XIV
Дени де Брюин отец был акционером предприятия Бэдд-Эрлинг, так что у него был двойной повод желать, чтобы его страна была обеспечена этими самолётами. Контракт не шёл так быстро, как надеялся Робби. И Дени напросился на приём к генералу Гамелену, начальнику штаба французской армии, а также к человеку, который определяет, какое оружие, эта армия должна иметь. Дени приняли в Эколь Милитэр, где генерал занимал кабинет, который когда-то служил его великому начальнику Жоффру, чья конная статуя теперь стояла на площади перед этим зданием. Дени описал зал Луи XV, украшенный золотыми коронами и лилиями, а также большими картинами, представляющими битвы при Фонтенуа и Лауфельде, которые французская армия выиграла почти двести лет назад и которые мечтала повторить. Сам генерал был аккуратным маленьким человечком с круглой головой, яркими розовыми щеками и легкими шелковистыми усами, закрученными вверх на концах, как у кайзера Вильгельма. Он был дружелюбным и вежливым к главе старой французской семьи и обсудил с ним довольно откровенно проблемы la patrie. Стояла всё та же самая старая проблема, немцев было в два раза больше. И это вынуждало французов копать большие ямы в земле, выравнивать и покрыть их бетоном. Французские ямы назывались Линией Мажино, а немецкие ямы напротив называли Линией Зигфрида, и, по мнению французского начальника штаба, каждой армии суждено было в них провести много времени. Какая сторона будет достаточно безрассудной, чтобы выйти первой, несомненно, проиграет. Этот старый джентльмен достиг пенсионного возраста, но оставался на службе, потому что был единственным генералом, которого леваки ненавидели не очень активно. Он искренне заявил, что верит в самолеты, они будут полезны в получении информации и, возможно, в случае чрезвычайной ситуации в доставке продуктов питания и боеприпасов к конкретным укреплениям. Но использование самолётов в качестве активного наступательного оружия, в это он не мог заставить себя поверить.
Так что, по-видимому, заказ для Робби не собирался быть таким уж большим, как он надеялся. Он был, конечно, раздосадован и отметил, что, к сожалению, французы не смогли продолжить свои ямы вдоль бельгийской границы к морю. Они рассчитывали на свой союз с королем бельгийцев. Но монарх придерживался идеи оставаться нейтральным, если сможет, что поставило французских республиканцев в наиболее неудобное положение. Они оставили Робби альтернативу. Так ему необходимо держать свою линию сборки полностью загруженной, то, если он не сможет убедить французов защитить себя, то будет вынужден пойти на сделку с маршалом Герингом.
Дени старший, сильно обеспокоенный, сказал, что пойдет в понедельник утром на встречу с премьером Даладье. Человеком, которого он не любил, потому что тот был небрежно и не очень чисто одет и всегда пах абсентом. Аннет, очень смышлёная молодая жена Дени сына взяла на себя посещение дома 103 на Авеню Анри Мартена, где жила приятная голубоглазая Мари-Луиза герцогиня де Крюссоль д'Юзес, и попытку убедить ее в серьезности ситуации. Она была той, с чьим мнением считался больше всего премьер. И это был способ, как делались дела в современной Франции!
____________________________________
КНИГА ВТОРАЯ
Опасайся бед, пока их нет
14
____________________________________
ГЛАВА ПЯТАЯ
Повадился кувшин по воду ходить
15
I
ЧАРЫ ясной погоды позволили Ланни убедить своего отца ехать в Берлин на автомобиле. Они могли бы отправиться после рабочего дня и ехать вверх по долине Уазы ночью, провести ночь в Бельгии и добраться до места назначения в следующую ночь. Ланни имел собственные планы на машину, которой он хотел воспользоваться позже. А эксперты Робби вернулись в Коннектикут с чемоданом, полным документов, в том числе несколькими контрактами, не столь большими, как надеялся Робби. Но так всегда случалось в общении с политиками и военными. Это было неизбежной судьбой Робби общаться то с одной, то с другой стороной или сразу с обоими. И ему было бы трудно определить, какая сторона нравилась ему меньше. Для президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт величайшей тайной жизни было отсутствие гармонии между производством и сбытом. Если первое было так легко, то второе так трудно. Производительность была богом Робби, а плохой спрос на продукцию был для него адом, и во всех мировых религиях эти две силы конфликтовали.
Двигаясь на скорости ночью по прекрасной военной дороге с водителем, который знал её хорошо, отец обсуждал свои проблемы, прошлые и будущие. Он дал французам все шансы. Но они были настолько скупы, требуя долгосрочных кредитов и упорствуя с каким-то остервенением за каждую унцию того золота, которое лежало у них под улицами Парижа. Пусть их безумие падёт на их собственные головы. Не в первый раз Робби Бэдд объявлял, что все, что может случиться с Третьей республикой, не будет беспокоить его. Проблема теперь состояла в том, как получить как можно больше заказов из Германии. Но это требовало умелых действий, в Германии было очень мало золота, а американские банки в эти дни неохотно принимали гитлеровские бонны. Немецкие американцы все еще собираются вместе и хайлят друг друга и произносят нацистские гортанные речи под свое пиво, но когда дело доходит до инвестиций, то большинство из них предпочли AT&T. Об этом доктор Шахт жаловался Робби, и в этот раз он не лгал.
Весь путь из Парижа в Берлин Робби говорил, что не собирается иметь дело с Der Dicke, который уже не такой толстый. Он показал себя недобросовестным человеком. Но потом, ведь и все другие были бы не лучше в такой ситуации, в какой оказалась Германия? Толстый Маршал был настроен на войну. Почему ему не строить воздушные силы? В случае войны, Британия могла быть держать Германию в блокаде, и симпатии Америки были бы на стороне Англии. Всё, что Геринг дал Америке, он отдаст Великобритании, поэтому, естественно, он хотел бы получить как можно больше и отдать как можно меньше.