— Нам нужно поместить его в человека рядом с его сердцем. Частичка нашего сердца сама присоединится, изменив все тело, дав ему новую жизнь, замедлив процессы так, что они смогут прожить так же долго, как и мы. Но они могут и умереть так же, как мы. Если их обезглавят или тяжело ранят. Ласточкокрылые не смогут исцелить их после принятия нашей сущности, словно они стали частично драконами. Поэтому им нужно держаться от опасностей подальше.
— Подожди, что?
Эмануэль снова засмеялся.
— Они могут лечить только людей, Елена. Не драконов и не людей, принявших сущность драконов.
— Я этого не знала, — сказала я, глядя на шрам рядом с его сердцем.
Он был таким смелым, таким самоотверженным, поделившись с ней своей сущностью, она даже не была его всадником. Если бы я ничего о нем не знала, то одного этого уже было бы достаточно, чтобы понять, каким он был драконом. Я почувствовала и увидела, что придвинулась к нему ближе и стала дышать тяжелее, когда наши губы оказались рядом. Он прикоснулся рукой к моему лицу, глубоко вздохнул и аккуратно отодвинул меня от себя.
— Я не могу этого сделать, — сказал он и тяжело сглотнул.
— Прости, мне не следовало… — я старалась говорить ровно и не показывать обиды, но мне это не удалось.
— Дело не в этом, Елена, — он выдохнул с мягкой улыбкой, а затем втянул воздух.
— Тогда в чем, твой возраст? Вообще-то ты не тянешь на трехсотлетнего.
— Пожалуйста, не надо, ты для меня все усложняешь.
Я свела брови. Не понимаю.
— В Пейе возраст не имеет значения. Дело не в этом, и даже не в том, что ты принцесса. Я бы все сделал, чтобы найти кого-нибудь вроде тебя, но не могу.
— Из-за короля Гельмута?
Он снова хмыкнул и тихо застонал.
— Нет, и даже не из-за Гельмута. Он был бы рад, если бы я кого-нибудь нашел.
— Тогда в чем дело, потому что я ничего не понимаю?
— Елена, ты понятия не имеешь, как это тяжело, — он снова тяжело сглотнул, но собрался с мыслями и снова заговорил. — Ты мне нравилась с тех пор, как я увидел тебя, прячущуюся под курткой Люциана, когда мне впервые пришлось выводить тебя из Галереи.
— Это был ты?
— Люциан всегда просил меня о помощи, когда чувствовал угрозу или опасность, и я никогда не думал дважды о том, чтобы ему помочь, — сказал он. — Сейчас я бескорыстен, и ты понятия не имеешь, как это тяжело. Я не могу, потому что ты разобьешь мне сердце, когда Блейк наконец-то согласится на дент.
У меня вытянулось лицо, когда он это произнес. В горле клокотал гнев, а слезы угрожали пролиться.
— Блейк? — процедила я сквозь стиснутые зубы.
— Елена.
— Он не хочет иметь со мной ничего общего, Эмануэль. Меня уже тошнит от ожидания, когда же Блейк согласится на создание дента. Он никогда не согласится, — сказала слишком порывисто и собралась встать, но Эмануэль мягко взял меня за руку и остановил.
Я закрыла глаза, и меня затопили эмоции от злости и отвержения, все снова по вине этого высокомерного придурка. Мне жутко захотелось плакать, но не перед Эмануэлем.
Он взял меня за подбородок и заставил взглянуть на него.
— Хотел бы я, чтоб все было иначе, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Но я знаю Блейка всю его жизнь, Елена. Ты ошибаешься, считая, что не нужна ему. Он опомнится, и если я не остановлюсь сейчас, то встану на его пути, а он последний дракон, с кем бы я хотел сразиться. Я бы сразился за тебя в любой момент, но поверьте, ты и сама этого не захочешь.
Я снова закрыла глаза и захихикала.
— Это так несправедливо, — я закрыла глаза руками.
— Я знаю это, но, по крайней мере, в будущем у тебя кто-то появится. Для меня, такая как ты, появляется раз в тысячелетие.
Он притянул меня к груди и обнял.
— Он придет в себя, Елена. Если нет, обещаю, я заставлю его увидеть то, чего он не замечает.
Я хихикнула, но это больше походило на признание поражения.
— Ага, есть только одна проблема. Он не станет. Он слишком упрям для этого.
Он поморщился и вздрогнул.
— Я пойду, — он встал. — Прежде чем я сделаю что-то, о чем пожалею однажды, и ты мне слишком нравишься, чтобы ненавидеть тебя, Елена, — прошептал он.
Дверь открылась и оттуда, пританцовывая, появилась Бекки. Она уставилась на расстегнутую рубашку Эмануэля и выгнула бровь.
— Это не то, что ты думаешь, — сказала я, а Эмануэль лишь качнул головой и миновал ее широкими шагами.
— Ага-ага, — сказала она, провожая глазами Эмануэля, пока он не скрылся за углом.
Она повернулась ко мне. В стельку пьяная, как говаривал мой отец. Я до сих пор не знаю, откуда взялось это выражение. Она плюхнулась ко мне на диван.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты на это согласилась?
Я покачала головой.
— Я не могу согласиться на это, из-за того, что я сделала на арене.
Уголок ее губ пополз вверх, и она хмыкнула.