Толик и сам не знал, зачем сболтнул про газету. Так, сорвалось с языка само собой. Нет, ничего особенного он не имел в виду. Просто в местной городской газете время от времени на последней странице печатались объявления, что меняется двух- или трехкомнатная квартира на две однокомнатные, и все жители их небольшого города знали или, вернее, догадывались, что это кто-то просто разводится. Вот на такое объявление он и намекал. Но разве могла Мила додуматься до этого? Она удивленно посмотрела на него, хотела еще что-то спросить, но не решилась и отошла. Почти тут же у его парты вырос Сережка.
— О чем, милстив государь, изволили шептаться с прекрасной дамой?
— Не волнуйся, старик, совсем не о том, о чем ты думаешь. Просто продолжение воспитательного момента.
— О, я волнуюсь только из-за боязни, что мой друг может пасть жертвой излишнего внимания общественности.
Голова еще побаливала, и Толику не хотелось состязаться дальше в острословии. Он промолчал. Сергей понял и сменил тон:
— Потопали, старик.
— Куда?
— Лечиться.
Собственно говоря, Толику было все равно, идти ли куда или оставаться на месте. Он поднялся и пошел с Сережкой. Они вышли в коридор, потом спустились по лестнице на первый этаж, прошли через актовый зал и остановились около двери в кинобудку. Впрочем, она только называлась кинобудкой, а на самом деле давно уже перешла во владение участников школьной художественной самодеятельности и особенно эстрадного оркестра. Каждый «эстрадник» имел от нее свой ключ и, когда нужно было, пользовался этой кинобудкой, как своей комнатой. Кинобудка стала как бы своеобразным клубом старшеклассников: здесь они собирались в перемены и после уроков обсудить последние новости, посплетничать, а иногда и свести личные счеты. Здесь покуривали, особенно в слякоть и в морозные дни (в туалет мужчины-учителя иногда заглядывали, а в кинобудку почти никогда, да еще можно было в случае необходимости запереться изнутри), отсюда после школьных вечеров выносили по пять-шесть пустых бутылок из-под вина, а иногда и побольше.
Сережка, хотя и не играл в оркестре, но принадлежал к тем «избранным», у которых был свой ключ. Он отпер дверь, и они вошли. Толик огляделся. Бывал он здесь нечасто. И не потому, что его сюда не пускали. Совсем нет. Стоило ему захотеть, и сразу бы для него нашелся ключ. Ребята в школе, в том числе и десятиклассники, уважали его, частенько искали его дружбы, а порою и просто заискивали: еще бы, вратарь юношеской команды «Локомотив» — чемпиона республики! А не заходил он сюда просто потому, что ему нечего было здесь делать. Он не курил, в самодеятельности не участвовал, предпочитал заниматься спортом, сплетничать не любил, и прокуренный, спертый воздух этой маленькой клетушки был ему противен. Иногда он заглядывал сюда с компанией. А чтобы вот так вдвоем — в первый раз. Поэтому так внимательно и осматривал все в комнате.
Наверху в стене были прорезаны в актовый зал два маленьких окошечка. У стены стоял закутанный в черный чехол киноаппарат. Но пользовались им редко. В зале был плохой резонанс, и зрители с первой же минуты начинали вопить:
— Сапожники!
Поэтому учителя предпочитали показывать кино в своих кабинетах, тем паче, что в каждом теперь тоже были темные шторы и кинопроекторы.
Три другие стены были совсем глухие, поэтому свет шел только от мощной, в двести пятьдесят свечей, электролампочки, но настолько запыленной, что светила она не ярче, чем двадцатипятиваттка в прихожей Толиной квартиры. Киноаппарат стоял на невысоком, сантиметров семьдесят, помосте. Рядом с ним, на этом же помосте, стоял электроорган «Электрон», предмет гордости эстрадного оркестра и зависти всех других школ. Чтобы приобрести его, все комсомольцы школы работали лето в совхозе, заработали пятьсот рублей. Вот на эти деньги и купили его и три электрогитары, которые висели здесь же, на стене.
Пока Толик осматривался, Сергей отодвинул доску, скрывающую лаз под помост, и нырнул туда. Раздалось какое-то подозрительное бульканье, потом из-под помоста, пятясь, выбрался Сережка. Он протянул Толику стакан, наполненный мутной жидкостью серо-коричневого цвета.
— Что это? — оторопело спросил Толик.
— Мурцовка-марганцовка, нервно-очистительная, лечебно-укрепительная, изготовленная по последним рецептам.
— Тебя серьезно спрашивают.
— Не извольте гневаться, милстив государь, токайского, бургундского, французского, шотландского в наших погребах не держим-с, условия не те. Так что лопайте то, что дают.
Только сейчас до Толика дошло, что это вино. Он вспомнил пьяного отца, и его даже передернуло. Он отставил стакан на край небольшого стола.
— Не буду.
Серега понял его по-своему:
— Душа не принимает? Это бывает, когда накануне переберешь. Нужно пересилить себя, опрокинуть залпом, проскочит и полегчает. Ну давай, а не то еще черти принесут кого-нибудь.
— Просто не хочу.
— Боишься, что ли? Так никто не узнает. А если и узнает — вот беда! Все равно морально-кристальными, образцово-идеальными мы с тобой становиться не собираемся. Так что тяни, не раздумывай. На вот тебе конфетку на закусь, — он ловко развернул наполовину конфетку и, держа ее за фантик, протянул Толику. Тот еще секунду поколебался, но недаром говорили, что Серега и черта уговорить может. «А может, и в самом деле голова пройдет?» — подумал Толик и залпом опрокинул стакан.
— Проскочило? — деловито осведомился Сережка. — Ну и лады. — Он взял стакан, снова скрылся под помостом, налил себе, вылез и уселся на край. — Ну, будь не во вред, утоли мои печали и, дай бог, не в последний раз! — Он выпил, лихо крякнул и, расправив рукой воображаемые усы, снова обратился к Толику: — Еще по одной?
— Нет, хватит, — запротестовал тот.
— А что? Как это у одного поэта сказано:
Или мы не сыны страны,
Или мы за бутылку водки
Не закладывали штаны?
— Не хочу больше.
— Как знаешь, — немного оскорбился Сергей. — Была бы честь предложена, а отказаться — это уж твое дело. Ну а я еще разок приложусь.
Он снова скрылся под помостом и выбрался с наполненным стаканом. Потом они посидели, помолчали. Толик ощущал, как приятное тепло разливалось внутри. Головная боль если и не совсем прошла, то затаилась где-то глубоко, и он почувствовал некоторую благодарность к Сергею.
— По домам? — спросил наконец Сережка. — Ты на тренировку сегодня идешь?
— Приду, наверное.
— Тогда и я приду. Там и встретимся. А теперь — мне пора.
Они вместе вышли из школы.
— Чао, — махнул рукой Сергей на прощание.
— Ты куда? — искренне удивился Толик. Они жили поблизости друг от друга и домой часто ходили вместе. Толик думал, что так будет и на этот раз.
— Я на автобус. Мать просила приехать, взять кое-что.
Мать Сергея работала на Старом базаре, в одном из магазинов в нижней части города.
— А не боишься?
— Чего?