Когда она видела первого человека, который подошел трап, после того, как это было положено, Анна была поражена снова. Она узнала достаточно многие из римских униформ и знаков отличия, чтобы понять, что это должен был быть Белизариус. Но она никогда не изображала его так. Факт, что он был высок и широкоплечий пригодный ее изображение достаточно хорошо. Но остальные...
Она прочитала всю работу Макремболитиссы, таким образом она знала много о генерале. Несмотря на то знание — или возможно из-за этого — она вообразила своего рода современного Нестора. Мудрый, в мрачном виде пути; не старый, конечно абстрактно, она знала, что он был молодым человеком — но все еще так или иначе средних лет. Возможно немного серости в его волосах.
Она конечно никогда не думала, что он будет настолько красив. И столь очень молодой, чтобы сделать все, что он имел.
Наконец, поскольку он приблизился, она нашла якорь. Кое-что, что соответствовало письмам.
Улыбка генерала была изогнута. Она всегда думала, что была только Макремболитисса, потворствуясь в поэтической лицензии.
Она сказала так.
Белизариус улыбнулся больше crookedly все еще. "Таким образом мне говорят. Добро пожаловать в Железный Треугольник, Леди Саронайтс."
* * *
Генерал сопровождал ее от Victrix. Анна была освобождена, что он не предлагал ей руку, все же. Она была бы в гораздо большей опасности спотыкания за длинные и рваные юбки без обеих рук, чтобы держать их.
Она должна была сконцентрироваться так на той задаче, что она действительно не смотрела ни на что больше.
Они достигли относительно безопасной опоры причала.
"Леди Саронайтс," сказал генерал, "ваш муж."
Она искала, пораженный снова.
"О," она сказала. "О".
Там прибыл, тогда, самая потрясающая вещь всего того дня. Впервые за годы, Анна была слишком застенчива, чтобы сказать слово.
* * *
"Это не очень," сказал Калоподиус извиняющимся тоном.
Глаза Анны отодвинулись интерьер небольшого бункера, где Calopodius жил. Где она теперь жила бы также. Она не была не в состоянии заметить все небольшие контакты здесь и там — яркие, радостные небольшие ткани; распятие; даже несколько родных ремесел — так же как относительная чистота места. Но...
Нет, это не было очень. Только большая яма в основании, когда все было сказано и сделано, покрыто с регистрациями и почвой.
"Это прекрасно," сказала она. "Не проблема."
Она поворачивалась и уставилась на него. Ее муж, когда-то красивый мальчик, был теперь ужасно уродливым человеком. Она ожидала пустые гнезда глаза, достаточно верные. Но даже после всей резни она засвидетельствовала, так как она оставила Constantinople, она когда-то не рассмотрела то, что снаряд миномета сделает к остальной части его лица.
Глупый, действительно. Как будто шрапнель повиновалась бы правилам поэзии, и проникала бы в глаза так аккуратно как богиня в ткацком станке. Верхняя половина его лица была полным крушением. Более низкая половина была относительно немаркирована, за исключением одного шрама по его правильной челюсти и другой марке puckerlike на его левой щеке.
Его рот и губы, с другой стороны, были все еще, поскольку она неопределенно помнила их. Хороший рот, она решила, замечая впервые.
"Это прекрасно," она повторилась. "Не проблема."
Мгновение спустя, Illus и Абдул вошли в бункер, буксирующий ее багаж. Что оставляли из этого. Пока они не ушли, Анна и Calopodius были тихи. Тогда он сказал, очень мягко:
"Я не понимаю, почему Вы приехали."
Анна пробовала помнить ответ. Это было трудно. И вероятно невозможный объяснять, в любом случае. Я хотел развод, возможно ... казался ... странный. Еще более странный, хотя ближе к правде, был бы: или по крайней мере тянуть Вас назад, таким образом Вы могли разделить руины моей собственной жизни.
"Не имеет значения теперь. Я - здесь. Я остаюсь."
Впервые, так как она воссоединилась с ее мужем, он улыбнулся. Анна поняла, что она действительно никогда не видела, что он улыбнулся прежде. Не, по крайней мере, с выражением, которое было чем-то большим чем вежливостью.
Он протянулся его рука, экспериментально, и она двигалась к нему. Рука, нащупывание, погладила ее ребра.
"Бог на Небесах, Анна!" он душил. "Как Вы можете выдержать кое-что как этот — в этом климате? Вы будете тонуть в поту."
Анна пробовала удержаться от смеха; и затем, понимание наконец, где она была, прекратило пробовать. Даже в самых надменных аристократических кругах Constantinople, женщине разрешали смеяться в присутствии ее мужа.
То, когда она была сделана — смех был возможно немного истеричен-Calopodius, встряхнуло его голову. "Мы должны получить Вас сари, первая вещь. Я не могу иметь моей жены, умирающей на мне от изнеможения высокой температуры."
* * *
Calopodius соответствовал делу на слово немедленно. Несколько слов его помощнику-лагеря Люку, и, намного скорее чем Анна ожидали бы, истинная орда Панджабцев от смежного города были упакованы в бункер.
Некоторые из них были фактически там по делу, принося груды одежды для нее, чтобы примерить. Большинство из них, она наконец поняла, только хотело получить взгляд на нее.
Конечно, они были все удалены из бункера, в то время как она изменила ее одежду — за исключением двух родных женщин, опытной помощи которых она требовала, пока она не справлялась с тайнами иностранных предметов одежды. Но как только женщины объявили, что она была соответственно одета, толпе поклонников позволяли войти назад.
Фактически, через некоторое время Анна нашла необходимым оставить бункер в целом и моделировать ее новую одежду на основании снаружи, где каждый мог получить хороший взгляд на ее новое появление. Ее муж настаивал, к ее удивлению.
"Вы красивы," сказал он ей, "и я хочу, чтобы каждый знал это."
Она почти спросила, как слепой человек мог сказать, но он предупреждал вопрос с небольшой улыбкой. "Вы думали, что я забуду?"
* * *
Но позже, той ночью, он допустил правду. Они лежали рядом, натянуто, все еще полностью одетый, на поддоне в углу бункера, где Calopodius спал. "честно говоря, я не могу помнить очень хорошо, на что Вы похожи."
Анна думала об этом, на мгновение. Тогда:
"Я не могу действительно помнить меня."