«Вы, должно быть, Эндрю Моффитт», — сказала она. Она была в местном госпитале в Йоле — городе неподалеку от места ее жительства, прямо за границей Коба, в Ирландии. Дочь Моффиттов лежала на самой дальней кровати в продолговатой старомодной палате, вмещающей в себя восемь пациентов. «Да», — сказал он, быстро кивнув головой. «А это моя жена Ирэн».
Миниатюрная женщина, одетая в недорогое ситцевое платье, нервно кивнула. В ее больших зеленых глазах отражалась грусть, вокруг рта залегли глубокие от напряжения морщинки. Ее волосы были собраны назад и сплетены в косу в свойственной для жены фермера манере.
«Здравствуйте, Ирэн», — сказала Морган. Она потянулась и взяла Ирэн за руку, посылая ей мгновенное ощущение силы и мира. Ирэн одарила ее вопросительным взглядом и сразу же перевела его на мужа.
«Ирэн, вы кажетесь неуверенной», — голос Морган прозвучал мягко и сострадательно.
Глаза Ирэн заметались по палате, останавливаясь на бледной, худенькой девочке, лежащей в постели. Успокаивающее гудение — гудение машин наполняло небольшое помещение, чередуясь с постоянно повторяющимися звуковыми сигналами кардиомонитора.
«Я не поддерживаю эту затею», — призналась Ирэн пониженным голосом. «Мы католики, мы все. Я не хочу потерять мою Эми, но, возможно, это воля Господа». Ее лицо чуть сморщилось.
Морган положила свою огромную тряпичную сумку и преднамеренно послала окружающим еще больше сильных успокаивающих волн. «Я понимаю», — сказала она. «Насколько отчаянно вы любите свою дочь и молитесь за нее — за ее выздоровление, настолько же сильно вы против этой затеи, если она означает подвергнуть опасности ее душу. Или ваши».
«Да», — подтвердила Ирэн с облегчением и удивлением, что Морган понимает. Конечно, Ирэн не могла знать, что Морган воспитана набожными католиками Шоном и Мэри Грэйс Роулэндс и лучше других понимает страхи католиков по поводу колдовства. «Да, именно так. Я хочу сказать, она — мой ребенок, но…» Снова ее душили сдерживаемые рыдания. «Просто… Эйлин Кранах из церкви… рассказала нам о том, что Вы сделали для ее племянника Дэйви. Она сказала, что это было чудо, настоящее чудо. А мы так отчаялись… доктора не могут помочь Эми».
«Я понимаю,» повторила Морган. «Присядем здесь.» Она подвела Ирэн к пластмассовым стульям для посетителей и они присели рядом, затем подозвала Эндрю, чтоб он подошёл поближе. Низким голосом она сказала, «Я могу обещать вам, что во всём что я делаю никогда нет и не было злого умысла. У меня есть дар исцеления. Использование этого дара — это желание Бога. Посмотрите на это так: возможно это желание Бога привело меня к вам. Возможно Бог хочет это сделать через меня.»
Ирэн изумилась. «Но Вы не католичка», — прошептала она. «Вы… ведьма!» Казалось, само это слово уже пугало ее, и она оглянулась, чтобы убедиться, что никто больше этого не услышал.
Морган улыбнулась, думая о своей приемной матери. «Даже несмотря на это. Непостижимы пути Господни».
Безмолвная беседа последовала между Эндрю и Ирэн, переглядывающихся друг с другом. Морган сидела тихо, используя время для направления своих сенсоров на Эми. Эми находилась в коме. Из сбивчивого рассказа Эндрю Моффитта по телефону следовало, что в то время как брат Эми оттачивал на скейте причудливые трюки, скейт вылетел из-под его ног. Поблизости играла Эми, и край доски ударил ей прямо в шею, задев шейные позвонки. Однако Эндрю с Ирэн сразу не осознали степень полученных Эми травм, и в течение нескольких дней ее опухоль и рана всё ухудшались. При этом они даже понятия не имели об этом до тех пор, пока она не потеряла сознание на школьной спортивной площадке.
Ей сделали операцию шесть дней назад, но она до сих пор не пришла в себя.
«Сделайте для Эми что сможете,» сказал Эндрю, обращаясь к Морган. «Хорошо,» ответила Морган и это было все.
Из-за того, что она находилась в местном госпитале с людьми, постоянно входящими и выходящими, Морган не имела возможности использовать что-либо из своих явно заметных магических принадлежностей вроде свечей и ладана, четырех серебряных чаш. Однако, она незаметно вложила Эми под подушку большой неотесанный кусок гранита, чтобы помочь ей в восстановлении.
«Если вы можете, то попытайтесь удержать кого-либо от прикосновений ко мне и разговоров со мной», — шепнула она, и, с широко раскрытыми глазами, Моффитты кивнули.
Морган стояла у постели Эми, выпуская свои сенсоры и усиливая их настолько, насколько способна. Сейчас на Эми был надет аппарат искусственного дыхания, тем не менее, ее сердце билось самостоятельно и, казалось, остальные органы тоже работали. На шее у нее был разрез с торчащей из него толстой пластиковой трубкой. Именно с этого места Морган и следовало начать.
В первую очередь, главное. Морган округлила плечи и наклонила голову назад, затем вперед, избавляясь от какого бы то ни было напряжения и скованности. Она вдохнула и выдохнула, глубоко очищая свои легкие, чтобы расслабиться и сконцентрироваться. Потом, закрывая глаза, она тихо, не двигая губами, напела песнь силы, ту, что помогала абстрагироваться от внешнего мира и наполняла ее магией, ту, что увеличивала ее собственные магические силы. И магия пришла к ней, заструилась, как цветные ленты, развевающиеся по легкому весеннему ветру. Ощущая ее расцвет, Морган чувствовала бурлящую в ней неистовую любовь и радость. Она готова.
С легкостью перышка Морган коснулась двумя пальцами раны на шее Эми. Сразу же она уловила наркотик, притупляющий боль, рыхлую раздутость воспаленных клеток, многоуровневую ячеистость вреда, который всё нарастал, будучи не установленным до тех пор, пока Эми не потеряла сознания. Шаг за шагом Морган следовала по ранам, пока не достигла последней, наименее тяжелой. Затем, двигаясь по ним, как по ниточке, она сделала всё, что могла, чтобы исцелить их. Сгустки крови растворялись под устойчивой атакой заклинаний. Мускулы расслаблялись, сухожилия смягчались, вены приоткрывались. Разум Морган скользил по новым сетевым дорожкам, тонким, словно листья папоротника, веточкам энергии, и вскоре она ощутила бешеное пламя нейронных импульсов, бегущих по ним. «Любовь», — думала она. «Любовь и надежда, радость и жизнь. Блаженство жить и дарить. Как я благословенна». Эти чувства она передавала в сознание Эми.
Степень повреждений организма Эми была велика, но Морган излечивала их мелкими шажками, подобно тому, как постепенно осваивала различного уровня заклинания Викки. Словно инструментом, этими крохотными шажками создавались кусочки, соединяющиеся в какое-то поразительное целое. Морган посылала дополнительные флюиды на очаг разрушения, рассеивая его полностью… открывая новые дорожки. Она сняла опухоль с мышц и ускорила заживление кожи. Завершением первого этапа стало направление контр-энергии на позвоночник, где смещенный позвонок был зажат нервными окончаниями. Он встал на место, и Морган ощутила мгновенное облегчение и гармонию от этого. Она воздействовала на кости, чтобы они срослись. Поврежденные нервы медленно, кропотливо восстанавливались, обрастая новыми окончаниями в тех местах, где это требовалось. После этого она ждала и прислушивалась ко всем реакциям тела Эми. Оно оставалось вялым, но функционировало. С каждым ударом сердца оно становилось сильнее, работоспособнее, более расслабленным. Морган знала, что, чтобы ему полностью исцелиться, потребуется больше времени. Возможно, месяцы. Однако сейчас было положено отличное начало.
Сила Морган служила маяком. Исцеление всегда требовало очень большого количества энергии и концентрации, и после она чувствовала себя абсолютно истощенной. Это же был самый сложный случай, который, определенно, ослабит самочувствие Морган на несколько дней. Но дело еще не закончено. Тело Эми стало функционировать. Теперь надо найти ее саму. Не обращая внимания на свою усталость, Морган сосредоточилась даже сильнее, молча накладывая заклинания, чтобы соединиться с сознанием Эми в ритуале тат-меанма, объединить их разумы. Эми не являлась кровной ведьмой, поэтому это не легко для них обеих, способности Эми получать и отдавать энергию очень ограниченны. Дух Эми спал. Он был закрыт и недоступен, чтобы избежать весь ужас паралича, боли, хирургического вмешательства и моря страшных эмоций, от которых любой на месте Эми захотел бы избавиться.
— Эми? Ты здесь?
— Кто — ты кто?
— Я та, которая должна помочь тебе. Пора возвращаться. Морган была настойчивой и доброй.
— Нет. Это слишком отвратительно.
— Это больше не так отвратительно. Пришло время возвращаться. Возвращайся и увидишь своих маму и папу. Они ждут тебя.
— Они все еще здесь?
— Они бы никогда не оставили тебя. Теперь возвращайся.
— Будет больно? Голос был молодой и напуганной.
Немножко. Ты должна быть сильной и храброй. Это не будет ткк плохо, как это было прежде, я обещаю.
Очень постепенно и осторожно Морган возвратилась в свое тело и покачнулась, когда волна истощения накрыла ее. Однако она быстро пришла в себя, послала последнее сильное исцеляющее заклинание и открыла глаза. Она моргнула несколько раз и сглотнула, чувствуя, что вот-вот упадет. Медленно она убрала руку с шеи Эми.
С усилием она повернулась к Эндрю и Ирэн и слабо улыбнулась им. Потом, зная, что Эми способна дышать самостоятельно, она аккуратно убрала дыхательную маску с ее лица.
«Нет!» — закричала мама Эми, бросаясь вперед, чтобы остановить Морган. Ее муж схватил ее, и в следующее мгновение Эми закашлялась и стала давиться, затем сделала глубокий свистящий вдох, минуя трубку, которая все еще была на ее горле.
Ее родители смотрели в изумлении.
«Вам нужно позвать сестру, чтобы убрать трубку», — мягко сказала Морган, всё еще чувствуя себя лишь на половину здесь. Она еще раз сглотнула и посмотрела на часы. Три часа дня. Она приехала утром в девять. Она не замечала времени в процессе исцеления.
После этих слов Эндрю обратил на Морган внимание, и его густые брови обеспокоенно срослись воедино. «Сюда, мисс. Я налью вам чай». Неуклюже Морган отошла к стулу и рухнула на него. Эндрю вложил пенопластовую чашку чая ей в руку и, казалось, не заметил, как свободной рукой Морган сделала быстрое круговое движение над ней. Моментально она опустошила чашку наполовину. Это помогло.
Тревожные звонки Ирэн вызвали медсестру, которая, столкнувшись с тем неоспоримым фактом, что Эми дышит самостоятельно, убрала трубку респиратора. В шоке она смотрела, как Эми снова закашлялась и сделала несколько конвульсивных вздохов. Эндрю с Ирэн накрепко сцепили руки друг друга, наблюдая сверху вниз за своей дочерью. Затем осторожно Ирэн потянулась к дочери и взяла ее за руку.
«Эми, любимая. Эми, это — мама. Я здесь, моя любовь, и папа — тоже. Мы здесь, девочка.»
Морган потягивала чай. Больше она ничего не могла сделать. Эми должна была по собственному желанию вернуться.
На больничной койке бледная, неподвижная фигура казалась маленькой и хрупкой. Сейчас она дышала ровнее, лишь изредка покашливая. Внезапно в одно мгновение ее веки распахнулись, открывая пару зеленых глаз, таких же, как у ее мамы. Ее родители задержали дыхание и наклонились ближе.
«Эми!» — воскликнула Ирэн, в то время как к ним огромными шагами приближался доктор. «Эми! Любимая!»
Эми слегка облизнула губы, и ее веки снова затрепетали. Казалось, рот пытался произнести слово «Мама», а мизинчик на левой руке немного приподнялся.
«О Боже,» выдохнул доктор.
Теперь Ирэн плакала, целуя руку Эми, а Эндрю шмыгал носом, его морщинистое лицо скорчилось в улыбке. Морган допила чай и встала. Очень тихо она взяла свою тряпичную сумку. Похоже, сейчас сумка весила в три раза больше, чем утром. А ведь Морган до сих пор в часе езды до Уиклоу (город в Ирландии). Морган переполняло счастье, как всегда после исцеления, а также чувство выполненного долга и удовлетворения. Однако счастье отдавало горечью — оттенком горечи, появлявшемуся каждый раз, когда она кого-то исцеляла, со дня смерти Калэма… потому что, когда ее муж нуждался в ней больше всего, ее там не было, чтобы излечить его.