20
Найман (как мы помним) верно подметил: любовь и божественное у Ахматовой одно. Ясное дело – божественная любовь (любовь божества, впрочем, как и разделенная любовь к божеству) если не священна, то уж точно сакральна. Вот он (отчасти цитированный выше) ответ всем сразу – от Иоанна до Данте, Гете и Гумилева, всем, кто осмелился до нее рассуждать о слове-логосе и его сомнительной первичности. Название доброе: «Тринадцать строчек». Ровно тринадцать. Baker's dozen. Или просто: чертова дюжина (1963).
Тринадцать строчек
И наконец ты слово произнес
Не так, как те… что на одно колено –
А так, как тот, кто вырвался из плена
И видит сень священную берез
Сквозь радугу невольных слез.
И вкруг тебя запела тишина,
И чистым солнцем сумрак озарился,
И мир на миг один преобразился,
И странно изменился вкус вина.
И даже я, кому убийцей быть
Божественного слова предстояло,
Почти благоговейно замолчала,
Чтоб жизнь благословенную продлить.
Отсюда же печальный, не раз повторенный ахматовский афоризм: «Ромео не было, Эней, конечно, был». В смысле: до смерти верных любовников не бывают, божественных изменников – пруд пруди. Отсюда и «Сонет-эпилог». Здесь Ахматова скромно ставит себя рядом с Вергилием – проводником Данте (1962):
Сонет-эпилог
«Против воли я твой, царица, берег покинул».
«Энеида», песнь 6,460
«Ромео не было, Эней, конечно, был».
А.
Не пугайся, – я еще похожей
Нас теперь изобразить могу,
Призрак ты – иль человек прохожий,
Тень твою зачем-то берегу.
Был недолго ты моим Энеем, –
Я тогда отделалась костром.
Друг о друге мы молчать умеем.
И забыл ты мой проклятый дом.
Ты забыл те, в ужасе и в муке,
Сквозь огонь протянутые руки
И надежды окаянной весть.
Ты не знаешь, что тебе простили…
Создан Рим, плывут стада флотилий,
И победу славословит лесть.
21
В 1911 году юная Ахматова придумала свои знаменитые перчатки:
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки…
Запомним: левую перчатку на правую руку. Ну, а что сталось с брошенной правой перчаткой?
Оказывается, она залетела очень далеко. Удивительное дело: прямо в Палермо, туда, куда в 1964 году Ахматова приехала за дурацкой литературной премией.