Путешествия во времени. Миф или реальность - Чернобров Вадим Александрович 5 стр.


Версия о психической болезни была самой первой и самой логичной, я и сейчас, столько лет спустя, иногда возвращаюсь к этой спасительной мысли, и будь она правдой — все бы очень сильно упростилось в этой истории. Забегая вперед, скажу, что выяснял у местных медиков: человек он абсолютно здоровый в психическом плане. Наоборот, как я потом имел неоднократную возможность убедиться, он имел весьма ост-

о о т|

рыи и проницательный ум. Б ответ на мое прощание он отве­тил тем же банальным «до свидания», но поставленным ударе­нием как бы подчеркнул, что свидание состоится обязательно.

Нельзя сказать, чтобы сейчас идея путешествия во Вре­мени овладела массами, но в те годы всякое упоминание о собственном полете в машине времени служило пропуском в психиатрическую лечебницу даже лучшим, чем почти анек­дотичное утверждение «я — Наполеон!». Людей, которые могли поверить или хотя бы прислушаться к данному заяв­лению, было совсем немного: всего через пару месяцев в га­зете «Социалистическая индустрия» промелькнет маленькая заметка об известном физике Кипе Торне, который нако­нец-то теоретически обосновал возможность создания ма­шины времени, еще через год аналогичная книга выйдет у московского ученого Игоря Новикова.

Наверное, должен был поверить в это и я. Евгений Иосифович Гайдучок (рис. 3) не мог об этом знать, но дей-

Рис. 3. Е. Гайдучок (фото 50-х годов)

ствительно уже около года в одной из редакций лежала моя первая статья об опытах со Временем и о возможности со­здания машины времени. Редактор отдела по фамилии Чу­даков (в настоящее время — журналист на пенсии), сам, наверное, считал меня чудаком. А что бы подумал он и все остальные, если бы стало известно, что в погоне за лишними доказательствами написанного я связался с умалишен­ным?!! Лучшей дискредитации и придумать невозможно... Именно поэтому, и нипочему больше, я инстинктивно пере­страховался (в чем, вероятно, теперь и пытаюсь оправдать­ся перед самим собой за упущенные возможности).

Прошло, однако, около двух лет, любопытство посте­пенно взяло вверх, и, захватив с собой в качестве официаль­ного предлога для «нечаянного» возобновления разговора пару собственных, уже вышедших к тому времени статей на эту тему, я отправился в путь. Впечатление было такое, что Евгений Иосифович ждал этого визита, во всяком случае ни малейшего удивления по этому поводу не высказал. Разго­вор сам собой зашел о политике (самая модная тема времен перестройки), предстоящих выборах первого президента России... «Да, интересное время сейчас! — привожу его сло­ва не совсем дословно. — Однозначно в президенты изберут Ельцина, это всем понятно. Горбачев уйдет, СССР распадет­ся, война между армянами и азербайджанцами продолжит­ся, но при этом еще подошли вплотную к войне Молдавия, Грузия, Чечено-Ингушетия, Средняя Азия... Тут еще Укра­ина как зубная боль...» Рассказывал он в общем-то неверо­ятные вещи, подкрепляя выводы вполне логичными факта­ми; все это было чрезвычайно интересно, но пора было брать быка за рога.

Евгений Иосифович, все это достаточно убедительно, вы случайно не в Будущем про все это узнали? — Я на вся­кий случай улыбнулся, а вдруг его прежнее заявление о ма­шине времени было лишь шуткой?!

Нет, на самом деле я не так хорошо знал историю, да и многое успел забыть. Знал бы, что история мне может при­годиться, может, все не так бы было... — Он закурил папи­росы («Чертова привычка, никак не отвыкну!»), с самым серьезным выражением на лице устроился поудобней на сту­ле (как оказалось, надолго — на весь рабочий день) и стал говорить. Более удивительного и одновременно нереального устного рассказа ни мне, ни тому, кому я впоследствии да­вал послушать четыре полностью записанные кассеты, еще не приходилось слышать. Ввиду того что Евгений Иосифо­вич достаточно часто делал значительные отступления, рас­сказ привожу с большими сокращениями:

«Я был тогда, в XXIII веке, еще совсем молодым подро­стком. Однажды вдвоем вместе с девушкой, чуть старше ме­ня по возрасту, мы попали внутрь машины времени. Каким образом и с какой целью — эту тайну я унесу с собой в моги­лу... Мы собирались отправиться в гораздо более раннее Время, но так уж случилось, что в тридцатых годах вашего века мы потерпели аварию... Я сильно ударился головой, в таком состоянии лететь дальше не имело смысла. Спутница моя была не в лучшем положении. Но не физические трав­мы были страшны...

Ужас сковал нас, когда выяснилось, что поврежденная машина не сможет вернуть нас обратно!! Возможно, су­ществовал какой-то выход из этой ситуации, но я был тогда лишь несмышленым мальчиком и все, что смог придумать, — облегчить машину на вес самого себя. Пусть хоть один чело­век долетит домой, и поэтому без колебаний я затолкнул де­вушку внутрь. Кроме того, могло случиться так, что у маши­ны не хватит энергии долететь до XXIII века, но где бы она ни совершила вынужденную посадку, везде она оказалась бы ближе к своему Времени и дальше от вашего жестокого века. Остаться в XX веке гораздо страшнее, чем где-нибудь... попозже. Тем более что мы хоть и слабо, но все же знали, чем опасно то место и именно то время, где находились...

СССР, начало тридцатых...

Именно поэтому в вашем Времени остался я. Поначалу я надеялся на какую-то помощь, но никто за мной так и не прилетел... Из-за травмы я какое-то время болел, меня по­добрали добрые люди, и их семья стала впоследствии моей родной. И хотя отношение ко мне было хорошим, тем не ме­нее, признаться, я почти возненавидел это Время. Первый шок прошел, когда я впервые в жизни прокатился на вело­сипеде. Самые незабываемые впечатления!!! Да, и в XX ве­ке есть свои маленькие радости!..

Потом вырос, поехал учиться в Ленинград на библиоте­каря. Стал встречаться с писателями, в основном с молоды­ми, которые тогда только-только начинали робко пописы­вать, но которые, как я помнил, обязательно прославятся. Не удивляйтесь, что у меня теперь столько рукописей и авто­графов писателей.

Я помнил, что скоро должны начаться бессмысленные аресты и расстрелы ни в чем не повинных людей, которые впоследствии будут осуждены всеми, в том числе и самими советскими людьми. Насколько мелочны и бессмысленны все эти революции, войны, вся эта суета, если заранее знать, к чему это приведет. Мне, как человеку инородному в этом Времени, ни во что нельзя было вмешиваться. Да и не было никакого желания участвовать во всем происходящем, это как читать детектив с известным финалом. Но одно дело — знать о грядущих событиях, другое дело — суметь восполь­зоваться своими знаниями. У себя мы не привыкли особенно держать язык за зубами, да и к тому же я «знал слишком много», вот и сболтнул лишнего. Формальной причиной бы­ло то, что я будто бы таскал в кармане пиджака фотографию Сталина с проколотыми булавкой глазами...

...Камера, куда меня поместили, была маленькой, зато народу в ней — под завязку. «Статьи» были в основном «по­литические», хотя мужики сидели в основном малограмот­ные. Исключение составлял один офицер, его «подвел под статью» сосед, которому не нравились чужие огуречные грядки под окном; сам сосед сидел в соседней камере, на не­го «настучали» другие. Офицер же мне и подсказал, как мне выйти из тюрьмы живым. Он понял, что я парень умный, но в «современном моменте» ничего не смыслю. Теперь, когда надсмотрщик приносил в камеру ежедневную порцию бума­ги для курева, мужики подолгу терпеливо ждали, пока я из обрывков составлял фрагменты газет и устраивал им кол­лективные чтения. За компанию тоща я и втянулся в куре­ние (в Будущем не было такой глупой привычки), зато через пару месяцев в политике разобрался на «отлично». Помогло и то, что, в отличие от остальных, я знал истинные цели Ста­лина и Гитлера, а значит, мог читать «между строк»...

Перед войной меня освободили. Попал служить в аэро­дромную службу бомбардировочного полка вблизи Баку. Во время финской войны все опасались, что англичане начнут бомбить кавказские нефтепромыслы. (Действительно такие планы Англией готовились, хотя, по другой версии, это был намеренный блеф: разведка Великобритании в марте 1940 года лишь подбросила Сталину фильм, в котором намекала, что тяжелые бомбардировщики «Веллингтон» с базы коро­левских ВВС в иракском Масуле готовы нанести удар по тог­да единственному в СССР крупному району нефтепромысла в Баку. — В.Ч.) Я помнил, что Англия, наоборот, будет на­шим (именно «нашим») союзником, что бомбежка Баку бу­дет предотвращена «благодаря» действиям Гитлера, но... тюрьма кое-чему успела научить, и я «опасался» и «был бди­тельным», как все. И так же, как все,«верил» Сталину, согла­шался, что война с Германией вовсе не начнется в 1941-м.

Зато коща Гитлер «внезапно» напал, я уже в воскресенье 22 июня, коща офицеры были просто ошарашены, читал бой­цам лекции о германском зверином фашизме. Так и стал ко­миссаром, политработником. Рисовал плакаты, в Будущем умеют рисовать практически все, вот мне здесь это и пригоди­лось. Летчики всеща с удовольствием слушали мои политбесе- ды, особенно коща я анализировал дальнейшие ходы союзни­ков и противников. Надо было лишь не сболтнуть ничего из того, что станет известным только после войны...

Последние надежды на помощь из своего века исчезли, да­же если бы она прилетела теперь, она просто не нашла меня — так уж меня жизнь кидала из стороны в сторону! Прошел вой­ну комиссаром, потом объездил со своей эскадрильей практи­чески всю Восточную Европу, Север, Среднюю Азию, Россию. В том веке, откуда я родом, цены бы мне не было! Со стороны, конечно, они все основные события истории видели, но одно дело подглядывать незаметно из аппаратов, совсем другое — когда всю эту «историю» своими руками чувствуешь...

Обзавелся семьей, вышел на пенсию, так незаметно и жизнь к концу подошла. Здоровья уж никакого, так что до то­го момента, коща создадут первые машины времени, я не до­живу. Надежда была только на поисковые группы из Будуще­го, теперь найти меня проще, достаточно обратиться в пас­портный стол, но я сам стал частью Истории. А это приговор для меня: никто не имеет права забрать человека, от которого что-то зависит в Прошлом. Единственное, чем я могу «под­сластить себе пилюлю», — я оставлю им, современникам, ин­формацию. Я же знаю, какая именно информация о Про­шлом ценится в Будущем, рано или поздно они получат от ме­ня эту «посылку», пусть не поминают лихом...»

Я бы еще добавил за него: «...и считают в какой-то сте­пени разведчиком...»

...Он ушел из жизни 19 октября 1991 года (странное со­четание «девяток» и «единиц»), ровно через 2 месяца после августовского так называемого путча в Москве, который как раз и помешал мне приехать к нему в конце лета спустя год после последнего, четвертого или пятого, нашего разговора. Он умер за два века до собственного рождения.

Осталась его вдова, его ученики, его «посылка» и его личные тайны. Поначалу я предполагал, что, говоря о «по­сылке», он имел в виду именно своих немногочисленных, но верных учеников. Именно так он их и называл, хотя сам ни­когда не был учителем. Просто знакомился с соседскими мальчишками и девчонками, учил их рисовать, писать стихи и прозу, говорил с ними о непреходящих ценностях. Учил жить благородно. «Ученики» уж сами взрослые дяди и тети, но периодически слали до последнего дня Евгению Иосифо­вичу письма-отчеты форматом с приличную бандероль. Да, таким верным ученикам можно было доверить свою тайну, и они донесли бы нужную устную либо письменную информа­цию через детей и детей своих детей! Но... я обзвонил, на­верное, всех, осторожно интересуясь поручениями Учителя.

Нет, никто даже не догадывался о «великой миссии», каза­лось бы, столь знакомого человека.

Еще через полгода, как мне кажется, я узнал разгадку. В конце своей жизни Евгений Иосифович создал практиче­ски на общественных началах прекраснейший краеведче­ский музей. Поглазеть на диковинку приезжали даже из-за рубежа, особенным успехом пользовались им самим воссоз­данные украшения, оружие, бытовые предметы старины. Лично меня заинтересовала его «Лента времени» — огром­ной длины изображение всех основных исторических собы­тий одновременно по всей Земле от каменного века до... XXI века включительно! Правда, грядущие события изо­бражены несколько расплывчато, то ли автор подзабыл историю этого века, то ли не хотел допускать лишней и опас­ной информации... Но самый главный сюрприз, как выяс­нилось, был не в открытых фондах музея, а в его мастер­ской.

Тысячи, если не миллионы вырезок из журналов и газет, иллюстрации, документы, семейные и бытовые фотогра­фии, детские рисунки и дневники будущих писателей, обыч­ные письма — все, что как нельзя лучше характеризует на­шу эпоху с 1940 по 1991 год (есть и более ранние реликвии XVII—XIX веков). Большая часть собрания просто попала бы в утиль, как сгинули в печках и в мусорных ведрах пись­ма и открытки, совершенно бесполезные для наших пред­ков, но ценные для современных историков. Не сомнева­юсь, что попади это «полное собрание нашего века» в Буду­щее, из него бы узнали о нас сегодняшних не меньше, чем из фондов «Ленинки», а может, и больше. В отличие от госу­дарственных архивариусов, Евгений Иосифович старался подбирать не официально-помпезную информацию, а ту, что максимально была приближена к действительности, классифицированная по самым невероятным подборкам (от «Любви» до «Борьбы с генетиками»), она и есть сама жизнь со всеми ее красивыми и неприглядными сторонами. В то же время она — отражение нашей действительности в глазах будущих потомков. Зная разделы этого величайшего собрания, можно догадаться, что в Будущем изучение наше­го искусства ставят выше расследования военных преступ­лений, а темы любви, экологии, освоения космоса, сегод­няшних «нетрадиционных» наук интереснее заунывных официальных отчетов и репортажей.

Если это «полное собрание» и есть пресловутая «посыл­ка», то судьба ее не может не вызывать опасений. Еще при жизни владельца музей дважды подвергался опустошитель­ным налетам современных варваров. Евгений Иосифович относился к этому философски-снисходительно (как взрос­лые прощают неразумность младенцев) и каждый раз начи­нал с нуля. Вырезки, к счастью, не пострадали (для воров они имеют нулевую ценность), однако оставлять в музее их было уже опасно. В 1992 году для перевозки в надежное (как я надеялся) место газетных вырезок понадобилось... несколько рейсов грузовика!..

Теперь, коща есть возможность оглянуться назад, мож­но ли найти хоть какие-нибудь доказательства написанному выше? Его друзья и ученики, наверное, могут лишь расска­зать о «необычайно остром уме, умных глазах и... очень странной мимике лица». Именно так — совершенно непри­вычные для нас движения мышц лица могли нравиться или нет, но не могли не бросаться в глаза! Но, согласитесь, это еще не доказательство... А впрочем, чего же я хочу, чтобы в кладовке у его вдовы нашли плазменный бластер или пас­порт, выданный правительством Объединенного Человече­ства?! Этого не может быть в принципе. Не может, не имеет права человек, попавший в Прошлое из Будущего, оказы­вать сколь-нибудь существенное влияние на ход Истории. Если вспомнить даже его откровенный рассказ, то за все время он не упомянул ни одной технической подробности (разве что «кабина машины времени круглая», так о шаре как оптимальной форме для машины времени говорилось в подаренной ему статье, написанной мною), ни одного «опас­ного» факта (говорил о грядущих войнах и военных конфлик­тах, но это ровным счетом ничего не могло уже изменить).

Так что единственным доказательством можно считать лишь то, что описанное... могло быть в принципе и оно не противоречит никаким законам Природы! Впрочем, я и на этом не настаиваю. Если есть люди, которые добровольно или невольно доставляют нам откуда-то издалека подсказки к решению мучивших нас тайн, то почему мы должны требо­вать у них справки. Однажды я не поверил — и потерял многое, теперь Гайдучок уже ничего лично не расскажет. Впрочем, есть надежда, случай с Евгением Иосифовичем хоть и уникальный, но вовсе не единственный. Известно, по крайней мере, несколько случаев, когда на Земле появля­лись непонятно откуда люди с непонятными привычками, мимикой, жестами, знаниями. Были разговоры с подобны­ми личностями и у меня, но настолько долгих и обстоятель­ных, увы, больше не случалось.

Вернусь к тому, с чего начал. В 1994 году я впервые (выдержав трехлетний «мораторий» после смерти Евгения Иосифовича Гайдучка) описал свои встречи с этим более чем удивительным человеком, не называя, впрочем, тогда его фамилии. Писем было немного, и среди них одно из Ба­ку — от бывшего сослуживца по эскадрилье, который вспомнил, как «Женька предсказывал дату Дня Победы еще в самом начале войны!»... В 1995 году меньшая часть архи­ва Евгения Иосифовича, увы, сгорела, и мне стало тоскливо оттого, что пусть небольшая, но все же часть «посылки» не пережила и четырех лет хранения из тех 300, на которые она, по идее, рассчитывалась... В том же году я разговари­вал по поводу сохранения документов со своим другом Дмитрием Петровым, который специально для программы сохранения образцов с места Тунгусского взрыва разработал специальную капсулу из нержавеющей стали, заполняемую аргоном. По случайному совпадению гарантийный срок хра­нения в такой капсуле — как раз 300 лет! Но поместить в хронокапсулу можно лишь самую малую часть «посылки», а разделять ее, скорей всего, не стоит... Еще из последних со­бытий — спустя 5 лет после мужа, ровно час в час, 19 октяб­ря 1996 года, умерла его вдова — Елизавета Петровна. Ос­тались взрослые дети, сын и дочь Светлана. Теперь все уточ­нения можно было делать либо через них, либо через учеников Гайдучка. Время теперь позволяло расслабиться и спокойно вспомнить все услышанное и увиденное ранее.

До сих пор я до конца и не знаю, кем был Евгений Иоси­фович Гайдучок. Реальным путешественником, «унесенным ветром» Времени из Будущего, первым (известным для нас) хронотуристом, просто шутником или кем-то еще? То, что он действительно мог быть тем, кем себя назвал, я уже ска­зал. Непонятна цель — о нашем разговоре так никто от него и не узнал (в случае розыгрыша разве бы это скрывалось?). Невозможно объяснить, почему он «шутил» со мной и имен­но на такую тему. Почему о машине времени он заговорил именно со мной, может, правда читал мою (еще не написан­ную) книгу или хотя бы мельком слышал о ней — но в Буду­щем?! Не верится...

Впрочем, версию о шутке я откладываю в сторону. С другими он был всегда предельно серьезным, даже когда пи­сал 12-летним ученицам о самых глупых их личных пробле­мах. Теоретически могу представить себе человека, который смог бы так долго жить собственной выдумкой, но не могу объяснить, почему в таком случае, если он сказал неправду, полностью сбылись его предсказания? Нет, он скорей всего сказал правду, но... не всю правду? Быть может, его цель была заинтересовать меня и заставить относиться к себе с должным вниманием, а версия с «хождением за три века» — не более чем способ привлечь внимание? Помните профес­соров в повести Стругацких «Трудно быть богом»? Так вот они, чтобы добиться своей цели на планете с низшей циви­лизацией, иногда рассказывали о себе только самую неболь­шую часть правды — причем часть, наиболее правдоподоб­ную в глазах слушателя, такую, в которую он в силу ограни­ченности знаний может поверить. Может быть, правда о том, откуда на самом деле прибыл Е. И., даже еще более сложна, чем падение из XXIII века? И, сказав, что он при­был из Будущего, он упростил ее до минимума.

Опросы дочери, знакомых и учеников, в которых мне очень помогли Дмитрий Курков и корреспондент «Москов­ской правды» Екатерина Головина, выявили несколько но­вых интересных деталей, но они не прояснили, а скорее усложнили общую картину.

Дочь, Светлана Евгеньевна Булгакова-Гайдучок, при­зналась, что, будучи маленькой, слышала от отца множество удивительных историй про космодромы, межпланетные по­леты, удивительных «мохнатых» существ, про жизнь на Земле в Будущем... всего не вспомнишь... но воспринимала их как нормальные детские сказки, которые и положено слушать в детстве. От отца она отдалилась сразу после школы (уехала учиться), потом лишь регулярно навещала. Запомни­ла, как он часто ее поучал, что надо делать и что не надо, как вести себя с конкретным человеком, как быть с работой, что и когда нужно запасать. Благодаря этому они с семьей, на­пример, в конце 1980-х вовремя подготовились к пустым горбачевским прилавкам и заранее накупили соли, спичек, круп и всего другого. (Помните эти голодные дни?) Только годы спустя после смерти отца она впервые поняла, что бук­вально все, что он ей говорил, оказалось правдой, она не вспомнила ни одного несбывшегося предсказания.

Также много интересного нам сумели рассказать учени­ки и друзья: Алексей Николаевич Костин, Борис Анатолье­вич Борисов, Александр Александрович Гайворонский, Бо­рис Николаевич Гусев, Владимир Матвеевич Зимков, Шу­бин, Алексеев. Некоторых, таких как Грицаев, Владимир Посметухов и режисер Иван Широков, мы еще надеемся найти. Буквально во всех рассказах есть самые теплые и восторженные отзывы об уме, энциклопедической памяти, терпении Евгения Иосифовича, практически все вспомнили про его сбывшиеся предсказания, про рассказы о космиче­ских полетах и космодромах. В. Зимков даже запомнил раз­говор о машине времени. Обычно все эти темы поднимались Гайдучком, остальные, как они считали, втягивались «в эти фантазии». Откуда он все это брал? Кто-то говорит — «сни­лось ему, наверное», кто-то — «не помню». Зато помнят про рассказы Гайдучка о его собственных полетах в космос. Над услышанным не смеялись, вообще его «фантазии» восприни­мались как само собой разумеющийся факт. Директор Дома культуры, режиссер самодеятельного театра не мог не фан­тазировать, не придумывать какие-то новые сюжеты. Даже тему машины времени запомнили как... несостоявшийся сценарий для какой-то пьесы.

Смущает в рассказах дочери и друзей одна общая деталь. Получается, Гайдучок знал не только будущее всей страны и мира, но и будущее каждого отдельного человека. А этого, как вы понимаете, в школах будущего на уроках истории уже не преподают! Либо он ввел меня в заблуждение отно­сительно источника своих знаний о Будущем (действитель­но, в версию о школьных знаниях я быстрее поверил), либо я его просто не так понял. Скорей всего, тогда мне этого и знать не надо было — по его мнению... Но все-таки откуда знания? Или он ясновидец и прорицатель, по проценту пра­вильных предсказаний сравнимый с Нострадамусом, или... он все-таки прибыл из Будущего, а там его вполне могли обучить всему. Может быть, там это вообще преподается в школах? Он мог действительно родиться в Будущем (как он утверждал) и прилететь сюда, мог родиться здесь (как, есте­ственно, считает дочь) и слетать на время туда, мог попасть из Будущего к нам «в тонком теле»...

Во всяком случае, и дочь, и некоторые самые-самые близкие друзья, немного стесняясь, говорили, что всю жизнь Евгения Иосифовича преследовал странный, как они счита­ли, «недуг», который проявлялся следующим образом: Гай­дучок внезапно (трудно сказать, когда именно, иногда после минутного гнева на кого-то, хотя гневался он редко) отклю­чался и находился без сознания до нескольких минут (со­стояние, близкое к коме!), затем приходил в себя и, отды­шавшись, как ни в чем не бывало продолжал работу. По его словам, в эти минуты он летал куда-то, в том числе и в кос­мос, и в другое Время... Простите, скажете вы, но это не болезнь, это особо яркая медитация! Или что-то иное, еще более сложное для понимания?.. Возможно, что он совер­шил перелет во Времени вовсе не в машине времени, а рас­сказал про нее для простоты восприятия. Возможно. Но за­чем же он пытался информацию о нас передать и конкретно в XXIII век?

Интересную и неожиданную для меня деталь недавно узнала Е. Головина от новой свидетельницы (не будем пока называть ее имени). Она очень точно описала все, что связа­но с Гайдучком и его учениками. Мало того, подробно опи­сала меня (хотя мы не знакомы), мои разговоры с Евгением Иосифовичем, и заявила, что рассказал-то он мне не все, что хотел! Его смутило мое неверие (что правда, то правда), и поэтому сообщить он успел не все, что планировал... По словам этой женщины, он рассказал про машину времени еще одному человеку, и она даже описала его внешность... Теперь мы еще и этого человека ищем...

P. S. Написал я все это вовсе не потому, что хотел по­хвастаться своими знакомствами. Так вот, уважаемые со­временники сбежавшего из XXIII века юноши, для вас в первую очередь и было предназначено все написанное. За более подробной информацией не поленитесь обратиться лично к автору книги.

Нет лучше способа передачи информации в Будущее, чем печатное слово. Так что свой долг перед ним я выполнил.

Правда, то, что я рассказал только о нем, вовсе не озна­чает, что у меня была встреча лишь с единственным «стран­ным человеком». Отдельное спасибо тому неизвестному мо­лодому человеку, который на улице по-шпионски незаметно сунул мне в руки некие документы... И девушке, рассказы­вавшей о некой технике и намекавшей, будто она моя родст­венница (хотя я точно знал — среди ныне живущих такой тогда еще не значилось, лишь позже — родилась девочка с «нужным» именем)... И человеку, передавшему мне 21 де­кабря 1998 года через камеру хранения аэропорта Домоде­дово нечто такое, отчего я просто потерял дар речи на час... И остальным спасибо тоже. Но не пришла пора говорить о них, речь дальше пойдет не о личных знакомствах.

Назад Дальше