– О, прекрасно! Хм… вы сможете прийти сюда? Или нам лучше встретиться где-нибудь в другом месте? Хорошо бы сюда…
Паладин снова призадумался. Бласко должен будет дежурить до самого ужина. Он не из болтливых и не из любопытных, и не станет спрашивать, зачем да почему Оливио опять сюда пришел. Но все равно, есть риск столкнуться здесь с Каброни – ведь паладинов, стоящих на страже в подобных местах, капитан проверяет чаще обычного.
– Нет, сеньора. Лучше всего бы в парке. По крайней мере сегодня вечером там будет мало любопытных, в такую сырость.
Сеньора Ванцетти вздохнула:
– Хорошо. Тогда в восемь часов в гроте над прудом с русалкой.
Паладин поклонился и ушел, сдав караул Бласко.
Всю вечернюю молитву он всячески старался сосредоточиться именно на молитве, а вовсе не на том, зачем же он понадобился Магдалине Ванцетти. Получалось плохо. Настолько плохо, что старший паладин Теодоро, до придворных отслуживший двадцать лет храмовником, это заметил:
– Оливио!!! Не знаю, о чем ты думаешь – но только не о богах. А ну, живо – седьмой псалом Деве!
Делать нечего, Оливио поднялся, вышел вперед, встал у алтарной ниши и, сложив руки у груди в молитвенном жесте, затянул псалом. Голос у него был хороший, так что оскорблением богов его пение не стало, но псалом был сложный и довольно длинный, требовал полного сосредоточения. И вообще его исполнение входило в набор паладинских духовных практик. Особенно когда паладину надо было в чем-нибудь покаяться.
Каяться Оливио было не в чем, и потому он со спокойной душой и старательно отпел псалом, не пропустив ни одного слова и не нарушив ритма, так что Теодоро даже в конце молитвы похвалил его.
Закончив молитву, паладины разошлись, и Оливио все-таки сумел улизнуть в парк прежде, чем его нашел наставник.
Грот над прудом с русалкой популярностью у придворных не пользовался: стоял на холмике, к нему вела довольно крутая лестница из нарочито грубого камня, со ступеньками разной высоты и ширины. Внутри было очень неуютно: мох, плющ, щели, в которые задувает ветер. Сам пруд тоже навевал мрачное настроение: заросший тиной и кувшинками, с позеленевшей статуей страшненькой русалки. Все это было сделано лет пятьдесят назад, когда в моде был этакий кладбищенский стиль. Хвала богам, эта мода быстро кончилась, и тогдашний король переделал парк, но для истории оставил пару уголков вроде этого.
Оливио быстро забрался по лестнице в грот и увидел там Магдалину Ванцетти, грустно сидящую на растрескавшейся каменной скамье. Рядом стояла внушительная картонная коробка.
– Добрый вечер, сеньора, – поклонился паладин. – Времени мало, давайте перейдем к вашему делу.
Это было не очень-то вежливо, но правдиво – времени действительно мало. Магдалина всплеснула руками:
– Да, да… простите, что отнимаю ваше время, но… мне правда больше не к кому обратиться, кроме как к паладину. Видите ли… если мой супруг узнает… Ах… О, нет, не подумайте только – я не совершила супружеской измены, – сеньора Ванцетти бросила на паладина испуганный взгляд.
– Сеньора, что бы ни случилось, я никому ничего не скажу, слово паладина, – сказал Оливио. – Разве что это не государственная измена, конечно. И не еретические практики. Вы же, надеюсь, не…?
– О нет, конечно же нет, – яростно замотала головой Магдалина. – Это дело касается моей чести и чести моего супруга. Ох…
– Тогда расскажите о сути вашего дела, потому что я не смогу вам помочь, не зная, как вам помочь, – Оливио стоял напротив нее, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел. Он не отличался особенными паладинскими талантами, но соблюдал устав, придерживался обетов, а к тому же сегодня хорошо помолился, потому сейчас чувствовал, как его наполняет особенная сила. И благодаря этому видел, что дама действительно нуждается в деликатной помощи, и что она и правда не совершила ничего предосудительного, по крайней мере в последние пару месяцев.
– Хорошо. Под ваше честное слово, сеньор Альбино, – Магдалина вздохнула. – До замужества я… была неосторожна. У меня был кавалер, но не из числа придворных. Я… признаюсь откровенно – имела глупость связаться с магом.
На лице паладина ни мускул не дрогнул, но на самом деле он наконец-то заинтересовался делом всерьез.
– И что самое плохое, сеньор паладин – с магом из свободно практикующих. Ах, если бы это был армейский, придворный или маг из академии!!! Он бы не посмел…
– О, прекрасно! Хм… вы сможете прийти сюда? Или нам лучше встретиться где-нибудь в другом месте? Хорошо бы сюда…
Паладин снова призадумался. Бласко должен будет дежурить до самого ужина. Он не из болтливых и не из любопытных, и не станет спрашивать, зачем да почему Оливио опять сюда пришел. Но все равно, есть риск столкнуться здесь с Каброни – ведь паладинов, стоящих на страже в подобных местах, капитан проверяет чаще обычного.
– Нет, сеньора. Лучше всего бы в парке. По крайней мере сегодня вечером там будет мало любопытных, в такую сырость.
Сеньора Ванцетти вздохнула:
– Хорошо. Тогда в восемь часов в гроте над прудом с русалкой.
Паладин поклонился и ушел, сдав караул Бласко.
Всю вечернюю молитву он всячески старался сосредоточиться именно на молитве, а вовсе не на том, зачем же он понадобился Магдалине Ванцетти. Получалось плохо. Настолько плохо, что старший паладин Теодоро, до придворных отслуживший двадцать лет храмовником, это заметил:
– Оливио!!! Не знаю, о чем ты думаешь – но только не о богах. А ну, живо – седьмой псалом Деве!
Делать нечего, Оливио поднялся, вышел вперед, встал у алтарной ниши и, сложив руки у груди в молитвенном жесте, затянул псалом. Голос у него был хороший, так что оскорблением богов его пение не стало, но псалом был сложный и довольно длинный, требовал полного сосредоточения. И вообще его исполнение входило в набор паладинских духовных практик. Особенно когда паладину надо было в чем-нибудь покаяться.
Каяться Оливио было не в чем, и потому он со спокойной душой и старательно отпел псалом, не пропустив ни одного слова и не нарушив ритма, так что Теодоро даже в конце молитвы похвалил его.
Закончив молитву, паладины разошлись, и Оливио все-таки сумел улизнуть в парк прежде, чем его нашел наставник.
Грот над прудом с русалкой популярностью у придворных не пользовался: стоял на холмике, к нему вела довольно крутая лестница из нарочито грубого камня, со ступеньками разной высоты и ширины. Внутри было очень неуютно: мох, плющ, щели, в которые задувает ветер. Сам пруд тоже навевал мрачное настроение: заросший тиной и кувшинками, с позеленевшей статуей страшненькой русалки. Все это было сделано лет пятьдесят назад, когда в моде был этакий кладбищенский стиль. Хвала богам, эта мода быстро кончилась, и тогдашний король переделал парк, но для истории оставил пару уголков вроде этого.
Оливио быстро забрался по лестнице в грот и увидел там Магдалину Ванцетти, грустно сидящую на растрескавшейся каменной скамье. Рядом стояла внушительная картонная коробка.
– Добрый вечер, сеньора, – поклонился паладин. – Времени мало, давайте перейдем к вашему делу.
Это было не очень-то вежливо, но правдиво – времени действительно мало. Магдалина всплеснула руками:
– Да, да… простите, что отнимаю ваше время, но… мне правда больше не к кому обратиться, кроме как к паладину. Видите ли… если мой супруг узнает… Ах… О, нет, не подумайте только – я не совершила супружеской измены, – сеньора Ванцетти бросила на паладина испуганный взгляд.
– Сеньора, что бы ни случилось, я никому ничего не скажу, слово паладина, – сказал Оливио. – Разве что это не государственная измена, конечно. И не еретические практики. Вы же, надеюсь, не…?
– О нет, конечно же нет, – яростно замотала головой Магдалина. – Это дело касается моей чести и чести моего супруга. Ох…
– Тогда расскажите о сути вашего дела, потому что я не смогу вам помочь, не зная, как вам помочь, – Оливио стоял напротив нее, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел. Он не отличался особенными паладинскими талантами, но соблюдал устав, придерживался обетов, а к тому же сегодня хорошо помолился, потому сейчас чувствовал, как его наполняет особенная сила. И благодаря этому видел, что дама действительно нуждается в деликатной помощи, и что она и правда не совершила ничего предосудительного, по крайней мере в последние пару месяцев.
– Хорошо. Под ваше честное слово, сеньор Альбино, – Магдалина вздохнула. – До замужества я… была неосторожна. У меня был кавалер, но не из числа придворных. Я… признаюсь откровенно – имела глупость связаться с магом.
На лице паладина ни мускул не дрогнул, но на самом деле он наконец-то заинтересовался делом всерьез.
– И что самое плохое, сеньор паладин – с магом из свободно практикующих. Ах, если бы это был армейский, придворный или маг из академии!!! Он бы не посмел…