— Кэт?
Я замираю. Губы Алекса касаются моей шеи. Он берет меня за бедра и притягивает к себе.
Он не в моем вкусе. Даже близко.
Вот почему это так волнующе. Как только я поворачиваю голову, мы начинаем целоваться. И неожиданно мне приходит понимание, что это то, чего я ждала все лето.
Неделю спустя
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЛИЛИЯ
Я сижу на столешнице в ванной и пытаюсь вспомнить, как визажист в «Сакс» советовала мне подводить азиатские глаза. Только... у меня путаются мысли.
Кажется, она рекомендовала выводить совсем небольшие кончики стрелок. Сначала я рисую правый глаз. Вроде нормально. Когда заканчиваю второй, в дверь громко колотит моя младшая сестра Надя, и я от неожиданности подпрыгиваю.
— Лил! Мне нужно принять душ! — кричит она. — Ну-у же, Лил!
Взяв расческу, я тянусь и открываю дверь. Надя забегает внутрь и включает воду. В растянутой футболке, со спутанными сзади блестящими черными волосами садится на край ванны и наблюдает за тем, как я причесываюсь.
— Ты сегодня такая хорошенькая, — говорит она хриплым со сна голосом.
Разве? По-моему, выгляжу как всегда.
Я продолжаю расчесываться. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Готово. Каждое утро я провожу расческой по волосам ровно двадцать пять раз. Эта традиция у меня с раннего детства.
Сегодня будет самый обычный день.
— Но я думала, что нельзя надевать белое после Дня труда[1], — добавляет Надя.
Я опускаю взгляд на свой новый белый кашемировый свитер, такой мягкий и уютный. Под него я надела белые короткие шорты.
— Никто больше не следует этой традиции, — отвечаю я, спрыгивая со столешницы. — К тому же это зимний вариант. — Я шлепаю ее расческой по попе. — Давай живо принимай душ.
— Я успею завить волосы до приезда Ренни? — спрашивает она.
— Нет, — отвечаю я, закрывая за собой дверь. — У тебя всего пять минут.
Вернувшись в свою комнату, я на автопилоте начинаю собирать школьную коричневую сумку. Новая ручка и кожаный ежедневник, который подарила мне мама на новый учебный год. Леденцы. Вишневый блеск для губ. Ничего не забыла? Вроде нет. Хватаю белые эспадрильи и спускаюсь по лестнице.
На кухне сидит мама в халате и пьет эспрессо. Папа подарил ей на Рождество одну из этих навороченных кофе-машин, и она взяла за правило пользоваться ей как минимум раз в неделю, даже несмотря на то, что сама предпочитает чай, а папа слишком редко бывает дома, чтобы видеть ее за этим занятием. Он врач, занимается исследованиями. Сколько я себя помню, он всегда работал над каким-то новым лекарством от рака. Большую часть месяца он проводит в лаборатории в Бостоне. И его постоянно посылают в разные страны для презентации результатов своих исследований. Этим летом его фото даже напечатали на обложке одного научного журнала. Забыла его название.
— Сядь и поешь перед уходом, Лили. Это твои любимые, сладкие, — говорит мама, показывая на тарелку с маффинами.
— Ренни приедет в любую минуту, — отказываюсь я. Но, увидев разочарование на ее лице, беру маффин и заворачиваю его в салфетку. — Съем его в машине.
— Не могу поверить, что ты уже выпускница, — говорит она, гладя меня по волосам. — Всего год, и ты уедешь в колледж. Моя маленькая девочка стала взрослой.
Я отвожу взгляд. Так и есть, теперь я взрослая.
— По крайней мере, у меня осталась еще одна малышка. Нади собирается?
Я киваю.
— Теперь, когда вы учитесь в одной школе, ты должна за ней присматривать. Ты же знаешь, как она тобой восхищается, Лили.
Мама крепко сжимает мою руку, а я тяжело сглатываю. Я должна лучше присматривать за своей сестрой. А не так, как в субботу вечером, когда бросила ее на вечеринке у Алекса. Да, она была со своими друзьями, но это ничего не меняет.
Мне следовало остаться.
Снаружи раздается автомобильный гудок, и я встаю.
— Надя! — кричу я. — Ренни уже здесь!
— Минуточку! — орет Надя в ответ.
Я обнимаю маму и направляюсь к двери, ведущей в гараж.
— Возьми маффин и для Ренни, — кричит она в закрытую за мной дверь.
Ренни все равно не станет его есть. В начале каждого сезона, когда начинаются тренировки группы поддержки, она старается избегать углеводов. Держится где-то с месяц, а потом срывается.
В гараже я натягиваю на ноги эспадрильи и по подъездной дорожке направляюсь к джипу Ренни.
— Надя уже идет, — заверяю я, забираясь в салон.
Ренни наклоняется и обнимает меня. «Обними ее в ответ», — приказываю я самой себе, а потом так и делаю.
— Твоя кожа потрясно смотрится в белом, — произносит она, окидывая меня взглядом. — Как бы мне хотелось быть такой же смуглой.
Сегодня Ренни одета в облегающие джинсы и еще более облегающий кружевной топ с кофточкой телесного цвета под ней — настолько тонкой, что видна грудь. Не думаю, что она надела лифчик. Но ей это и не нужно. У нее спортивная фигура.
— Ты тоже смуглая, — говорю я, пристегиваясь.
— Это все бронзер, детка. — Она надевает очки. — Знаешь, что я придумала для следующей вечеринки? Мне это приснилось вчера ночью. Тема будет такая... Готова услышать? «Ревущие двадцатые»! Девчонки могут нарядиться в платья с бахромой, украсить шеи длинными бусами, а головы — шляпками с перьями. Парни могут надеть костюмы фасона «зут» и фетровые шляпы. Круто, правда?