В хижине оказалось три комнаты: две темных и одна светлая, но фактически тоже темная, так как хижина была очень низкой. Пол земляной, напротив входа — оклеенная бумагой ниша для поклонения Богу богатства. Цзи ввела Небесного дара в светлицу, где у одной стены стоял кан, а у другой — длинный дощатый стол. На столе лежала грубая лепешка, похожая то ли на крышку от котла, то ли на толстую подошву. Не найдя стула, Небесный дар был вынужден сесть на край кана. На стенах виднелись следы от раздавленных клонов и закопченная новогодняя картинка «Деревня злого тигра» с изображением его любимого Хуан Тяньба. Мальчик был немало растерян, когда заметил, что на мече героя блестит свежая клопиная кровь, — он не думал, что в мире есть такие дома.
Старик засуетился между каном и столом:
— Ай, надо дать молодому господину что-нибудь поесть. Сынок, для начала свари несколько куриных яиц.
Муж Цзи, по-прежнему ничего не говоря, отправился за яйцами. Дети, решив, что их дед сошел с ума, затеребили свою мать:
— Мама, мама! Почему дедушка велит сварить яйца?! Ведь они оставлены для продажи!
Мать отмахнулась от них. Дед ничего не расслышал, но кое-что понял и, не без основания считая, что дети хотят есть, забормотал:
— Ешьте лепешку, ешьте! Бедность есть бедность, хорошо еще, что лепешка есть. Дедушка никогда не оставит детей голодными.
Дети взяли по куску лепешки и снова уставились на Небесного дара. Цзи тоже села на кан.
— Отец, ты бы поел сластей, которые привез тебе молодой господин!
Старик заулыбался:
— Поем, обязательно поем! Молодой господин позаботился обо мне. С тех пор как твоя мать умерла, я даже кусочка сладкого не съел. Ну что за время! Ай!
Однако к сластям не притронулся. Вместо этого поискал глазами младшую невестку:
— Доченька, вскипяти воды!
Та, потрясенная видом синей полотняной куртки Цзи, отороченной фальшивой парчой, наконец очнулась и пошла исполнять приказ свекра. Старик нащупал под циновкой на каие пять медяков:
— Внученька, сбегай скорее в лавку и купи две пачки чая подешевле! Ай, разве прежде мы живали без чая?!
Он снова сел на край кана и замер.
— Отец, от деверя есть вести? — спросила Цзи.
Старик мотнул головой. Его младшего сына, плотника, забрали в армию носильщиком, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Жена этого сына держалась неплохо, но страдала падучей и не могла работать вне дома.
— А как урожай в этом году?
— Что? — Старик не расслышал, и Цзи повторила вопрос. — Эх, нашу тощую землицу снова затопило, даже хворостины с нее не собрали. На арендованной земле урожай получился хороший, но когда сдали аренду… Ай, и говорить неохота! Деньги, что ты присылаешь, для нас все равно что золото. Золото! Но сама-то ты все время вдали от дома, на что это похоже! А я уже поглупел от старости, придумать ничего не могу…
Цзи промолчала. Старик потеребил бородку и обратился к Небесному дару:
— Сейчас выпьешь чайку, съешь пару яиц… Эх, молодой господин, у нас ведь тут деревня, есть больше нечего!
Из тридцати му, которыми когда-то владела семья Цзи, у них осталось лишь несколько му болотистой, никому не нужной земли. Немного земли они арендовали, но урожай с нее почти ничего не стоил. Небесный дар слушал все это и не очень понимал. У них в доме отец постоянно говорил о деньгах, но о сотнях и тысячах, а здесь под циновкой всего пять медяков, яйца оставляют на продажу! Он пошарил в кармане, нащупал юань, долго не решался вынуть его, потом все-таки вытащил и взглянул на Цзи:
— Можно ему отдать?
Старик все заметил, блеснул глазами и повысил голос:
— Нет, молодой господин, спрячь его! Ты уже привез мне сластей, а эти деньги я принять не могу: мы — люди гордые. Ну что это такое? Спрячь, спрячь, я все равно не возьму! — Он обернулся к двери: — Ну где чай? Что там с вами стряслось?
Небесный дар еще больше изумился. Эти люди были бедными, но гордыми и очень симпатичными, они не дрожали при виде денег, как городские. Но почему они так бедны? Кто их довел до этого? И он снова взглянул на Хуан Тяньба, на мече которого застыла клопиная кровь.
Деревенские яйца были только что снесенными и невероятно вкусными. Лепешка тоже оказалась совсем не такой грубой, как на первый взгляд: снаружи поджаристая, а внутри пушистая, так что ее хотелось жевать без передышки. Старшая девочка приветливо протянула Небесному дару еще кусок батата, но он не взял из боязни, что у нее грязные руки.
Едва стемнело, как все легли спать. Старик уложил Небесного дара на кан рядом с собой, поближе к топке, и добавил:
— Устал, наверно, молодой господин? Отдохни! Керосин дорогой, даже лампу не зажжешь! Ох!
Только улегшись, Небесный дар почувствовал, что кан не просто теплый, а горячий. Сначала это ему даже понравилось, он терпел, но вскоре весь покрылся потом. На спине лежать невозможно, на боку тоже… Он тихонько подложил под себя ватные штаны, однако их хватило ненадолго: глаза слипаются, нос горит, руки положить некуда. Пришлось опереться руками о штаны и время от времени отжиматься, как будто делая зарядку, — тогда между животом и каном хотя бы ветерок продувал. Но руки быстро заболели. Он положил на штаны еще и ватную куртку, забрался на все это сооружение: теперь стало не очень горячо снизу, зато холодно сверху, потому что накрыться было уже нечем. Так он промучился от жары, холода и дыма целых полночи, но подать голос стеснялся. К утру кан немного остыл, и Небесный дар забылся.
Проснулся он с воспаленными глазами и заложенным носом. Нет, так дело не пойдет, он не вытерпит подобной жизни! Небесный дар не хотел капризничать, однако здесь слишком неуютно, грязно, и вообще в деревне ничего нет. По утрам бывают только разносчики мяса и соевого творога, да и те, говорят, появляются лишь раз в три дня. В единственной лавке не продают ничего вкусного. Старик Цзи с ног сбился, чтобы ему угодить, но и то сумел организовать только поджаренные кукурузные хлопья и горох. За деревней тоже нет ничего интересного: одна желтая-прежелтая земля да вдалеке три-четыре дерева. Небесный дар вспомнил новогоднюю картину «Радость в крестьянской семье», которую он когда-то видел: там деревня была совсем другой. Здесь же вообще нет радости. Здешние дети знают только заботы да экономию — даже сухую ветку тащат в дом. И холод тут какой-то особенный, будто его надувает неведомо откуда. За целый день, проведенный здесь, Небесный дар ни разу не улыбнулся. Он думал о доме.
Еще через день они наконец отправились в город. Старик Цзи провожал их и подарил Небесному дару двадцать самых крупных яиц.
Дома Небесный дар сразу успокоился. Правда, некоторое время он еще не мог забыть невыразимую бедность семьи Цзи и даже во сне видел трех детишек с кусками лепешки, особенно самого маленького в рваных ситцевых штанишках. Он начал расспрашивать Цзи о деревенских делах и узнал очень много интересного. Это был особый мир — с людьми, но без денег.
Он попросил отца прибавить Цзи жалованья, тот согласился. Почему он согласился так охотно? Небесный дар не понял этого. Он только воображал себя Хуан Тяньба, который ночью приносит старику Цзи несколько юаней. Старик Цзи очень хорош и симпатичен, но и он, Небесный дар, хорош. К счастью, он живет в городе, имеет отца и деньги. Но почему у него есть деньги, а у Других нет? Этого он но понимал и лишь радовался своей удачливости.
В следующем году ему исполнилось пятнадцать лет, он превращался из подростка в юношу. Даже в его внешности произошли перемены: пушок на верхней губе стал гуще, а один-два волоска уже можно было ущипнуть; кадык начал выдаваться вперед и ходил под кожей вверх-вниз, как живой финик; голос стал уже не таким звонким; на лице появились красные пятна.
Вытянулся он не очень сильно, но чувствовал, что стал крепче и вообще растет, что иногда несколько волновало его. Он начал прихорашиваться, тайком купил жидкость для ращения волос и не показывал ее никому, кроме Цзи, которой изредка позволял нюхать свои волосы. Полюбил смотреться в зеркало, но девочек стеснялся, хотя и считал, что в зеркале выглядит очень красивым. Долго не ходил к Пчелке именно потому, что она была девочкой. Некоторые вещи тревожили его, но он не решался ни у кого о них спрашивать, даже у Тигренка.
Из-за постоянных мыслей о себе он постепенно забыл о деревне Шестнадцатая Верста. Сам он был гораздо интереснее, во всяком случае, изменялся в мире только он один. Он разлюбил прежние игры, но полюбил красивые носовые платки, зеркальца с изображением девушек, сигареты «Ворота добродетели», которые он тайком выкуривал до половины, долго мучаясь потом головной болью. Когда ему нечего было делать, он чистил до блеска кожаные туфли. В такие минуты он еще чаще предавался запретным мыслям, чувствовал свое одиночество и мечтал кого-нибудь обнять.
Отец хотел, чтобы он учился торговле и продолжал его дело, но Небесный дар помнил завет матери и считал, что чиновничья служба лучше торговли. Точнее, он колебался. Порою он любил поразмышлять о своем будущем, однако серьезных размышлений избегал. Он был барчуком и предпочитал притворяться беспечным. «Учиться торговле? — усмехался он. — Нет, неинтересно!» Ему нравилось выпросить у отца два или три мао и всласть побродить по улицам.
Поскольку торговле он не учился, а чиновником стать не так просто, он все же должен был придумать себе какое-нибудь дело, чтобы успокоить отца. Успокоить отца и вместе с тем не потерять свободу можно только одним способом — продолжить учение. Но не в школе, потому что там и учителя плохие, и однокашники не лучше. Нынешний Небесный дар был не таким, как прежде, и не собирался снова становиться закуской для всяких обжор. Если он когда-нибудь вернется в школу, то только директором! Он уже повидал жизнь: испытал смерть матери, похороны, поездку в деревню, тряску на осле, жидкость для ращения волос. Нет, он не такой дурак, чтобы снова становиться школьником. Откровенно говоря, он просто боялся. О двух вещах он всегда вспоминал со страхом: о смерти матери и о своих школьных невзгодах. Лучше всего пригласить частного учителя — тогда можно не учить арифметику, не ходить на физкультуру, а заниматься чем угодно.
Но он не решался прямо сказать об этом отцу: жизнь научила его осторожности. Надо попросить о посредничестве Тигренка: пусть он в случае чего напарывается на шипы. А чтобы Тигренок согласился, надо подарить ему какой-нибудь подарок. Да, после подарка легко разговаривать, мама всегда так действовала!
— Господин Тигр. — Это новое обращение, недавно придуманное им, звучало очень мужественно. — На Новый год я еще ничего не подарил тебе. — Небесный дар лихо подкручивал на верхней губе волосок, символизирующий собой ус. — Что ты сам хочешь? Скажи!
— Не болтай чепухи, у меня сейчас плохое настроение! — довольно грубо оборвал его Тигр.
— Почему?