— Вечно ты, Ибрагим, как привидение, появляешься и меня всегда пугаешь. Скоро во второй срок этой неблагодарной пахоты войду, а вот к твоей кошастости никак не привыкну. Покажи, что у тебя за подошвы на ботинках?
— Извольте-с, самые, что ни на есть обычные и, прошу отметить — отечественного производства, как вы того требуете, — согнув ногу в коленке и прихватив её рукой, он поскакал к столу Повелителя.
—Действительно обычные, да ещё и с набоечками! А чего же они у тебя, братец, не цокают? Вот у меня, слышишь, — он прошёлся по кабинету, стуча каблуками о паркет — слышишь, как стучат?!
— А моим башмакам в вашем кабинете цокать не положено, рылом не вышли, так что субординацию они знают.
— Умеешь ответить, умеешь, за что и ценю, — царственным жестом выразил свою благосклонность Преемник. — Ну, давай докладывай, я ведь уже с четырёх часов утра как на ногах.
«Мне-то не надо загибать, скажи ещё — спал вон там, за ширмочкой», — мысленно съязвил чиновник и, напустив на себя важный и серьёзный вид, театральным голосом возвестил:
— Позвольте начать свой скромный доклад с приятной вести: весь ваш народ коленопреклонённо благодарит вас за то, что солнце встало над вашей благословенной страной!
— Чушь, братец, полная, но приятно, приятно! И как это ты умудряешься всякий раз отыскать новые поводы для благодарности, то за обильную росу, то за прилёт грачей! Затейник, затейник. И что там у нас далее? Только, чур, об экономике и трудностях ни слова, пусть об этом у правительства голова болит.
— Об экономике только два слова...
— Не-не, я же тебя просил!
— Полтора, для международного отчёта!
— Полтора — валяй!
— У нас самая лучшая экономика в мире! Всё! — на едином дыхании выпалил Ибрагим.
— Ай, молодец, ай, молодец! Дай я тебя расцелую! — засмеялся Великий.
— Ваша Всемилостивость, позвольте считать ваш поцелуй государственной наградой и занести его в свой послужной список!
— Очень дельная мысль, очень дельная, а главное, награда сия для казны стоить ничего не будет, надо бы всё хорошенько обдумать, ты подготовь-ка проект указца, хорошо? Что там далее?
— А далее у нас идёт полная интрига против вас!
— Кто, как, каким образом посмел? Измена! Где, куда смотрят опричники? Всех, всех на дыбу! — задыхаясь от ярости, зарычал властитель.
— Извините, что с утра и с неприятностями, виноват, виноват. Доложу, можете казнить как вестника скверных новостей. Однако молчать не могу. Интригу в очередной раз заплёл ваш главный советчик Джахарийский. Плетёт он против вас, ой плетёт! Мне, конечно, не с руки всякие там сплетни собирать и вам их подносить, но уж очень многие об этом говорят, а главное, есть такие вещи, о которых промолчать ну просто невозможно. Вот что он вчера по пьянке наболтал и о вас, и об Всевеликом Курултае, и о гербовой партии. Чтобы не быть голословным, я вот всё это зафиксировал на диктофон. Вот извольте.
Демократичнейший из сограждан всунул в уши наушники и с интересом углубился в прослушивание. Лицо его являло собой живой экран происходящих внутри борений и негодований. Надо отметить, что с записью вчерашнего разговора хорошенько поработали соответствующие специалисты, которые убрали неудобные для Ибрагима Ивановича места, а отдельные фразы и вовсе переозвучили голосом Владисура, к примеру, рассуждения о Преемниках и мастерящих их папе Карло.
— Подлец, подлец! Моё терпение наконец лопнуло, и я не посмотрю на поддержку Всемирных, уволю, уволю! Ты передай, пусть даже и на порог ко мне не показывается. Всё, больше ничего слушать не буду! На больничный, в горы, в санаторий!
— Никак нельзя! — с металлом в голосе произнёс канцелярист. — К вам личный посланник Всевеликих с тайным посланием!
— Может, завтра, а? Ну расстроился я очень! Всё во мне дрожит и вибрирует. Кальян мне, кальян! Нет, постой! Давай посла, он хоть в ранге?
— В ранге, ваша Вседержавность! И со скорпионьей биркой, и мною, по вашему поручению, жалован вчера троекратным госпоцелуем. Протокол соблюдён. Вот краткое содержание послания...
— Вот ты даёшь! Хорош, однако, хорош! Но ты только почитай вслух, голуба, а то что-то глаза ломит прям с самого утра.
— С превеликим удовольствием! — Ибрагим Иванович с выражением, как в старые добрые времена в школе, начал читать информацию о Шамбале, мерах по её разысканию и сохранению до прибытия самих Всемирных демократов.
— Ты чего-нибудь понял? Я лично ничего. Что такое Чулым? На хрена нам искать непонятно что? Дело слишком серьёзное, чтобы я мог взяться за его решение, очень серьёзное. Мне надо подумать хотя бы до завтра.
— Нет, ваша Августейшая Демократичность! Сначала следует принять посланца, выслушать, так сказать, официальный доклад, а уж там что-нибудь придумаем. А Чулым это такая большая и длинная река в вашей державе, далеко на востоке. Вы, конечно, извините меня, но я рискну дать вам маленький совет...
— ?..
— А вы с этим супостатом и не говорите вовсе, возьмите пакет, распечатайте, подержите бумаги перед глазами и скажите, что всё, дескать, будет исполнено, ступай-де с миром и сие передай Всевеликим. А уж всё остальное мы устроим.
На лице Властителя отразилось явное удовольствие.
— Хитёр, бестия! Ну что же, так действительно неплохо будет. Ладно, давай его сюда, минут. через десять.
В канцелярии дожидался своей очереди Джахарийский. Из затёртой коричневой папки предательски выглядывали проводки наушников. Сучианин это сразу узрил, отметил про себя, мол, «поздно, голуба, дело уже сделано» и, не удостоив вчерашнего собутыльника даже взглядом, вежливо пригласил на аудиенцию заморского гостя. Проводил его в чертоги. Возвратился и только после этого, не поднимая головы, холодно произнёс:
— Вам, господин советник, отказано в аудиенциях до особого распоряжения.
— Ибрагим, дружище...
— Давайте официально, я скот с вами не пас! И, знаете, засуньте ваши наушники куда-нибудь поглубже. А то, я гляжу, много слишком охотников развелось меня на пенсион спровадить! Не выйдет! И совет вам бесплатный: не зовите старца Хиню и не заказывайте ему очередную чернушную книгу про злые козни смутных сил против престола, который вы, единственный, и оберегаете. Хватит, наберегли уж. Не смею вас больше задерживать.
Советник, весь красный от гнева, выбежал из кабинета и чуть было не столкнулся с Екатериной, обсуждавшей свои вчерашние похождения с товарками из других приёмных. Вскорости из канцелярии вышел и спецпосланец, весь довольный и с золочёной папочкой под мышкой.
— Ну, всё, девки, — тряхнула кудрявой головой Катя, — побегу я к своей швейной машинке Зингер — строчит неплохо, но уж слишком быстро нитки кончаются, так что ни кайфа, ни выгод особых нет.
Ибрагим Иванович застал Гаранта старательно крутящим ручку прямого телефона министра обороны.
— Безобразие! Где министр? — повернулся он к старому советнику.
— Так он уж третий месяц как на охоту у вас отпросился...
— Да что же это за охота такая, и на кого, интересно, надо так долго охотиться? Не понимаю я этих военных, ну хоть убей ты меня, не понимаю! Три месяца по лесам и полям, ужас! И откуда только здоровье берётся?
— Ну, это особая инспекторская охота, она затяжная и очень трудная. А зачем вам министр этот сдался?
— Как же зачем? Приказ хочу отдать — разбомбить этот Чулымский окуём, и дело с концом. Пусть туда какой поядрёнее заряд фуганут! — Гарант вышел из-за стола и с раздражением прошёлся по кабинету. — Слушай, а может, и без бомбёжки этой обойтись? Пусть лучше ханьцам в плен эти земли лет на сорок отдадут. Только ты проверь, правильный ли тайный протокол они там подпишут, а то от этих «поднебесников» всякой пакости ожидать можно. Скандал, конечно, грянет, ну ничего, не впервой, проморгаемся. Мы министра из министров выгоним и назначим его нашим главным лесничим, пусть по лесам шарится, пока совсем не одичает.