— С министром это вы, Ваше Величество, гениально придумали, — начал издалека заплетать Ибрагим Иванович — хотя человек он вам лично преданный и спину всегда готов прикрыть. Вы только вспомните, когда к нам негласная проверка по разоружению нагрянула оттуда, — Ибрагим ткнул старческим пальцем в потолок, — так именно он успел четыре неучтённых боезаряда из хранилища выкатить и у себя в сортире спрятать, вот. Выходит, благодаря ему вы сегодня самый вооружённый правитель.
Лукавый бюрократ знал, куда и как надо поворачивать подобные разговоры, тем более, что обороный министр приходился близким родственником премьеру, премьер, был деверем генпрокурора, а тот, в свою очередь, являлся сватом самого Сучианина, внук же Ибрагима доводился зятем Преемнику Третьему, дочь сестры жены которого была второй женой сына нынешнего Правителя. Да и вообще в высших сферах давно уже случайных людей не существовало, ежели кто кому не родня, так приятель, земляк, любовник, студенческий товарищ, дачный сосед или на худой конец молочный брат. Это повелось так давно, что стало уже не просто привычкой, а естеством, сутью кадровой политики наших высших эшелонов. Бороться с подобными пережитками брюжневской клановости, (а именно он, Брюжнев, когда-то первым привёл во власть команду днепропетровских, и с тех пор каких только команд не перебывало в Кремле!) периодически, конечно, пытались. Были этими борцами, как правило, люди обиженные, обойдённые властью и чинами, пытаться-то они пытались, да что толку, выходило, только себе и вредили. А если и удавалась кого сковырнуть, так исключительно для того, чтобы на место, ещё не остывшее, свою родню или знакомца усадить.
— Видишь, ты опять прав оказываешься, — кивнул Преемник, снова усаживаясь в кресло. — Не следует нам отставлять верного вояку. Этого отставишь, неизвестно ещё кого подсунут. А что же тогда нам с этой Шамбалой делать, что делать-то, а? Открыть-то мы её откроем, тут, черномазый сказывал, — Высочайший ткнул пальцем в депешу, — и примерное место входа поименовано, так что на сие великой мудрости не надобно, а вот как уберечь от растаскивания и ограбления, вот в чём заковыка! Народ, сам знаешь, дикий, кого охранять ни поставь, они первыми же переть и начнут. И ведь главное, что там в этой пещере скрыто, одному вселенскому Архитектору и ведомо! Ты-то сам, часом, не знаешь?
— Да откуда мне, Ваше Мудрейшество! Правда, люди разное говорят и пишут на эту тему: кто о гробницах последних людей донашенской расы, которые какими-то тайными знаниями обладают...
— Масонов что ли? — с явным разочарованием произнёс Вождь, опять вставая с державного кресла и прохаживаясь по кабинету.
— Да нет, братья каменщики только ищут крупицы того, что некогда было всеобщим, — пристроившись у окна и без надобности теребя бархатную портьеру, продолжил Ибрагим, — иные утверждают, что там сокрыто хранилище древних книг, изучив которые человек может стать бессмертным, кто-то уверен, что это один из лазов в иной подземный мир, куда и сгинула чудь белоглазая...
— Вот-вот, а налоги она, эта чудь, платит за пользование нашими земными недрами? Это уже серьёзное дело, ты фискалам задание дай, пусть все недоимки взыщут и чтобы с процентами, с процентами! А откажутся платить — газом их, газом, благо, бежать из пещер некуда! Но ты меня успокоил, успокоил, — возвращаясь в кресло, уже равнодушно сказал хозяин кабинета, — хотя объясни, а то я никак в толк не возьму: из-за чего, собственно, такой переполох? Ну, откроется какое-то древнее кладбище, или полки с поеденными мышами книгами, или схрон этих, как ты их там назвал, чудиков подземных, польза нам и Всемирным от этого какая?
— Об пользе мне не ведомо, а вот поручение Высших сил выполнять надо. Я вот вас внимательно послушал, хоть старик- то здесь я, а вот мудростью блещете вы! Воистину правы говорящие: «Молчи при солнце, за луну сойдёшь!» А не изволите ли вы поручить это щекотливое дельце провести по линии братских лож? Пусть-ка братья вольные каменщики хоть однажды послужат родному отечеству на деле, а не братской интригой. Да и наместник у вас там боевой, сам генерал Воробейчиков, стреляный, так сказать, воробей, простите за каламбур.
— Опять ты прав! А знаешь, братец, назначу-ка я тебя с сего дня ещё и главным своим Советчиком, — и с этими словами он взял неумелыми пальцами вечное перо и вывел на пустом бланке Всенародных Указов свою замысловатую подпись. — Ну вот, теперь порядок, — любуясь своими вензелями и завитками, произнёс Властитель и протянул покрасневшему от удовольствия подчинённому гербовую бумагу, — держи, текстец сам присобачишь.
Совершив сие государственной важности деяние, Всеобщее Величество встал и неторопливо подошёл к окну.
— Так, говоришь, масонов припахать? Хорошая идея, хорошая, а то они всё нас пытаются учить щи варить, да у посольств шакалят, вот пусть попотеют. Срочно рескрипт Наместнику. и, знаешь, ступай-ка ты, братец, устал я больно, устал. Да, непременно ещё кого-то пошли туда для пущего соглядатайства, да и не одного! Только чтобы не из опричников, совсем псы опаршивели, совсем. Будем чистить, будем чистить. Хотя всё же бомбой, мне кажется, было бы сподручнее. Нет пещеры и спросу нет. Можно подумать, семёрочники уж больно охочи книжки читать да чужих советов слушаться. Ну, ступай, ступай.
Не успела затвориться за осчастливленным столоначальником дверь, как Правитель схватился за трубку прямой связи с грозным начальником пёсьих голов.
19
Макута был поражён услышанным. Вход в Шамбалу почти прямо под ним! Как уж здесь не опешить, получается, что ходов этих может быть сколь угодно!
— И кому эта светлая идея пришла в голову, покойницу в катакомбы запихнуть? — строго спрашивал Сар-мэна атаман, усевшись по-восточному на белой кошме, покрывавшей низенький широкий диван в личных покоях хозяина дома. Все остальные участники этого скорее допроса, чем дружеского разговора, понуро стояли перед вожаком. За их спинами, прислонившись к дверному косяку, с безразличным видом скучал Митрич.
— Вон его невесте, — кивнул головой на Еноха Сар-мэн. — Она про эту Шамбалу столько всякой-всячины, оказывается, знает, у неё подружка в каком-то тайном обществе «Праведного Беловодья» состоит...
— И где эта невеста сейчас? Пусть всё мне сама и поведает, а то от вас никакого толку, битый час какую-то ахинею невпопад несёте, уже голова кругом идёт. Зови сюда даму. А вообще, атаман, ничего я в твоём борделе не разумею, кто с кем, что почём? Этого, — Бей показал рукой на Понт-Колотийского, — в плен забрали с ныне покойной, как оказалось, твоей сорбонской зазнобой, никакой другой невесты при господине чиновнике не имелось. Так?
В ответ раздавалось лишь сопящее молчание.
— Молчите? Хорошо. В ту же ночь захватили ещё двух девок — дочку барыни Званской и ейную служанку, Дашку, кажется. Дашка эта женихается с Юнькой, который, бродяга, всю эту кашу с подземельями и заварил, — вожак проворно вскочил и хватанул Юня за правое ухо. — Верно я говорю, олух царя небесного?
— Верно, гражданин атаман-баши! Ой, больно, дядечка! Больно! Пусти, пусти! — парнишка, вывернув шею, почти висел на своём ухе.
— Пусти, говоришь? Я те счас пущу! Митрич! Камчу мне! — и выпустив ухо молодого разбойника, принялся охаживать его поданной телохранителем нагайкой. — Вот я тебе пущу! Это тебе за девок! Будешь знать, как их по ночам из дома сводить! Это — за воровство чужих накидок! А это за тягу к разбойничьей жизни!
— Так где же ваша невеста? — бросив на пол камчу и по- отечески приобняв всхлипывающего Юньку, спросил атаман Еноха Миновича. — Боюсь, что о вашем сватовстве к девице Званской, матушка её не осведомлена, и родительского своего благословления на сие не давала.Енох стушевался и не нашёлся, что ответить буравящему его взглядом атаману. Признаться, с ним никогда в жизни подобным образом не разговаривали, разве что покойник-дед, да и то в глубоком мальчишестве.
— Что молчишь, барчук? Может, и тебя камчаком угостить или для вящей острастки велеть повесить на ближайшем кедраче? Ты не зыркай на меня так, не зыркай, не я у тебя в застенке на дыбе вишу, а ты у меня гостюешь пока. Хотя, думаю, ты бы ко мне в застенок, пожалуй, побрезговал бы спуститься, небось, счёл бы, что не по чину. Так где барынька Званская? Ты что, со страху оглох что ли? Сар-мэн, — развёл руками Макута, выпуская притихшего Юньку и поднимая плётку, — давай тогда ты отвечай, а этого отправь в чулан, пусть повспоминает вместе с крысами правила хорошего тона.
— Атаман, он мой гость, — набычился разбойник, — отвечать ему нечего, всю эту кашу заварил я, с меня и спрос. А ежели к крысам, то и я с ним пойду.
— Да хоть в ж...пу иди! Бестолочь! Я же от тебя так путнего ничего и не добился. Единственное, чего дознался — что ты тело баронессы этой, прости господи, в какой-то колодец в своём подземелье бросил, а мне мозги пудришь, что в Шамбалу её спровадил для лечения от смерти. Зачем подстилку у меня Юнькину спёр? А главное, куда Званскую дел? Мать скоро за ней прибудет.
— Да они же её, окаянные, в бездну и ввергли! — распахнув дверь, с рыданиями ввалилась в комнату подслушивающая с другой стороны Даша.
— Что? Живую в пропасть?! Митрич! Верёвки, доску и людей, мигом! — выхватывая пистолет, приказал Макута. — Стоять, голуби, тихо, кто дёрнется — убью, как суслика! Юнька, быстренько взял кандалы и сковал этим извергам ноги. Не мешкай, а то и тебя повешу.
— Бей, Бей, не надо спешить! Никого мы жизни не лишали, так надо было, слышишь! — замерев по стойке смирно, орал Сар-мэн, который хорошо знал, что шевельни он хоть мизинцем, атаман застрелит тут же.
Митрич, чуя щекотливость вопроса, призвал на помощь только четверых своих людей, да и те в избу не вошли, а стали вокруг дома у окон. Стреноженных и связанных подельников усадили на лавку у дальней стены, Макута присел у окна и пустыми глазами смотрел на улицу. Распогодилось. Солнце расцвечивало мир, в котором казалось, не было горя и смерти. На небе ни облачка, жужжащие и попискивающие божьи твари парили над входящим в силу разноцветьем. Внизу, у посёлка, детвора затеяла игру в лапту. «И кто их только научил этой старой и азартной забаве? — грустно думал атаман, не желая поворачиваться и возвращать себя к невесёлым обязанностям судьи и палача. Что он скажет помещице, свято верящей в его справедливость, как посмотрит ей в глаза? Как убить сына лучшего друга, своего крестника, а может, в недалёком будущем и преемника?»
— Дядька Макута! — прервала его невесёлые мысли шмыгающая носом Дарья. — В ямку ту барыня сама согласилась бултыхнуться...
— Ну-ка, девка, расскажи хоть ты мне всё по порядку, — нехотя повернулся Бей, поставив пистолет на предохранитель и сунув его себе за пояс. — Только вот всё по самому что ни на есть порядку — как покойницу забрали, куда понесли, что дальше было, хорошо?
Заметив, что девчонка украдкой косится то на своего суженого, то на связанных пленников, Макута едва заметно мотнул в их сторону головой. Митрич щёлкнул пальцами, в опочивальню тенями скользнули два молодца и, растворив широкие двери просторной светлицы, где на ломберном столике лежали ещё не вскрытые карты горе-любовников, зашвырнули туда обоих, словно мешки с картошкой. Когда двери закрылись, шум и ругань затихли, атаман подозвал обоих, парня и девушку, и велел говорить.
— Всё случилось негаданно, — заслоняя собой невесту, начал кавалер. Он с достоинством пригладил волосы, одёрнул кургузую рубашку, подпоясанную не то кушаком, не то скрученным в жгут женским платком и машинально потёр левой рукой нос. — Молода госпожа лежали и спали, уцепившись за руку Еноха Миновича, Дашка сидела рядом и плакала по убиенной. Она завжды плачет, ежели кто где неподалёку помрёт. И тут вбегает атаман и кличет Миновича. Ну они ушли вот в эту комнату, а мы остались там, — он указал на дверь, за которую только что вышвырнули главных героев его повествования, — об чём оне гутарили, я не слыхивал. Только вскорости они возвернулись...
— Машенька проснулась и пить попросила, — дополнила осмелевшая девица, выглянув из-за спины молодого человека, её лицо было каким-то странным образом ещё не тронуто ни монгольской раскосостью, ни китайской желтизной. Большие серые глаза смотрели наивно и доверчиво.
— Да, Мария Захаровна проснулись и говорили с нами, — заталкивая суженую от греха подальше, согласился Юнь, — а когда господа вернулись, барынька кинулися на шею Еноху Миновичу и их поцеловали.
— А когда же это оне замиловаться-то успели? — полюбопытствовал атаман.
— А кады на гору утром бегали да с её стреляную Митрадору принесли, — опять вклинилась девушка и вдруг, словно спохватившись, отпрянула обратно за спину своего дружка и уже оттуда, правда, не так бойко добавила: — А Юньки тогда ещё и не было, он к старой барыне с письмом ездил.
Юнька толкнул её локтем и раздражённо цыкнул.
— По поручению атамана я в село мотался, насчёт выкупу и на разведку. Войско в старую крепость пригнали, ворота затворили, пушки ладить стали, а старого Прохора произвели в коменданты крепости и приказали вас изыскать и закандалить.
— Ну, и пусть себе кандалят, ты только это, паря, от главного- то не уюливай. Так что дальше было?
— А дальше оне втроём уж какой-то непонятный разговор завели, и слова навроде ненашенские, мы-то ни шиша так и не разобрали. И там ещё более барынька наша говорила, а мужики молчали, да каки-т вопросы задавали.
— Правда, дядечка! — как авторитетный свидетель подтвердила девушка. — Я хоть и не знаю нового языка, но учила малешко, так я смогла разобрать только, что они говорили про синь-камень и про каких-то чародеев, которые, вроде как, в этой горе живут...
— Одним словом, — перебил невесту парень, — пошли мы втроём к скорбной избе, где бабка Пуркина народ к загробной жизни готовит, атаман зашёл, забрал голую покойницу, прикрыл её моим трофеем, и оне с Миновичем побежали к дому, а я двери в избе-то подпёр за ними. Потом мы отворили потаённый лаз — он там, в дровнике — и, затеплив факелы, стали под землю спускаться. В пещоре страшно было. Вскорости добрели до подземного каземата, большого такого — ни стен, ни потолка не видать. В серёдке, а, может, где и в другом месте на полу больша така голубая каменюка лежит, ровно как под водопадом, куда мы со старцем да евонными девками на ладье улетели. Енох постлал на камень ну ту марлю, камень, вроде, даже как засветился. Взял тряпку крепко за края и велел мне на неё каменёк увесистый бросить. Я всё сполнил, и камень ушёл в камень, а материю он выдернул в обратную.
Постлали они ещё раз тряпку, да за один край вдвоём держат, а мне с девками велели на неё покойницу приладить...