Сильной рукой он увлекал ее во тьму, подсказывая, где нужно ступать осторожнее, иногда он помогал ей куда-то спуститься, иногда куда-то подсаживал своими сильными, но нежными руками, и она уже не испытывала страха перед этим странным человеком, в котором ощущалось истинное благородство.
Хлынул холодный дождь, но они были уже у цели. При вспышке молнии она увидела расселину, протиснувшись в которую они оказались в чистой сухой пещере, в центре которой на жарком очаге тушилось жаркое из оленины, аромат которого открыл Айре, как она проголодалась.
— Переоденьтесь.
Гостеприимный хозяин пещеры бросил на ложе, покрытое медвежьей шкурой, чистую сухую одежду:
— Переоденьтесь полностью, иначе вы можете простудиться.
И отвернулся. В нем чувствовалось истинное благородство. И когда она осталась совершенно обнаженной в жарком свете яркого пламени, ей захотелось, чтобы он не был таким порядочным, а хотя бы на мгновение, как бы забывшись, обернулся. Она бы, конечно, вскрикнула и торопливо прикрылась, но он бы все равно успел разглядеть совершенство ее тела. Но ей доставило удовольствие забраться в его чистую сухую одежду, которую пришлось тут же подворачивать, вследствие чего Айра почувствовала себя хорошеньким мальчиком в отцовской одежде.
Между тем ее гостеприимный спаситель вел себя действительно подобно любящему отцу. Он угостил ее тушеной козлятиной из каменной миски и налил в глиняную кружку ароматного чая, заваренного из каких-то душистых горных трав.
— А теперь располагайтесь, завтра я покажу вам дорогу в город, — и он склонил свою красивую голову, чтобы выйти во тьму под холодный дождь.
В нем чувствовалось истинное благородство.
— Нет, нет, я не могу вас выгнать из собственного жилища! — запротестовала она. — Мы вполне можем разместиться вдвоем, я вижу, что вам можно доверять.
Ее спаситель горько усмехнулся:
— А между тем за мою голову назначена награда…
И Айра поняла, что перед нею именно тот, кого она искала. Она собирала материал для монографии о том, способен ли современный человек вести образ жизни Робинзона Крузо или хотя бы Натти Бампо, и ее заинтересовали рассказы местных жителей о том, будто в этих неприступных ущельях уже несколько лет скрывается от правосудия человек, застреливший полицейского.
И вот он перед ней! Красивый, великодушный, старающийся скрыть, что ему холодно в мокрой одежде, а сухую он отдал своей гостье, которую видит впервые в жизни. Нет, такой человек не может быть убийцей!
— Немедленно переоденьтесь! — приказала она ему и отвернулась к стене, покрытой оленьей шкурой.
Когда она решилась обернуться, его одежда рядом с ее одеждой уже сушилась у очага, а хозяин подбрасывал туда сухие ветки, завернутый в шкуру горного барана, не прикрывающую его стройные мускулистые ноги. Он был очень красив со своей гривой черных волос, пышной волной рассыпающихся по чистому сухому меху. Однако было видно, что он все еще с трудом скрывает дрожь.
— Немедленно лягте и завернитесь в медвежью шкуру! — повелительно приказала она. — Если вы заболеете, я себе этого не прощу!
Она уложила его на единственное ложе и завернула его в медвежью шкуру, ощущая этого сильного бесстрашного мужчину беспомощным ребенком, и подала ему душистого горячего чаю. Он жадно прильнул к целебному напитку. Его роскошные волосы красиво рассыпались по медвежье шкуре.
— Но как же вы, такой добрый и великодушный, могли убить человека! — в отчаянии вырвалось у нее.
Его ответная исповедь была исполнена такой мучительной искренности, что сомневаться в правдивости его слов было невозможно. Молодой многообещающий геолог Ричард Леннон открыл и застолбил в труднодоступном ущелье золотую жилу, которую попытались у него отнять местные гангстеры; отстреливаясь от них, он нечаянно убил шерифа, покровительствовавшего бандитам, и с тех пор он вынужден скрываться.
— Теперь твои приключения позади, губернатор проведет расследование, и все увидят, что ты ни в чем не виноват! — воскликнула Айра и, отбросив шкуры, в порыве необъяснимой нежности прильнула к его горячему атлетическому телу.
Ричард одним ударом вошел в нее, и Айра задохнулась от небывало острого возникшего в ней ощущения. Она невольно погрузила ногти в его мускулистые плечи, и по мере того, как торжествующий бег его фаллоса все ускорялся и ускорялся, из ее груди вырывались все более и более неудержимые стоны неги и наслаждения.
Об антропологии же больше не было и помину — стремительный бег фаллоса унес Айру прочь от всего земного.
Так-то, значит, нынче понимают красоту…
За красотой Юля отправилась в полуподвальчик в Спасском переулке неподалеку от ее дома-авианосца, приготовившегося рассечь Екатерининский канал, и обнаружила целый стеллажик карманного формата книжонок, зачитанных до тряпичного состояния. Полка потрепанного романтика.
Красота для подлых, как выражались в петровские времена, стоила недорого — по цене бутылки водки давали десяток романтических историй, которые вполне вписывались в рубрику «Путь к фаллосу»: с каких бы утонченностей и возвышенностей дело ни начиналось, заканчивалось оно непременно фаллосом, а утонченностей будто и вовсе не бывало.
Софи Уэнтуорт — блестящая виолончелистка, но разве на концерты ходят ради музыки!
Медленно раздвинулся занавес. Его движение казалось столь же чувственным, как прикосновение сильных мужских рук к женскому бархатному платью. А когда малиновое платье с низким вырезом открыло ее белую кремовую кожу, Софи ощутила, как публику охватывает желание. И она медленно поставила инструмент между ногами тем движением, которое один из самых настойчивых ее поклонников назвал соблазнительной смесью смелой непринужденности и потрясающей эротичности.
И все-таки находится красавец, который даже и с нею обращается свысока, сейчас она преподаст этому наглому хлыщу хороший урок! Но нет, куда там… Его руки скользнули вниз по спине, к бедрам, обхватили округлые ягодицы, прижали к своему естеству, и она застонала. Против природы не попрешь: с ее уст сорвался легкий стон блаженства, и она вновь отыскала руками его жезл.
Этому маршальскому жезлу повинуется все земное и неземное. Шотландскую Шарлотту Корде ради спасения полуистребленного англичанами шотландского клана выдают за английского офицера в ненавистном красном мундире. Она колеблется, не пронзить ли его кинжалом, однако убийца ее народа прильнул к губам террористки и целовал до тех пор, пока ее гневный крик не превратился в нежный вздох. Его настоящий талант заключался в способности убедить ее расстаться со своими запретами так же легко, как она рассталась со своей одеждой. Она вздохнула, когда он раздвинул пальцами нежные складки у нее между ног и проник внутрь.
Какие там могилы братьев и сестер! Юлю даже впервые в жизни посетило патриотическое подозрение, уж не в самом ли деле эти стеклянные бусы проникают с растленного Запада, а мы, скифы, держимся за подлинность?
В следующий заход она взяла пробу из родного бачка, и подлинностью шибануло с первой же страницы: «Я обеими ногами ударила его в живот, дядька слабо хрюкнул и осел в траву, а я ударила еще раз, теперь в голову». «Скромная воспитательница детского сада мечтала писать детективы. Попробовала — получилось», — значилось на обложке.
Мир распахнулся, простая русская девушка в какой-нибудь Вене уже чувствовала себя как дома: «Ты подлая свинья! Подонок! Чтоб тебе убиться на твоей тачке!»
Мечтали об открытости, и вот получите: они открыто лежат рядом на витрине, презервативы и жевательная резинка, — и то, и то резина. Какие тайны, вы чего?.. Какая свобода от мяса, ничего, кроме мяса, никогда не было, нет и не будет!
Но нет же, люди всегда мечтали о НЕЗЕМНОЙ красоте, НЕЗЕМНОЙ любви! И прежде всего женщины, она ведь и сама женщина, в конце концов! Нынешние мужчины, наверно, все вроде Егора. После того кошмара с внематочной беременностью она как-то сказала ему, что боль превращает человека в животное, а Егор неожиданно поинтересовался:
— Почему ты думаешь, что животные испытывают боль? Потому что они похожи на нас?
— Ну, они же кричат, спасаются…
— Когда на какой-нибудь подводной лодке начинается пожар, она тоже включает сирену, насосы… Значит, тоже кричит, спасается. Если нет сознания, нет и боли, есть только сигналы.
Он скажет, что и красота — это какие-то сигналы. Как и в своей водке, он не видит ничего, кроме химии, только смеется, когда слышит, что нужна вода из какихто особенных ключей, зерно с каких-то особенных полей, какие-то рецепты Древней Руси, — все сводится к химическим соединениям, и в пробирке их получить проще, чем в любых святых источниках.
Юля перебрала своих однокурсниц — никто ничем не блеснул, — ну, одна дослужилась до профессора, другая ведет какие-то липовые тренинги, как достичь успеха, которого почему-то не достигла сама… Выше прочих поднялись только шарлатанки, читающие в сердцах, умеющие будто бы распознать, для какого дела кто предназначен, кому быть дипломатом, а кому летчиком-испытателем. Белая Дьяволица изображала ясновидящую в отделе кадров Нефтегазхимбахтрахпрома, гребла, говорили, десять лямов в месяц… И уж так это было далеко от красоты!
К мужчинам она не примеривалась, да и с самого начала видно было, что ждать от них особенно нечего. Отличился, пожалуй, один только Дунькин, он всегда был масляный, жирный, распределял в студсовете какие-то талоны на питание, — больше ни на что не годился: поступил через рабфак, учился на тройки… Кто бы мог подумать, что для реальной жизни это и потребуется — глупость и наглость. При наступлении свободы он тут же открыл общество естественной жизни, а эра Интернета уже распахнула эту естественность городу и миру во всей ее отвратности. Голые, жирные, похожие на тюленье лежбище, только в миллион раз противнее… Природа не показывает голую задницу. Однако в сторонке на песочке Юля разглядела и худенькую голенькую Симочку Веретенникову — Дунькин и к такому свальному безобразию, стало быть, сумел ее принудить.
Когда Юля совсем пока недолго проработала в судебке, она встретила на Литейном близ Большого дома Симочку еще более бледную и несчастную, чем в университете. Зашли в кафешку, и Сима ей призналась, что Дунькин привел в дом другую женщину и они теперь живут втроем, потому что природа не знает ревности, а мы должны возвращаться к природе. А Юля как раз занималась подобной же сектой
«возвращенцев», один из которых, грубоватый напористый парень с бычьей шеей, под тем же лозунгом «Долой стыд!» стал открыто уходить от молодой жены ночевать у другой «возвращенки». Жена, разумеется, была выше такой неестественной вещи, как моногамия, но однажды муж ушел к любовнице, а она повесилась.
Иных людей легче убить, чем превратить в животных — в тот раз она страшно испугалась за Симу: беги от него как можно быстрее, он тебя убьет!.. Это теперь она знает, что никогда нельзя знать, что кого убьет, а что спасет — вот лежит же она теперь в голом виде на обозрение всей сети…