Вознице и его важной пассажирке повезло: на этот раз никому из двуногих лесных обитателей не вздумалось напасть на них и освободить от ценных вещей. К замку гросс-герцога фрейлина подъехала ранним вечером, когда небо только начало темнеть. Обычно в это время хозяева замка неторопливо собирались ужинать, предвкушая долгий спокойный вечер. Но когда карета Мафальды въехала во двор, и сама она выглянула в окно, ей сразу бросилась в глаза царившая там суета. Нарядный экипаж гросс-герцогини стоял посреди двора, дверцы его были открыты, и снующие туда-сюда слуги загружали в сундуки под сиденьями огромные свертки, в которых, судя по всему, были упакованы ее многочисленные платья, накидки и прочие предметы туалета. В стороне фон Шиф заметила еще один экипаж, поскромнее -- из тех, в которых обычно ездили фрейлины Эвелины. Рядом с ним возвышалась внушительная гора похожих свертков и круглых шляпных картонок.
-- Что тут у нас происходит? -- спросила Мафальда, вылезая из кареты и обращаясь сразу ко всем присутствующим во дворе слугам. Те, увидев любимую фрейлину своей госпожи, поприветствовали ее вежливыми поклонами.
-- Завтра ее светлость возвращается в город, -- сказала одна из горничных.
-- С чего это она так резко с места сорвалась? -- удивленно пробормотала Мафальда, но в следующий миг, спохватившись, заговорила более почтительным тоном. -- Чем вызвано такое неожиданное решение ее светлости?
Прежде, чем ответить, горничная, не удержавшись, вздохнула, и по ее огорченному лицу фрейлина поняла: Эвелина решила вернуться в свою зимнюю резиденцию не просто так, не от скуки, а из-за того, что здесь ее что-то расстроило или рассердило. Вот только что бы это могло быть?
-- Я не знаю, -- уже не особо скрываясь, скорбно вздохнула горничная. -- Ее светлость утром была чем-то очень расстроена... После того, как о чем-то долго беседовала с его светлостью...
Мафальда понимающе кивнула. Теперь ей было ясно почти все. Эвелина поругалась со своим мужем и спешила уехать из летнего замка, «чтобы больше не видеть этого бесчувственного солдафона, погубившего ее молодость». В этом не было ничего необычного -- такие размолвки случались между августейшими супругами регулярно и каждый раз заканчивались примирением и устроенным по этому поводу балом. Без сомнения, и эта ссора завершится столь же счастливо. Но не факт, что это произойдет еще здесь, в замке, а не в городе: раз вещи гроссгерцогини уже собраны, значит, настроена она решительно и от возвращения в зимнюю резиденцию не откажется. Тем более, что здесь, за городом, с каждым днем становится все холоднее и все чаще идут дожди, так что от охоты и прогулок приходится отказываться, а других развлечений у Эвелины нет. Значит, нормально отдохнуть после своей поездки в имение Мафальде не придется -- завтра ее ждет такая же тряская дорога и жалобы герцогини на обидевшего ее супруга.
Улыбнувшись горничной и кивнув другим слугам, тащившим через двор целую пирамиду коробок со шляпами, фрейлина зашагала к входу в замок. Предстоящий ей разговор с госпожой вряд ли будет сильно отличаться от множества подобных бесед, которые она имела с ней в прошлом -- в этом Мафальда была уверена.
Как она и предполагала, Эвелина сидела в своем будуаре, и лицо ее выражало мировую скорбь. Фрейлина Розалинда, увидев госпожу фон Шиф, просияла от радости -- причем радость эта, несмотря на их натянутые отношения, была совершенно искренней. Мафальда злорадно усмехнулась про себя: Розалинда считала ее своей соперницей и прилагала все усилия, чтобы занять ее место главной любимицы герцогини. Отъезд фон Шиф она восприняла, как свой шанс добиться желаемого в ее отсутствие -- за что и поплатилась, так как в обязанности любимой фрейлины входило, кроме всего прочего, еще и выслушивание всех жалоб Эвелины и безуспешные попытки ее утешить, если та находилась в расстроенных чувствах.
-- Здравствуйте, ваше сиятельство! -- присела Мафальда в реверансе, после чего повернулась к своей «заместительнице». -- Добрый вечер, Розалинда!
-- Добрый вечер, Мафальда! Как хорошо, что ты уже приехала! -- с чувством воскликнула вторая фрейлина и стала медленно, бочком, продвигаться к двери. -- Оставлю вас, ваша светлость, -- поклонилась она Эвелине и выскользнула в коридор.
С трудом сдерживая улыбку, фон Шиф пошла навстречу своей госпоже, которая тоже встала с кресла и протянула к ней руки.
-- Мафальда, -- простонала она, -- как же мне тебя не хватало! Как же нам всем без тебя было плохо! Пообещай мне, поклянись, что ты больше никогда меня не оставишь!
-- Что случилось, госпожа? -- сочувственным тоном поинтересовалась фрейлина, игнорируя эту просьбу. -- Меня же всего два дня не было!
-- Да я ни часа, ни минуты без тебя прожить не могу! Особенно теперь, когда мой супруг... этот жестокий, бесчувственный человек, которого я, несмотря на все усилия, так и не смогла сделать хоть чуть-чуть нежнее, хоть чуть-чуть тактичнее... -- кукольное личико Эвелины вдруг исказилось от злости, и ее любимой фрейлине показалось, что она отчетливо слышит скрежет ее зубов.
-- Что же его сиятельство сделал?! -- всплеснула руками Мафальда, которой уже и самой было страшно любопытно, чем на этот раз провинился муж ее госпожи. Она никогда ещё не видела Эвелину в такой ярости. Строго говоря, в ярости свою государыню фрейлина не видела вообще ни разу. В расстроенных чувствах, в обидах, в дурном настроении без какой-либо причины -- сколько угодно, но в гневе...
Тем удивительнее были для нее слова гроссгерцогини, один только вид которой ещё вчера поверг бы ее в шок.
-- Мафальда, это... -- Эвелина задохнулась от переполнявших ее эмоций. -- Этот сухарь... Да как он вообще посмел такое сказать? Я датская принцесса, нас с детства учат, как перевязывать раны, с тех ещё времён, когда мои предки ходили в военные походы! А он... Этот негодяй... Я не допущу его на наше супружеское ложе, пока он не извинится, чего бы он там ни бормотал про наследников! Представь себе, Мафальда, этот чурбан разговаривал с нашим военным министром, и когда я захотела сделать ему приятное и спросила...
Тут герцогиня разрыдалась, и ее любимица, сгорая от любопытства, подбежала к туалетному столику за носовым платком и стаканом воды. Утешить плачущую госпожу ей удалось лишь через несколько минут.
-- Он сказал... Я предложила... -- заговорила она снова после того, как чуть-чуть успокоилась. -- Он сказал, что мы себе даже палец не перевяжем сами. Мне, дочери Харальда! Да я..! Мафальда, мы срочно едем в армию, лечить раненых хирдманов! -- выпалила Эвелина, и ее глаза снова засверкали, но уже не от ярости, а от какого-то другого, хоть и не менее сильного чувства. Фрейлина не сразу поняла, что это было за чувство -- лишь немного позже, когда гроссгерцогиня перестала плакать и они начали обсуждать детали ее плана, ей стало ясно, что это был самый настоящий азарт.
К концу дня этим азартом заразилась и сама Мафальда. Поначалу она думала, что, загоревшись новой идеей, ее госпожа быстро остынет, а осознав все трудности работы в военном госпитале, и вовсе передумает что-либо доказывать своему мужу, однако вскоре фрейлине стало ясно, что она, впервые за долгое время, ошиблась. Эвелина не просто не отказывалась от своего решения, а, казалось, с каждой минутой все тверже укреплялась в нем. По всей видимости, этому способствовало и то, что ее дражайший супруг не спешил брать свои слова назад и извиняться. К ужину он не явился, и герцогине пришлось прилагать огромные усилия, чтобы скрыть от фрейлин свое разочарование. Мафальда видела, что ее госпожа специально старается есть как можно медленнее в надежде, что гроссгерцог все-таки надумает присоединиться к ней за ужином. Тот однако из своего кабинета так и не вышел, и первой фрейлине было сложно винить его в этом. Если бы он явился в столовую, Эвелина расценила бы это как капитуляцию -- и после ужина продолжила бы семейную сцену. Может быть, в конце концов, она бы и простила супругу все его «ужасные преступления», но это случилось бы только глубокой ночью или под утро, и виновник скандала, знавший свою жену не хуже, чем ее любимая фрейлина, предпочел остаться в немилости, но выспаться.
В результате гроссгерцогиня посидела за столом больше часа, подолгу ковыряясь в каждом блюде и заставляя фрейлин нетерпеливо ерзать на стульях, а потом, убедившись, что «муж-тиран» не придет, резко встала из-за стола и, позвав за собой Мафальду, заспешила в свой будуар.
-- Нет, ну каков негодяй! Заставлять слабую женщину весь вечер страдать в одиночестве! -- возмущалась Эвелина по дороге туда. Шедшая рядом госпожа фон Шиф благоразумно помалкивала.
Но в покоях герцогини разговор снова вернулся к поездке в госпиталь, и фрейлина окончательно уверилась, что ее госпожа уже не откажется от своей затеи. Теперь, пожалуй, даже если бы Мафальда захотела ее от этого отговорить, у нее вряд ли бы это получилось. Впрочем, этого фрейлина и не хотела. Убедившись, что ее взбалмошная госпожа настроена серьезно, фон Шиф даже обрадовалась. В госпитале она могла бы многое узнать об Эрвине, и упускать такой шанс было нельзя. Причем собирать информацию там нужно было очень быстро: Мафальда не сомневалась, что энтузиазма Эвелины хватит ненадолго и что вскоре она захочет вернуться в свою обычную комфортную жизнь. Хорошо еще, если она в первый же день не передумает, насмотревшись на окровавленные бинты и прочие ужасы!
Но пока гроссгерцогиня рвалась в военный госпиталь, и ее любимой фрейлине нужно было только поддерживать ее в этом. Чем она и занималась оставшуюся часть вечера и все следующее утро, пока горничные Эвелины заканчивали собирать вещи. Особых усилий Мафальде для этого прикладывать не пришлось: герцогиня и сама думала только о предстоящих медицинских подвигах и даже жалела, что перед тем, как ехать в госпиталь, ей придется провести несколько дней в городской резиденции.
-- Как же все-таки тяжело нам, людям из высшего общества! -- жаловалась она фрейлинам, когда они уже ехали в ее просторной карете по лесу. -- В нашей жизни столько глупых условностей!.. Были бы мы с вами простыми женщинами -- могли бы ехать спасать раненных уже сейчас. Без остановок в городе, без всех этих приемов, визитов...
Фрейлины согласно кивали и поддакивали, радуясь про себя, что «глупые условности» позволят им еще некоторое время пожить спокойной и приятной жизнью. Мафальда искоса поглядывала на их кислые лица и гадала про себя, кто из них не поедет в госпиталь под каким-нибудь благовидным предлогом. Любимица Эвелины подозревала, что об этом подумывали почти все ее «коллеги». Но вот у кого из них хватит решимости и хитрости, чтобы избежать неприятного дела? Розалинда наверняка сумеет придумать уважительную причину, чтобы остаться в городе, но станет ли она это делать или предпочтет помогать герцогине в госпитале, чтобы та стала относиться к ней еще лучше?
В таких размышлениях фон Шиф провела почти всю дорогу -- лишь время от времени она возвращалась в реальность, чтобы подбодрить свою госпожу и напомнить ей, что в городе она сможет устроить большой прием, на котором все приглашенные узнают о задуманном ею деле. Мысль о приеме привела в хорошее настроение и остальных фрейлин. Под конец пути в карете уже царило обычное в их компании оживление: и Эвелина, и все ее окружение обсуждали наряды, в которых они будут рассказывать о предстоящих им делах городской аристократии.
В этих разговорах прошел и остаток дня после прибытия в зимнюю резиденцию гроссгерцога: пока слуги, не ожидавшие, что хозяйка замка вернется так рано, носились по коридорам и комнатам, торопливо наводя в них порядок, герцогиня с фрейлинами расположились в одном из бальных залов. Оттуда их через некоторое время позвали в обеденный зал, а из него усталые дамы вскоре разошлись по спальням. В плохо протопленных комнатах было довольно холодно, и Мафальде пришлось выслушивать новый поток жалоб Эвелины на слишком большой замок и недостаточно расторопных слуг. А потом она и сама долго дрожала, кутаясь в одеяло и безуспешно пытаясь согреться. «Тоже мне, комфортная и беззаботная жизнь! -- ворчала она про себя, стуча зубами. -- И этого наши неженки так боятся лишиться?!»
Однако на следующий день и на улице, и в замке стало теплее, гроссгерцогиня развила бурную деятельность по подготовке к «скромному» приему гостей, и к Мафальде тоже вернулось хорошее настроение. Вместе с другими фрейлинами она писала приглашения на раут, вручала их Эвелине на подпись и раздумывала, у кого из приглашенных она сможет узнать что-нибудь важное. «Ваше высокопревосходительство...», «Ваша светлость...», «Ваше сиятельство...» - от бесконечных титулов, которые фрейлине приходилось выводить на тонкой гербовой бумаге каллиграфическим почерком, у нее рябило в глазах. Количество написанных ею писем перевалило за сорок -- а ведь Розалинда и еще одна молоденькая фрейлина тоже занимались приглашениями! Сколько же всего будет гостей? И это Эвелина называет «скромным приемом, только для самых близких друзей»! Впрочем, справедливости ради, были у них балы и на двести человек, и еще более многочисленные...
-- Мафальда, будь добра, напиши еще вот этим трем! -- подошла к столу, за которым сидела фон Шиф, Розалинда. -- Я не успеваю, меня ее сиятельство просит проследить за украшением зала.
-- Давай, напишу, - кивнула Мафальда, откладывая перо и поднося к глазам подсунутый ей на стол клочок бумаги. Почерк у ее сиятельства гросс-герцогини Эвелины был не слишком аристократическим: строчки изгибались на листе бумаги то вверх, то вниз, напоминая не то морские волны, не то ползущих куда-то змей. «Фридрих фон Фалькенхорст, его дочь Белинда и ее компаньонка Люсинда Ферн», - прочитала фрейлина и положила перед собой новый лист бумаги.
-- Кто этот Фридрих, интересно, - пробормотала она, пытаясь вспомнить, слышала ли уже где-нибудь это имя. -- Может, он тоже из тех самых Фалькенхорстов?
Фамилию Фалькенхорст носила одна из прабабок эрцгерцога Эдвина -- это тоже был очень древний род, давно разделившийся на несколько ветвей. Некоторых представителей этого рода Мафальда знала, но имена Фридриха и Белинды казались ей незнакомыми. Подумав, фрейлина решила, что приглашения этим двоим и их компаньонке надо написать слегка суховатым языком, без особых изысков. Скорее всего, это какие-нибудь провинциалы, недавно приехавшие в город. Эвелине такие вряд ли понравятся, а сами они, если гроссгерцогиня окажет им слишком теплый прием, могут стать чересчур навязчивыми гостями. Так что лучше пока не подавать этим приглашенным лишних надежд. А вот если они понравятся Эвелине и сумеют завоевать ее дружбу -- тогда следующие отправленные им письма будут звучать уже совсем по-другому. Хотя не факт, что сами они будут этому рады... Размышляя об этом, Мафальда написала все три приглашения и понесла их своей госпоже на подпись.
День приема снова был пасмурным и холодным, но это лишь добавило уюта пышно украшенному бальному залу. Эвелина была страшно довольна: все шло именно так, как ей хотелось. Гости прибывали один за другим, и хозяйка замка успевала не только поприветствовать каждого из них и задать необходимые вопросы о его делах, но и поделиться своими «героическими» планами. При этом приглашенные еще и вели себя именно так, как герцогиня от них ожидала: удивлялись, услышав о предстоящей ей поездке к раненым, всплескивали руками, хлопали глазами -- в общем, всячески выражали свое восхищение ее поступком.
Юная Белинда фон Фалькенхорст поначалу показалась Мафальде такой же недалекой восторженной барышней, как и остальные гостьи. Они с отцом, как и предполагала фрейлина, действительно приехали в город недавно, а до этого жили в отдаленном поместье, причем Белинда вообще покинула родной загородный дом впервые. Узнав об этом, фон Шиф почти потеряла интерес к новым знакомым ее госпожи, однако что-то мешало ей забыть о них полностью. Проходя по залу и высматривая, не заскучал ли кто-нибудь из гостей, Мафальда то и дело бросала взгляд в один из дальних углов, где со скромным видом сидела эта молодая девушка, одетая в неброское нежно-зеленое платье, и ее полная пожилая компаньонка. Интуиция, редко обманывавшая фрейлину, подталкивала ее к более близкому знакомству с Белиндой, и это было особенно странным, потому что умом Мафальда никак не могла понять, чем ей может быть полезна эта особа. Выглядела барышня фон Фалькенхорст самым обычным образом -- миловидная, стройная и, в отличие от нежных и бледных горожанок, розовощекая и не слишком хрупкая. Держалась юная гостья скромно и, похоже, с трудом преодолевала застенчивость: сделав реверанс перед Эвелиной, она, вместе со своей седовласой сопровождающей, почти сразу заняла место на диване в углу и как будто бы собиралась просидеть там весь вечер, глядя в пол и даже не пытаясь ни с кем поговорить. Ее отец, встретивший среди гостей нескольких старых знакомых, был занят беседой с ними и почти не обращал на дочь внимания. Такие картины Мафальда видела на приемах много раз, и особого сочувствия стеснительные девицы у нее не вызывали. Сама она во время первого своего выхода в свет умудрилась познакомиться и с двумя любимыми фрейлинами Эвелины, одна из которых потом и порекомендовала ее герцогине, и с будущим мужем, и еще с одним знатным дворянином, который тоже мог оказаться на его месте. Тетушка Альда, сопровождавшая юную барышню фон Эльке в тот вечер, потом долго пилила племянницу за то, что та держала себя слишком раскованно, и предупреждала, что недостаточно скромных девушек не берут ни во фрейлины, ни замуж. Правда, потом Альде пришлось признать, что она ошибалась, потому что через год ее «невоспитанная» племянница уже была в свите Эвелины, еще через два вышла замуж, а потом, после смерти мужа, вернулась на должность фрейлины. А сама Мафальда с тех пор посматривала на скромниц свысока. Заслужить ее уважение могли лишь те девушки, кто сумел преодолеть застенчивость и не побоялся хоть как-то проявить себя в обществе.
Такое же отношение должно было достаться и Белинде: пока юная провинциалка не встала с дивана и не попыталась с кем-нибудь заговорить, Мафальде она была не интересна. Однако на деле все было иначе -- девушка продолжала чем-то неуловимым притягивать взгляд фон Шиф. И не только ее -- Мафальда заметила, что к ней подходила и о чем-то спрашивала ее Розалинда, а потом одна из дальних родственниц Эвелины. Белинда и ее компаньонка что-то отвечали с вежливыми улыбками, но оставались на диване, словно не решаясь покинуть это тихое и спокойное место и «нырнуть» с него в водоворот светских бесед.
Любопытство Мафальды достигло предела: ей необходимо было разобраться, что представляет из себя эта странная барышня и действительно ли она не так проста, как показалось ей на первый взгляд. Так что фрейлина, обменявшись парой фраз с очередным попавшимся ей навстречу гостем, решительно двинулась к дальнему дивану.
-- Вы не скучаете? -- заботливо склонилась она к сидящим на нем женщинам. -- Наше городское общество, наверное, слишком суетливое для вас, вы ведь привыкли к спокойной жизни на природе?
Пожилая Люсинда с улыбкой покачала головой:
-- Что вы, госпожа фон Шиф, мы очень рады, что уехали из нашей глуши!
Белинда тоже подняла голову и встретилась с фрейлиной взглядом -- и Мафальде, наконец, стало ясно, что в этой девушке было необычным. Лицо у нее было совсем юное, почти детское, но глаза выглядели гораздо старше. Взгляд этих светло-серых глаз был взглядом взрослого и многое пережившего человека.
-- Вы первый раз на таком приеме? -- спросила Мафальда девушку, чувствуя все более сильное желание сделать для нее что-нибудь приятное, как-то помочь ей освоиться в незнакомой обстановке. Это было что-то новенькое -- излишней сентиментальности фрейлина раньше тоже за собой не замечала. Теперь она окончательно уверилась, что с Белиндой необходимо познакомиться поближе -- хотя бы для того, чтобы понять, как ей удается, ничего не делая, производить на людей столь сильное впечатление...
А молодая фон Фалькенхорст, судя по всему, и сама хотела того же самого.