-- Да, в первый раз, - ответила она тихим голосом, вновь скромно опуская глаза.
-- И вы стесняетесь участвовать в беседах, - улыбнулась фон Шиф. -- Хотите, мы вместе к кому-нибудь присоединимся? Большинство гостей -- городские жители, им будет интересно расспросить вас о вашем поместье...
Мафальда ждала, что девушка рассыплется в благодарностях и согласится подойти поболтать к одной из группок знатных дам. Но скромница, вновь подняв на нее свои светлые глаза, удивила давно отвыкшую удивляться фрейлину во второй раз:
-- Госпожа фон Шиф, спасибо вам, - сказала она все тем же тихим и словно бы слегка испуганным голоском. -- Спасибо вам большое, но... могу я вас попросить о другой услуге?
-- О какой же? -- еще сильнее изумилась Мафальда. Нет, Белинда точно была совсем не простой и не наивной девушкой! Она только очень талантливо изображала таковую...
-- Вы не могли бы... попросить ее Светлейшее Сиятельство позволить мне поехать вместе с вами в госпиталь? -- попросила фон Фалькенхорст. -- Вам ведь там любой помощник будет нелишним!
Сидящая рядом с ней компаньонка недовольно поджала губы, однако особо удивленной она не выглядела -- как видно, юная подопечная уже поделилась с ней своими планами. Спрашивать разрешение у своего отца Белинда и вовсе не спешила, словно и так была уверена, что Фридрих фон Фалькенхорст не будет возражать против задуманного дочерью.
А Мафальде стало ясно, что она выполнит просьбу девушки -- и не просто узнает у герцогини, нужны ли ей еще две спутницы, а попытается уговорить ее взять Белинду и Люсинду с собой. Пусть эта хитрая провинциалка будет рядом с ней -- пока фрейлина не узнает ее получше и не поймет, чем она может быть ей полезна.
А полезной Белинда будет точно -- в этом фон Шиф уже не сомневалась.
Глава XIII
Фон Эльке добрался до Кляйнеегерсдорфа уже заполночь, когда пирушка кавалеристов аккурат подходила к своему логическому завершению, а фон Лёве, до того утащивший Кнаубе в местный театр-варьете, как раз почти уломал полковника ехать с танцовщицами кабаре в нумера.
Появление у передовых пикетов пехоты заставило Юстаса немедленно оставить (ну или как минимум -- отложить) свои планы, и поспешить навстречу своему старому товарищу. Когда же бравый майор узрел, сколько солдат, и в каком состоянии, осталось у Эрвина, то моментально протрезвел и без промедления занялся распределением солдат бригады и берштадцев на постой, немилосердно тесня при этом как улан, так и собственных лейбгвардейцев.
Сам фон Эльке, уставший и измотанный маршем, строительством укреплений и, собственно, сражением, а затем еще одним маршем, принял помощь фон Лёве с искренней благодарностью, поскольку заниматься этим у него никаких сил уже не было. Отконвоированный уланским полковником в особняк местного бургомистра, где до того расположились и сами кавалерийские командиры, он смог все же написать короткий рапорт для эрцгерцога, указав полную невозможность удержать Кляйнеегерсдорф имеющимися силами, выпросил у Кнаубе вестового, и отправил свое послание с донельзя огорченным таким развитием событий уланом, после чего рухнул в постель, даже не раздеваясь.
Краткий сон бригадного генерала продлился лишь до рассвета. Наскоро переодевшись и побрившись, он поспешил к своим солдатам, даже не удосужившись позавтракать, на чем бургомистр Кляйнеегерсдорфа категорически настаивал.
Сей достойный муж, также как и фон Лёве, этой ночью не сомкнул глаз ни на одно мгновение, однако если майор был занят обустройством и кормежкой строевых пехотинцев, то герр Копфштюк озаботился солдатами, временно или же уже навсегда выбывшими из строя.
В первую очередь по его указанию были подняты из постели и доставлены в ратушу все немногочисленные врачи Кляйнеегерсдорфа, поскольку и Кальмари, и его коллега из мушкетерского полка, и все их помощники с ассистентами были измотаны выше всяческого предела. Городскому полицейскому начальнику. по совету бургомистра, даже пришлось пригрозить посадить их под арест, ежели они не отправятся отдыхать добровольно. Примерно о том же было заявлено и местным эскулапам, не горевшим желанием нестись среди ночи в импровизированный госпиталь, где стонущие солдаты временно заменили городских чиновников.
Второй важной задачей, которой занялся неугомонный Копфштюк, была организация похорон тех из раненых, кто не дожил до города, или отправился на встречу с Создателем уже здесь, и вот тут у бургомистра возникла нерешаемая, казалось, проблема, поскольку в городке была лишь одна единственная лютеранская кирха, в то время как среди усопших были и католики, и кальвинисты, и цвинглианцы.
Пастор Клюге, человек еще достаточно молодой и мало где за пределами города бывавший, поднятый посреди ночи вместе с докторами, отпеть покойных, в принципе, был и не против, но без разрешения аурумштадского пробста совершать такой обряд в отношении приверженцев другой конфессии откровенно опасался. Не против он был оказать пасторское утешение и тем из солдат, кто оставался жив, опять же, отказываясь причащать и исповедовать без санкции не-лютеран. Если с последним, скрепя сердце, бургомистр и мог еще согласиться (тем паче, что ушлый катахет Рюбе умудрился уговорить всех, находящихся на смертном одре солдат креститься по лютеранскому обычаю, а также шепнуть о том герру Копфштюку), то оставлять без христианского погребения покойных он был никак не согласен -- и как человек верующий, и как чиновник, понимающий, что это никак не пойдет на пользу его карьере.
На счастье бургомистра, полицмейстер еще не успел утащить из госпиталя доктора Кальмари, какового за почти сорок лет жизни успело изрядно помотать по свету, в связи с чем и многие традиции разных народов были ему известны. Услыхав беседу Клюге и Копфштюка. постепенно выходящего из себя, добрый доктор Абеле возвел очи горе и сокрушенно вздохнул.
-- О, Мадонна! -- произнес он. -- Ну было б тут из-за чего спорить. Поступите также, как поступают в Египте и Литве.
-- Простите? -- не понял бургомистр. -- Это нам, и уподобиться ортодоксам?
-- А почему и нет? -- пожал плечами Кальмари. -- У них тоже запрещено совершать литургию по усопшим иноверцам, раскольникам и сектантам.
-- Вот видите, герр Копфштюк! -- перешел в контратаку пастор. -- Я же говорил, что никак мне не можно их отпевать!
-- Вместо этого священник читает Sanctus Deus. -- совершенно спокойно добавил бригадный врач, и, не прощаясь, ушел.
-- Э-э-э-э... Я, сказать по чести, в латыни не разбираюсь, да и вовсе к языкам не способен. -- бургомистр был совершенно честен, хотя и не любил вспоминать это обстоятельство, доставившее ему в бытность его гимназистом кучу неприятностей. -- А в нашей Церкви эта молитва есть?
-- Разумеется. -- произнес пастор. -- Это «Святый Боже».
-- Так что ж вы мне тут нервы треплете, отче? -- вспылил Копфштюк. -- Нешто лютеране менее человеколюбивы, чем ортодоксы?!!
Благополучно решив и эту проблему, бургомистр, в глубине души все же до сей ночи не веривший, что войска неприятеля могут добраться и до его маленького уютного городка, занялся сбором ополчения, поскольку из обмолвок фон Лёве и Кнаубе понял, что дело швах, и на счету уже каждый способный держать мушкет боец.
Собственно, ополчения города в Аллюстрии не выставляли с седых времен, ныне именуемыми эпохой средних веков. Государственного созыва ополчения гроссгерцог тоже не объявлял, намереваясь воспользоваться силами исключительно регулярной армии из обученных солдат, справедливо полагая, что бюргеры и крестьяне, даже если и дать им оружие с формой, будут ему совершенно бесполезны, и, даже если доберутся до поля боя, то разбегутся после первого или второго залпа неприятеля.
С другой стороны, право городов собирать свои отряды и содержать их за свой же кошт никто так и не отменял, так что многие бургомистры Бранденбурга заранее озаботились о том, чтобы такие вот вспомогательные войска могли появиться у них под началом в любой момент. Кто-то, как градоначальник Берлина-на-Хафеле (некогда соревновавшегося с Бранденбургом за право называться столицей герцогства) безуспешно, а иные, как тот же герр Копфштюк. и вполне плодотворно.
Будучи не только бургомистром Кляйнеегерсдорфа, но и председателем местного Дворянского собрания, он нашел изящный выход, который позволял ему выставить полторы-две сотни бойцов. Ну, или по крайней мере, он сам их таковыми считал.
Решение виделось ему не только изящным, но также и простым, однако более всего важным он почитал то обстоятельство, что оно не было обременительным для казны Кляйнеегерсдорфа. Ополченцами должны были стать лакеи местного дворянства, каковое должно было их вооружить (у многих окрестных землевладельцев, если не у всех, по стенам висело преизрядное количество охотничьих ружей), а поскольку все будущие защитники города и так обеспечивались ливреями своими хозяевами, то и вопрос с формой считался бургомистром вполне решенным -- из старинных хроник ему было известно, что каждый цех или гильдия, выставлявшие городское ополчение в прошлые века, имели отличительные знаки, вплоть до цвета одежды. Так отчего должны были быть единообразно одеты эти новоявленные конруа?
Ну а принадлежность их к Кляйнеегерсдорфскому ополчению бургомистр брался обеспечить за счет одинаковых треуголок с кокардами, каковые и оплатил из своего кармана.
Стоит ли упоминать, что местное дворянство восприняло принадлежавшую герру Копфштюку идею как восстановление своих старинных вольностей, и поддержало ее «на ура»?
Мнением лакеев, разумеется, все поинтересоваться как-то не сподобились.
Таким образом фон Эльке, едва отмахнувшись от настойчивого бургомисторовского настояния отведать что Бог послал, получил сомнительное наслаждение наблюдать кое-как построенную напротив входа в особняк разномастно одетую и не менее разнообразно (вплоть до фитильных пищалей) вооруженную толпу лакеев, лица которых выражали ну просто неземное «желание» погибнуть во славу гроссгерцога. Зрелище это было настолько феерическое, что Эрвин на несколько мгновений ошарашено замер на месте, позволив бургомистру невозбранно отчитаться о созыве ополчения, и передаче его под командование некоему бригадному генералу с до боли знакомой фамилией.
-- Гм... -- откашлялся наконец фон Эльке. -- И кто же командует этим сбр... сводным отрядом?
-- С вашего позволения, герр генерал, командовать ополчением Собрание назначило меня.
-- Вот как? Прекрасно. Чуть позже я выпишу вам патент на чин э-э-э капитана э-э-э-э ландсмилиции, герр Копфштюк. Но, простите. Здесь ведь только рядовые? А где же офицеры и унтера?
-- Мы, Ваше Высокопревосходительство, рассчитывали на помощь армии в этом вопросе... -- замялся градоначальник Кляйнеегерсдорфа.
-- Голубчик мой, -- генерал поглядел на бургомистра сверху вниз, что, благодаря заметной разнице в росте, было совсем не сложно, -- а где ж я-то вам их возьму? Вы видали что от моих сил осталось?
-- Увы, да. Но...
-- А разорять фон Лёве и Кнаубе смысла никакого нет -- кой толк в пехоте от кавалерийских офицеров? Вы, знаете что? Озаботьтесь покуда подбором командного состава, а господ ополченцев пока отдайте в подчинение бригаденинтенданту Зюссу. У него всегда есть потребность в лишних руках. Сколько надобно офицеров и унтеров Зюсс же вам и расскажет.
Покинув бургомистра, и бормоча себе под нос что-то про дом скорбных умом, Эрвин поспешил в ратушу, справиться о раненых, да всего ли хватает, а герр Копфштюк, поспешно сопроводив ополчение к Зюссу, огорошенному их появлением не более едва ли, чем фон Эльке, поторопился изловить фон Лёве, дабы тот повоздействовал на генерала, и тот таки отзавтракал.