меньше доходов, но потерявшему в Битве уж никак не меньше воинов.
Жить столице Эллар по-прежнему было не на что… С тревогой и надеждой
смотрели горожане в будущее, ожидая, что принесет с собой лето —
малейший неурожай обрек бы город на бедствие. И лето пришло, щедрое и
благодатное: солнце и дождь, словно сговорившись, по очереди лелеяли
сады и поля. Такого урожая в Рас-Сильване не помнили даже старожилы!
— Глядя, как быстро наливаются колосья и тучнеют стада, как гнутся к
земле отягощенные плодами ветви, суровые судьи вынуждены были
прикусить языки.
По мере того, как наполнялись кладовые и кузницы, надежда все ярче
разгоралась в сердцах детей луны и солнца. Никогда еще праздник урожая
не был столь радостным и пышным — веллары храма Луны бросали
пригоршни зерна в бурлящий источник Эллар, и богиня милостиво
принимала их жертву, а юный Иштан лично увенчал голову жреца солнца
почетным венком из листьев омелы.
Тяжелые времена для Рас-Сильвана закончились: не прошло и нескольких
зим, как, несмотря на баснословные проценты, драгоценные реликвии
возвратились в сокровищницы — все до единой. Вернувшееся изобилие
стерло озабоченное выражение со светлых лиц эллари, вновь зажглись
огнем темные глаза краантль. Точно солнце проглянуло сквозь тучи!
Сбросив груз забот, эльфы Рас-Сильвана снова собирались в Круге песен
под древним дубом — их голоса вновь звенели до самого утра, распевая
древние напевы, а смех раскатывался по всему парку, вспугивая
устроившихся на ночь птиц. И только одного из сыновей солнца не было в
этой веселой компании… После возвращения с битвы Кравой Глейнирлин
по прозвищу Душа Огня ни разу не показался в Круге песен, чьим
неизменным завсегдатаем был до сих пор, — и не потому, что ему больше
не нравились звуки арфы или напевы певцов: просто он чувствовал, как
после смерти возлюбленной какая-то часть его души словно закрылась —
та самая часть, в которой жили его смех и былая легкость, и что должно
случиться, чтобы она вновь открылась, он не знал. Знал только, что до той
поры звуки песен будут приносить ему одну только боль…
***
Оторвавшись от бумаг, солнечный эльф устало поднес к лицу руку с
длинными тонкими пальцами, протер глаза и сжал пальцами переносицу.
Несколько мгновений он сидел так, не шевелясь, затем отнял руку,
посмотрел на окно. Он и не заметил, как стемнело! Точно вспомнив о чем-
то важном, он порывисто поднялся из-за стола и, даже не сложив бумаги, а
бросив все, как было, направился к двери. Аламнэй! — Он ведь обещал
зайти к ней еще засветло, и вот, как назло, заработался. Теперь ее,
наверное, уже укладывают спать… Хотя какое там спать, разве она заснет
без него! Нянечки, наверное, там с ума сходят — непокорный нрав
наследницы лунных князей, коей Аламнэй была по матери, уже давно
составлял печаль всех замковых нянь, одновременно удивляя их: подобное