— Так понятно. Изящности он поднабрался. В кобельеры вознёсся!
— Титул мне законно даден!
— И каким же королем ваша хвостатость во дворянство посвящена?
— Тебе что за дело?!
Где-то на улицах разом захлопали выстрелы, донеслись крики. Наблюдатели с шинка разглядели, как разгорается пламя очередного пожара.
— Досталь[72] шутки шутить, гайдуки лихие, — приказала ведьма. – Хома, пистоли проверь. Будешь палить, я оружье подавать. Заряды зря не трать. Дворовую стену я заклятьем прикрою, но ты, Анчес, лестницу на всякий случай подними.
Хвостатый сунул соратнику свой изящный пистоль и полез затаскивать лестницу.
— Все ж я не особо понимаю, — пробормотал Хома, проверяя хлипкий замок нарядного оружия. – Чертям, в смысле, анчутам воевать по чину не положено? Не то сословие? Этак и будет на лестнице сидеть?
— Вот же ты к нему причипился, — качнула толстой косой Хеленка. – Где ты видел, чтобы бесы за мушкеты да пистоли хватались? Надурить или там искусить кого - то их должность. А драка да пальба – такому не обучены. Да и сами не управимся, что ли?
— Может и управимся, — решил казак, впихивая за кушак третий пистолет. – Да только должна иметься соразмерность. Этак наберут в гайдуки рогатых искусителей, а потом…
Слегка придавило под горлом, Хома прокашлялся и больше в пустословия не пускался. Ещё раз проверили вооруженье: в арсенальстве имелось пять пистолей, вдосталь пороха и свинца, длинная сабля - сигизмундовка[73], несколько клинков менее устрашающего размера, топор, прихваченный с шинкарского двора и заржавленная, не иначе как турецкая, большого неудобства пика. Ну и конечно, панночкин молот. Хома решил, что золотых пуль мало заготовили – пожмотничала ведьма. Но тут уж ничего не попишешь. Зато среди сердюковского вооружения имелся недурный, прямо так и лёгший в казацкую руку ятаган. Не-не, должны с иудейской нечестью управиться. Особенно, если ведьминское прикрытие действенным окажется.
— А что, хозяйка, нельзя ли заклятие и во фланги расширить? – Хома повел растопыренными пальцами в сторону торцов крыши.
— Отчего ж, можно и там, — легко согласилась ведьма. – Маззикимы перед шинком выстроятся, тут ты их и положишь одним залпом.
— То вряд ли. Редкостность пуль не даст разом всех выкосить.
— Ну? А заклятье тоже редкостность и прорехи имеет.
— Понял. Я ж для уточнения. Дело-то серьезное предстоит, — подтвердил Хома. – А как оно зачнется, предположение есть?
Хозяйка снизошла и объяснила стратагему[74] маззикимов. Сначала нечисть начнёт сжимать кольцо вокруг Пришеба и вынюхивать утраченное золото. Нюх у них отменный, но и время поджимает – до утра им управиться нужно. Не насытятся золотом, будут бродить днем по округе, дремать в сухих тёмных местах, а на следующую ночь вернутся. Собрал этакую корыстолюбивую армию пробудившийся шедим. С ним сложнее – на золото старший демон не так падок и чего вдруг встревожился, не особо понятно.
Лично Хоме было вполне понятно. Это ведьма умеренность в словах проявляет и свою старинную дупу благопристойно прикрывает. А вот не надо было иудейские грамотки ронять! В общем, во всем Сух-Рука виновата, чтоб она вовсе отсохла, зараза костлявая!
… Громыхнул залп у рыночной площади, вновь зазвенели колокола. Сердюки и драгуны геройски защищали церковь, костел и дом пана Пацюцкого. Хитроумный городской голова имелся у Пришеба, этого не отнять. Ну да ладно, цирюльничиха уцелеет, всё ж дивно приятная очам особа.
— Идут, кажись, и к нам, — сообщила ведьма, к чему-то прислушиваясь.
Ведьмин курень дружно задрал головы, прицениваясь к слабозвёздному небу. Не-не, ещё и намека на рассвет нету. Биться придется.
Наступила недобрая тишина. То ли Хома соседствующим чертовством проникся, то ли просто со страху, но уверенность имелась, что со стороны полевой дороги демоны крадутся. А ведь не видно не зги, только далёкие невразумительные крики до шинка доносятся. Не иначе, маззикимы у кого-то крестик или кольцо червонное отымают. Ведьма говорила, что если швырнуть золото, жадный демон удовлетвориться подачкой и уберется. Но ведь грех золотом разбрасываться – не все пришебцы на такое смирение готовы.
В тишине зашкреблись когтищи по стене. Вот тебе и ведьменская защита тылового редута – как раз со двора и подбираются! Хома выбрал пистолет, Хеленка для пробы взмахнула молотом – от рукотворного вихря затрепетала расхристанная солома кровли.
— Да сидите, заполошные, — проворчала пани Фиотия.
На крышу выбрался кот – с опаской глянул на дивчину с занесённым молотом и пополз на пузе к ведьме. Та взяла рыжего гада на руки, принялась гладить – донеслось чуть слышное «м-рр».
Хома подумал что кошаки – на диво тупая живность – молота он боится, а на пистоль и усом не шевельнул. А ведь чуть пулю в пузо не словил. Тьфу, к ведьме всякая хвостатая дрянь так и льнет, так и льнет…
Казак вытер взмокшую ладонь о штаны. Вот, жди теперь опять…
***
Первого маззикима увидели все разом: согнутая тень, нелепо выставляющая длиннющие колени, прокралась вдоль хаты, стоящей на противоположной стороне улицы, по-паучьи подпрыгнула на стену, на миг замерла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь у закрытой ставни. Упала на землю, оборотила уродливую башку к шинку. Хома для пробы прицелился – не-не, далековато ещё. Вот бы мушкет имелся – другое дело. Но не из пистоля целить…
Из темноты вынырнул еще один маззиким, в тот же час заволновались лошади на конюшне – видать, и оттуда заходили недруги.
— Не тронут лошадей, — прошептала ведьма, кот соскользнул с её рук, гордо задрал-распушил хвост. Тоже вояка облезлый.
Если рассуждать в философическом плане, так Хома смирился бы с потерей лошадей. Пусть бы их жрали, жизнь она ведь такая – рано ли, поздно, любого сожрёт. Но это если с философской стороны, а так конечно жалко Гнедка с Каурым. Могут и осиротеть добрые коники.
На улице скопился с десяток демонов, топтались, бродили, принюхивались. Потом сдвинулись всей гурьбой к воротам.
— Уловили, пакостники, — прошептала ведьма. - Сдвигайся и в прицел бери. Но до команды не пали. Главного будем ждать. Если он, конечно, на золото купится.
— А где ж золото? – уточнил Хома, ёрзая пузом по соломенной кровле с двумя пистолями в руках.
— Так в колодце, дурья твоя башка, — разъяснила хозяйка. – В воду они не занырнут, а отойти им жадность не даст. Бить можно, что тех мух, на выбор.
— На выбор, то хорошо. А золото как же? – обеспокоился казак. – Нам самим потом как за ним заныривать?
— Да меня на веревке опустите, не страдай, — пообещала панночка.
Вот что тут «не страдай», когда никто и не страдает? Этак запросто и в жадности заподозрят. А где жадность? Разумное беспокойство на предмет будущего запаса золотых пуль и добротного завтрашнего обеда! Да и что за выгода на крышах ночами сидеть, ежели и добычи нет?
Маззикимы окружили колодец, заглядывали во влажную темень, что те бараны у водопоя. Пихались голенастыми ногами. Один, видать, что поразумнее, потянул веревку с ведром, было слышно как полилась вода. Демоны заглянули в ведро – золота там не нашлось.
Хома надеялся, что алчность своё возьмет – полезут внутрь, да и потонут сами собой. Но поганое демонское сообщество оказалось не так простодушно – топтались, озирались, но не лезли. Меж тем, к колодцу подошло еще три-четыре нечестивых создания. По всему выходило, крепок запах злата. Ещё бы, такие деньжищи! Тут и человек локти кусать начнет…
Хому дернули за сапог. Анчес показывал на улицу – на углу у хаты, прикрытая плетнем, замерла смутная тень – вовсе обличия не различишь, но раза в два крупней рядового муззыкима. Неужто шедим и есть? Вышел бы под луну, что ли?
— Далеко? – прошептала ведьма.
— Из добротного мушкета можно бы и хлопнуть попытаться. Но без всякой верности, — пояснил Хома.