— Ты в этом уверен, Берт? Ты уверен, что он не вынул из чемодана револьвер просто для того, чтобы достать что-то со дна? Он же искал какую-то тетрадь.
— Он шел с револьвером в руках к двери.
— А вдруг он вовсе не убивал Дороти… Ладно, полиция до всего докопается, — убежденно сказала она. — Они докажут, что он был здесь, в Блю-Ривер. Докажут, что он убил Дороти.
— Правильно, — отозвался Берт.
— Но даже если он ее не убивал, даже если все это — страшная ошибка, ты ни в чем не виноват. Ты не знал, ты увидел его с револьвером в руках. Тебя им винить не в чем.
— Верно, — сказал он.
У Эллен затекла левая нога, и она вытащила ее из-под себя. Потом посмотрела на часы, которые светились на панели.
— Уже половина одиннадцатого. Почему мы так долго едем?
Он не ответил.
Она выглянула в окно. Там уже не было улиц и не было фонарей. В кромешной тьме простирались черные поля.
— Берт, но ведь эта дорога не ведет в город!
Он не ответил.
Впереди, за пределами света фар, темнота уходила в бесконечность.
— Берт, ты едешь не туда!
— От меня-то вы чего хотите? — невозмутимо спросил начальник городской полиции Элдон Чессер. Он лежал на обитом глянцевым ситцем диване, положив ноги на подлокотник, скрестив руки поверх красной фланелевой рубашки и вперив задумчивый взгляд больших карих глаз в потолок.
— Я хочу, чтобы вы послали погоню за этой машиной, — ответил Гант, который стоял посередине комнаты и яростно сверкал глазами на Чессера.
— Ха! — сказал Чессер. — Ха-ха! Все, что видел сосед — это темную машину. После того как, услышав выстрел, он позвонил в полицию, он заметил, как из дома вышли мужчина и женщина, прошли дальше по улице и сели в темную машину. Сколько на улицах темных машин, в которых сидят мужчина и женщина? Пока вы не ворвались ко мне в дом, у нас даже не было описания девушки. А к этому времени они могли быть уже на полпути к Седар-Рапидс. Или поставить машину прямо у нас под носом в какой-нибудь гараж.
Гант нервно ходил по комнате.
— Ну и что же нам делать?
— Ждать — больше ничего. Я же известил дорожную полицию. Глядишь, нам и повезет. А вы лучше присядьте.
— Ну конечно, я должен присесть. А ее, того и гляди, убьют!
Чессер молчал.
— В прошлом году убили ее сестру, теперь — ее.
— Опять вы за свое, — сказал Чессер, утомленно прикрыв глаза. — Ее сестра покончила с собой, — четко выговорил он. — Я сам видел ее предсмертную записку. И эксперт по почеркам… — Гант пренебрежительно фыркнул. — Так кто же ее убил? Вы сказали, что она подозревала Пауэлла, но теперь получается, что это был не он, — она ведь оставила для вас сообщение, что он в порядке. Кроме того, вы нашли эту бумагу из Нью-Йорка, из которой видно, что прошлой весной его даже не было в городе. Если убил не единственный подозреваемый, то кто же? И ответ на это — никто.
Раздраженным голосом — сколько можно повторять одно и то же! — Гант сказал:
— В ее сообщении говорится, что у Пауэлла появилась идея, кто это мог быть. Убийца, наверно, знал, что Пауэлл…
— До сегодняшнего вечера не было никакого убийцы, — отрезал Чессер. — Ее сестра покончила с собой. — Он открыл глаза и опять воззрился на потолок.
Гант бросил на него ненавидящий взгляд и снова принялся ходить по комнате.
Через несколько минут Чессер сказал:
— Кажется, я догадываюсь, как все произошло.
— Да? — ядовито сказал Гант.
— Да. Вы же не думаете, что я лежу на диване от лени. Так мне лучше думается. Когда ноги выше головы, к мозгу приливает кровь. — Он откашлялся. — Взломщик проникает в дом примерно без четверти десять. Сосед слышал, как разбилось стекло, но не придал этому значения. В других комнатах, похоже, ничего не искали. Так что, по-видимому, он сразу пошел в комнату Пауэлла. Через несколько минут в дом входят Пауэлл и девушка. Наш взломщик отрезан наверху. Он прячется в стенном шкафу Пауэлла — все вещи в нем сдвинуты в сторону. Пауэлл и девушка идут на кухню. Она начинает варить кофе, включает радио. Пауэлл идет наверх, чтобы повесить в шкаф пальто, а может, он услышал какой-нибудь шум. Взломщик выходит из засады. Он уже пытался открыть чемодан — на нем остались следы перчаток. Он заставляет Пауэлла отпереть чемодан и обыскивает его. Содержимое чемодана разбросано по полу. Может быть, он что-нибудь там находит, деньги например. Так или иначе, Пауэлл бросается на него. Взломщик стреляет в Пауэлла. Возможно, он не собирался этого делать и теперь сам напуган — они никогда не собираются стрелять и носят револьвер только затем, чтобы припугнуть. И всегда кончают тем, что стреляют. Сорокапятимиллиметровая гильза. Скорее всего, армейский кольт. Их тут пруд пруди — многие оставили себе револьверы после войны. И тут наверх прибегает девушка — те же отпечатки пальцев на косяке, что и на чашках. Парень испуган, думать ему некогда… И он заставляет ее уйти вместе с ним.
— Зачем? Почему он не расправился с ней, как и с Пауэллом?
— А я откуда знаю? Может, не осмелился. А может, что-нибудь задумал. Иногда, когда у них в руке револьвер и перед ними красивая девушка, им приходят в голову разные мысли.
— Спасибо, — сказал Гант. — Теперь я знаю, что волноваться нечего. Большое спасибо.
Чессер вздохнул:
— Сели бы вы все же. Все равно нам нечего делать — только ждать.
Гант сел и стал тереть лоб ладонью.
Чессер наконец отвел взгляд от потолка и поглядел на него.
— Кто она вам? — спросил он. — Ваша девушка?
— Нет, — ответил Гант. Он вспомнил письмо, которое прочитал в комнате Эллен. — Нет, у нее есть парень в Висконсине.
Машина неслась за устремленным вперед островком света фар, ритмично постукивая на заасфальтированных швах в бетонном шоссе. Светящаяся стрелка спидометра держалась на пятидесяти милях. Его нога на акселераторе была тверда, как нога статуи.
Он управлял машиной левой рукой, иногда чуть-чуть поворачивая руль вправо или влево — чтобы разбить усыпляющий ритм шоссе. Эллен забилась подальше от него к дверце со своей стороны. Ее тело было словно скручено в тугой жгут, глаза потерянно смотрели на упавшие на колени руки, в которых она теребила носовой платок. На сиденье между ними лежала его правая рука в перчатке. Револьвер, который он держал в ней, был нацелен в бедро Эллен.
Она долго плакала, издавая полузадушенные стоны раненого животного: слез почти не было — были стоны и конвульсивная дрожь.