— Подожди. — Он вынул из кармана завернутую в бумагу маленькую коробочку. — С днем рождения.
— О Берт! Зачем ты так потратился?
— Да, наверно, не надо было, — поддразнил он ее. — Но разве ты не рада?
В коробочке были серебряные серьги — простые отполированные треугольнички.
— Спасибо, Берт! — воскликнула Марион. — Они прелестны. — Она поцеловала его.
Потом направилась к зеркалу, чтобы вдеть серьги в уши.
Он подошел и встал у нее за спиной, глядя на нее в зеркало. Когда она вставила обе сережки, он повернул ее к себе лицом.
— Действительно прелестно, — сказал он.
Когда их поцелуй закончился, он сказал:
— Кто-то вроде предлагал вина.
Марион вышла из кухни с подносом, на котором стояли бутылка бардолино в плетеном чехле и два бокала. Берт, сняв пиджак, сидел, скрестив ноги, на полу перед книжным шкафом. На коленях у него лежала раскрытая книга.
— Я не знал, что тебе нравится Пруст, — сказал он.
— Очень!
Она поставила поднос на кофейный столик.
— Поставь лучше сюда, — сказал Берт, указывая на книжный шкаф.
Марион перенесла поднос на шкаф, налила вино в бокалы и подала один из них Берту. Держа в руках другой, она скинула туфли и опустилась на пол рядом с ним. Он перелистывал страницы книги.
— Я хочу показать тебе место, которое приводит меня в восторг, — сказал он.
Он нажал на кнопку. Тонарм медленно описал полукруг и опустился своей змеиной головкой на край вращающейся пластинки. Закрыв крышку проигрывателя, он прошел через комнату и сел рядом с Марион на кушетку, накрытую синим покрывалом. Раздались первые аккорды Второго концерта для фортепиано Рахманинова.
— Хороший выбор, — сказала Марион.
Откинувшись на толстый валик, лежавший на кушетке вдоль стены, Берт оглядел комнату, мягко освещенную одной лампой.
— У тебя не квартира, а само совершенство! — сказал он. — Почему ты никогда не приглашала меня сюда раньше?
Она сняла зацепившуюся за пуговицу платья ниточку.
— Не знаю… Боялась, что тебе здесь не понравится.
— Как мне могло здесь не понравиться?
Его пальцы проворно расстегивали пуговицы на ее платье. Она положила теплые ладони поверх его рук, задержав их между грудями.
— Берт, я никогда раньше… не была с мужчиной.
— Знаю, милая. Ты могла бы мне этого и не говорить.
— Я никогда раньше не любила.
— Я тоже. Я никого до тебя по-настоящему не любил.
— Правда? Правда?
— Только тебя.
— И Эллен не любил?
— Клянусь — только тебя.
Он опять ее поцеловал.
Она освободила его руки и погладила его по щеке.
«Нью-Йорк таймс»,
понедельник, 24 декабря 1951 года
Мисс Марион Дж. Кингшип, дочь мистера Лео Кингшипа и покойной Филлис Хатчер, в субботу 29 декабря в доме своего отца будет обвенчана с мистером Бертоном Корлиссом, сыном миссис Джозеф Корлисс, живущей в городе Менассет, штат Массачусетс.
Мисс Кингшип окончила школу Спенса в Нью-Йорке и затем Колумбийский университет. До прошлой недели она работала в рекламном агентстве «Камден и Галбрайт».
Ее жених сражался в рядах американской армии во время Второй мировой войны и затем учился в университете Колдвелл. Недавно он был принят на работу в отдел внутренних продаж «Кингшип коппер инкорпорейтед».
Сидя за своим столом, мисс Ричардсон изящным, как ей казалось, жестом протянула вперед руку и полюбовалась золотым браслетом, сжимавшим ее полную кисть. «Нет, для мамы он не подходит, скорее для женщины помоложе, — решила она. — Подберу маме что-нибудь другое, а этот браслет оставлю себе».
Вдруг перед ее столом возник мужчина в синем костюме с белыми полосками. Она подняла глаза и приготовилась улыбнуться, но раздумала, когда увидела, что это все тот же назойливый тип.
— Привет, — жизнерадостно сказал он.
Мисс Ричардсон выдвинула ящик стола и с озабоченным видом стала шуршать там бумагой.