никогда не читала.
Сэкономив немного денег, мы ходили в кино, и вот здесь Чилия действительно
получала удовольствие. Ей нравилось кино еще и потому, что там она могла сидеть, тесно
прижавшись ко мне, и время от времени обращаться ко мне за объяснениями, которые
были бы понятны ей. И она ни за что не хотела, чтобы с нами ходила Амалия, хотя та
однажды попросила взять ее с собой. «Мы познакомились в кино,— говорила Чилия,— и
пусть в кино мы всегда будем одни, совсем одни в благословенной темноте зала».
Все учащающиеся визиты Амалии и весьма умеренные успехи Чилии — что
объяснялось, конечно, только моей собственной неумелостью — заставили меня сначала
забросить, а потом и вовсе прекратить наши занятия. Теперь я ограничивался только
шутками с обеими женщинами, да и то когда бывал в настроении. Амалия стала меньше
дичиться и однажды, когда я особенно поздно возвратился из школы, весь издерганный и
взвинченный, бросила на меня робкий взгляд, в глубине которого таился упрек, И помню,
меня еще больше ужаснул ее страшный шрам, и я с тайным злорадством пытался
представить себе, каковы были черты ее лица до ожога, и сказал потом Чилии, когда мы
остались одни, что в детстве они с Амалией, наверное, были похожи.
— Бедняжка,— сказала Чилия,— она все, что зарабатывает тратит на лечение. Ока
еще надеется найти мужа.
—
А вам, женщинам, видно, больше и заняться нечем, как только искать себе
мужа?
—
Ну, я-то себе уже нашла,— улыбнулась Чилия.
—
А если бы с тобой случилось то же, что и с Амалией? — усмехнулся я.
Чилия подошла ко мне ближе.
—
Ты бы тогда меня разлюбил? — запинаясь, спросила она.
—
Нет.
—
Что с тобой сегодня? Тебе не нравится, что у нас бывает Амалия? Но она
приносит мне работу и помогает мне.
Однако в тот вечер я так и не мог отделаться от мысли, что Чилия была тоже в
своем роде Амалия, обе меня раздражали, и я разозлился. Я смотрел на Чилию злыми
глазами, и ее оскорбленная нежность одновременно трогала и раздражала меня. Как-то я
видел на улице мужчину с двумя замурзанными детьми на руках и позади него худую,
измученную женщину, его жену. И я представил себе Чилию состарившейся и
безобразной и почувствовал, как у меня сжалось сердце.
За окном ярко светили звезды. Чилия молча смотрела меня.
—
Пойду пройдусь,— сказал я ей с усмешкой и вышел.
4
У меня не было друзей, и иногда я понимал, что в Чилии заключается вся моя