— Ты сама своего каторжника уйми, он первый задирается.
— Я вложу, уж не извольте беспокоиться. Сейчас же ему задам припарку хорошую. А вы окольницу вставьте. За нее, милые, не меньше как семь гривен сдерут.
— Ну, и вставим. Легко ли дело семь гривен, не это видали!
— Тьфу, будь ты проклята, богата-богатина!
— А не беднее вас…
— Ну, где нам против вас.
— Ну, и нечо орать. Всяк богат про себя.
— Да уж что и говорить! Давно ли по займам-то шаталась.
— К тебе не ходила еще…
— Ой! — всплеснула руками плотничиха. — Полинарья! Как твоей роже-то не стыдно? Побойся бога… Три куска сахару брала, так и не отдала… Забыла? Погоди, ненадолго, профорсишься. Только сейчас уж больно расшеперилась.
— Выкину! Выкину! Сегодня же выкину, — истошно закричала, краснея от злости, Полинарья.
— Да не надо, — возразила плотничиха. — Мы от этого не обеднеем, а вас, быть может, вырвет…
Долго бы еще ругались бабы, но им помешал сашкин отец — белобрысый, высокий и тщедушный человек с жиденькой бородкой:
— Варвара, будет!.. Айда домой! Раскудахтались!
— Не я, твоя жена кудахтает.
— Если ты, жабочка, — не унималась плотничиха, — не дашь заклик своему подорожнику, я сама тогда поймаю и накладу ему в штаны крапивы.
— Попробуй! Руки коротки, своего учи… Еще обзываешься.
— Варвара! Айда, говорят тебе, — внушительно крикнул плотник.
Он взял жену за руку и вытолкал ее со двора. Макар слышал, как плотничиха, ругаясь, захлопнула свои ворота. Через некоторое время закричал Сашка на чердаке:
— Мамонька, золотая, серебряная! Не буду… ой, не буду! Ой, право, не буду!
Крик Сашки сопровождался отрывистыми возгласами плотничихи:
— Вот!.. вот тебе! Вот тебе, бродяга паршивый! Вот тебе, варнак!
Макару стало жаль Сашку. Он забился глубже в сено и не откликнулся на зов матери. Полинарья ходила по двору и сердито ворчала:
— Погоди, никуда не денешься, придешь — я тебе спущу шкуру-то!
Под вечер неожиданно приехал с прииска Яков. Распрягая лошадь, он спросил:
— А где у меня сын?
— Скрылся куда-то.
— Куда? Как это?
— Ну, убежал… Порка вот ему будет…
Полинарья рассказала о ссоре с плотничихой.
— Ну что ж, вышвырнуть им семь гривен. Ай, сынка! — сказал Яков, — значит, наши в поле не робеют и на печке не дрожат? Ха-ха-ха!
Макар понял, что тятя приехал пьяненький и добрый.
— Ты мне его представь… где хоть, бери, а представь сына, — сказал Яков, — а то я с тебя семь шкур спущу… А белобрысому, этому кержаку-гроботесу, снеси семь гривен за окольницу.
Полинарья пошла на сеновал, чтоб дать лошади сена и, заглянув в угол, заметила ноги Макара.
— Ага! Вот ты где, молодец! — Полинарья врезала ему три увесистых шлепка. — Вот тебе, подорожник ты этакий!
Макар не заплакал. Он сердито вырвался из рук матери и убежал в избу. Отец, сидя за столом, дремал. Увидев сына, он улыбнулся пьяной улыбкой и поманил его пальцем:
— Ну-ка, иди сюда, сынок!
Макар подошел, недоверчиво, исподлобья глядя на отца. Яков притянул его к себе и, зажав в колени, ласково спросил:
— Ну, как дела, Макар Яковлич?
— Помаленьку, — несмело ответил тот.
— Молодец! Ты что это быком на меня смотришь? Тебя что, отдула мать-то?
— Нет.
— То-то… А с кем сегодня дрался?
— С Сашкой: он сам первый задирает, дразнится… Я его… я его… только уронил…