«Война» на этом не закончилась: но, теперь я перешёл в наступление. Пока не опомнились, я вылавливал их по одному — где угодно, когда угодно и избивал. К отцу бегали жаловаться через день, он меня периодически порол — но, чуть ли круглосуточная занятость на работе не позволяла делать это ему так часто, как требовалось и, поэтому я не унимался. Заявления в милицию шли потоком, но я со временем научился делать подобные дела без свидетелей и следов телесных повреждений, не столько избивая, сколько унижая и запугивая.
Так продолжалось почти год, пока они сами ко мне с мировой не пришли. После этого, мы — даже подружились, я достаточно хорошо выучил молдавский и до самого моего ухода в армию мы вместе с молдаванами совершали набеги на соседние посёлки, рифтуя на дискотеках морды тамошним парням и «портя» местных девок.
Это был «пик» моей бойцовской карьеры — хотя, позже драться приходилось тоже довольно часто: в армии, во время учения в Технологическом… В девяностые меня, даже, вербовал в свою ОПГ один местный авторитет. Отказался. Не то, чтобы я особенно честным был, нет — просто достаточно умным. Понимал, что подобная карьера не чем иным, как тюрьмой или могилой, закончится просто не могла.
С неграми дрался — когда в Америке жил… Случайно, как-то раз забрёл в квартал — в который, белому человеку случайно забредать не рекомендуется… Без дробовика!
Не… Нет, не тянут они против наших! Так — понты одни… Те же молдаване — не в пример, более стойкие в драке.
Я оглядывал место предыдущего и предстоящего боя. По огороду, как Мамай прошёл! Крольчатник полностью разбомбили — даже сетку содрали, крохоборы… А Лузер то, их хорошо отделал: перед тем, как его — его же оглоблей вырубили! Вон она — переломленная, валяется. У самого Ферапонта левый глаз наливается синевой, один из «молодцов» хлюпает расквашенным носом, второй — нет, нет, да и, прикладывает руку к правому боку…
— А ты, что за хрен с бугра? — вежливо поинтересовался Ферапонт, отпуская Дуню.
Та, с подвываниями отползла к мужу, дети стайкой за ней.
Надо, же! А, я то думал, что это выражение — новодел, а оно, оказывается, древнее, как Матушка-Русь…
— Я местный помещик, Стерлихов Дмитрий Павлович. А вы, кто такие будете? Зачем вы пришли на мою землю, зачем грабите и бьёте моих людей?
Криминальная троица переглянулась:
— Что-то, не похож ты на помещика, — нагло заявил Ферапонт, — одежды у тебя какие-то чудные…
Действительно, здешние помещики в ношении «афганки», наверняка, замечены ещё не были. Я достал из кармана документы Дмитрия Павловича и, издали, предъявил:
— Достаточно? Или, тебе ещё что-нибудь показать? Так, что вам надо на моей земле?
Троица переглянулась…
— Стёпка Ху… задолжал нам денег и по отработке…
В это время Громосека начал подавать признаки жизни. Он сел, обвёл окружающую обстановку мутным взглядом и пробасил:
— Дай им …зды, Вован! — успел — таки, значит накатить свой стакан!
Степан, тоже вроде зашевелился. Ну, слава Богу, все живые!
— Если, мой человек что-то вам должен — вы должны были ко мне и, обратиться. А, женщину его, зачем били? Она вам тоже, что-то должна?
Все трое смотрели не столько на меня, как на мой велосипед, не показывая при этом особенного удивления. Должно быть, были наслышаны про него у тех мужиков, которые тут первыми побывали. Да и, рюкзачок мой, мешок с рыбой на багажнике велосипеда и удочки в чехле приковывали их внимание. При этом троица продолжала переглядываться — на что-то, видно, решаясь…
— В, общем так, мужики: выкладывайте из телег, всё что у меня взяли, и я сделаю вид, что ничего не произошло. А, если к Степану Поликарповичу Лузеру у вас какие-то претензии — то, давайте по закону, через суд…, — всегда надо давать шанс человеку мирно с вами разойтись.
— Ну? Что делать будем, мужики? — воззвал к подельникам Ферапонт, — неужели отдадим всё это? Да, со Стёпки и малой толики всего этого не отсудим! Может, того… Их?
Вот олень, то! Да с «этим всем» вычислят его, как дважды два! Как бомжа на «Мерседесе» в центре Москвы в моё время. Но, жадность, она лишает рассудка…
— Ты, Ферапонт, совсем сдурел, что ли? Мы ж, сюда не за этим ехали… На каторгу или в петлю приспичило? — второй из «Молодцов» проявил признаки благоразумия. Молодец, тебя я убью последним! Шутка…
Первый из «Молодцов» вопросительно хлюпнув расквашенным носом, посмотрел на Ферапонта.
Ферапонт задумчиво почесал пятернёй начинающий лысеть череп под картузом. Потом выдал:
— Всё равно, если этот настучит, — он показал рукой на меня, — нам на орехи достанется… Не посадят, так по судам затаскают, а там разорят подчистую. Будете, как тот… По миру кусочки выпрашивать.
— После того, как тебя повесят, Ферапонт, — встрял в разговор я, — твоей семье никто — как ему, даже кусочка не подаст. Злые на тебя мужики…
— Да нету у меня никакой семьи…, — устало махнул рукой Ферапонт, сплюнув в сторону Лузеров, кучкой облепивших лежащего на земле главу семейства, — из-за него, вот… Ну, что ты, дура Дунька, в нём только нашла? Вышла бы за меня, всё б ладно сейчас было бы…
Ни шиша себе, деревенские страсти! Вильямс Шекспир! Вы лох…
— У нас есть семьи, жёнки и детки! — второй из Молодцов продолжал гнуть гуманитарную линию, — они не должны страдать из-за того, что у тебя на неё, на Дуньку, в одном месте чешется… Сколько девок, уже, в двух сёлах перепортил, всех вдов оприходовал, а всё его на мужнюю бабу тянет! Нет, ну что за человек…
И, Миротворец сплюнул, не забывая почесывать правый бок.
Первый из Молодцов, нерешительно хлюпая разбитым Стёпкой Лузером носом, переводил взгляд с одного оратора на другого.
— Да, не будет никакой каторги и прочего! Что, вы бздите? — вдруг осенило Ферапонта, — «уработаем» их всех, а потом сами поедем и покажем становому, что когда мы сюда приехали, то увидели, как этот шибзик топором их всех порешил, а шибзика я пристрелил…
«Шибзик», которого я в миру знал, как Громосеку… Даже, как Бориса Михайловича, сидел на земле и бессмысленно пялился в одну точку, не подозревая, какая важная ему уготована роль…
…Он сказал «пристрелил»? По ходу, у этого типа — у Ферапонта, имеется ствол! Это хреново!
— Добро их между собой поделим, у барина — поди и, деньжата имеются… Ведь так, барин?
— Конечно, имеются, — я ещё надеялся уладить миром, — сколько вам надо, чтобы вы убрались отсюда навсегда?
Однако, это подлило керосина в огонь…
— Ну, а я что говорил? — довольно, как слон, затрубил Ферапонт подмигивая дружкам уцелевшим глазом, — если у него такие вещи, то, сколько должно быть денег? Детей своих в городские гимназии пристроите учиться! В большие люди выйдут… Думайте, дурни!
— А, становой нам поверит? — прохлюпал Первый из Молодцов, — что этот заморыш перебил столько народу?
— Никита Изотыч, что ли? Да, он мне ещё не про такое поверит! Особливо, если мы с ним по-Божески поделимся! Я, что? Его первый год знаю? — продолжал Ферапонт, — или, могет, я с ним мало водки выпил?
Ну, прям, лихие девяностые: бандиты, крышующие крестьян и продажные менты!