Самолюбие капитана было задето: с ним полковник Артамонов так запросто не говорил.
Едва машина полковника подкатила к воротам комендатуры, словно из-под земли вырос старший сержант, идеально заправленный, с противогазом через плечо, повязкой на рукаве. Подав зычную команду «Смирно!», доложил полковнику, что на комендатуре без происшествий, назвал себя: «Дежурный старший сержант Гамеза».
Полковник вышел из машины, принял рапорт и, довольно хмыкнув, разгладил усы.
— Вольно, — сказал он.
Пока что всё шло без сучка, без задоринки, но судьба, видимо, подстерегала в этот день Авенира Аркадьевича.
Стоявший рядом с полковником Кайманов, заметив что-то в дальнем конце двора, вполголоса чертыхнулся.
— Что такое? — спросил Артамонов.
— Борька озорует, товарищ полковник. Весной принёс с охоты козлёнка, жена соской выкормила. Вырос, на комендатуре держать стало невозможно. Отдали старухе Сюргуль в посёлок. Так он, как сорвётся с привязи, бежит сюда и даёт гастроль.
Ястребилов уже слышал вопли этого столь знаменитого козла. Чёрт его принёс в комендатуру к приезду начальства! Капитан глянул на дежурного, чтобы тот немедленно принял меры, но события стали разворачиваться неотвратимо и с такой удивительной быстротой, что ничего уже нельзя было сделать.
По двору проходила прачка — полная женщина, с коромыслом и двумя вёдрами. Направлялась она к видневшемуся в глубине двора круглому бетонированному колодцу.
На высокий дувал вскочил молодой горный козёл с обрывком верёвки на шее, спрыгнул во двор, подбежал к ней, потянулся за подачкой. Та махнула рукой, пошла своей дорогой. Козел отпрянул в сторону, с недоумением посмотрел вслед.
— Ну держись, Ивановна, — с мрачноватым юмором сказал Кайманов. — Борька у нас завёл порядок, чтоб никто мимо него без куска хлеба с солью не ходил…
Не успел он договорить, как оскорбленный в своих лучших чувствах козёл поднялся на стройные задние ноги и затем пригнув точеную голову к груди, стрелой помчался за обидчицей.
Капитан не увидел, куда пришелся удар. Ивановна, нелепо взмахнув руками, встала на четвереньки, вёдра с грохотом раскатились по сторонам. Разъяренная прачка вскочила на ноги, занесла коромысло над головой. Борька подставил рога. Крак! Коромысло — пополам.
Ястребилова едва удар не хватил: «И это пограничная комендатура? Хозвзвод! Богадельня! Банно-прачечный трест!» Испепеляя дежурного взглядом, он едва произнес, заикаясь от гнева:
— Убб-рать!
Полковник хмыкнул, сделал вид, что ничего не заметил, принял от появившегося тут же и лихо откозырявшего старшины платяную щетку, принялся отряхивать пыль с гимнастерки и брюк. Привели себя в порядок Ястребилов и Байрамов.
— Махмуд Байрамович, — сказал капитан, — вас проводит старшина Галиев, покажет комнату, где вы можете разместиться. Получите в складе всё, что вам положено, и прошу ко мне на обед. Товарищ полковник, может быть, сейчас пообедаем? Всё готово!
— Э, нет, родной, сначала дела, — отозвался полковник. — Знаю я ваши обеды-ужины. Так наобедаешься — и «мама» не скажешь. Пусть военврач устраивается, а мы пока обсудим кой-какой план, тогда уж можно будет и за стол.
Неловкость сгладилась, офицеры направились в канцелярию, но гастроли козла, оказывается, ещё не кончились.
С улицы донесся быстро приближающийся звонкий топот, заливистый лай, нетерпеливое повизгивание псов.
По выражению лица Кайманова Ястребилов понял, что и эта кутерьма ему хорошо знакома.
Капитан и полковник выглянули из-за глинобитного дувала и увидели, что это все тот же Борька лихо несется вдоль ряда кибиток, а вслед за ним из каждого двора выскакивают дворняги и с азартным воплем присоединяются к своре мчавшихся вслед за козлом собак. Добежав до комендатуры, козел, словно на пружинах, взлетел на самый высокий дувал и горделиво прошелся по нему, пригибая голову к груди, направляя рога на преследователей, потряхивая от возбуждения коротким, торчащим кверху хвостом. Псом своим видом он словно бы говорил: «Что? Догнали? Нате-ка, им кусите!»
Собаки дошли до неистовства. Псы покрупнее с ревом бросались на дувал, шавки, захлебываясь, верещали от злости. Но Борька стойко оберегал свои позиции, прохаживаясь по дувалу, бесстрашно направляя рога на собак.
— Ах, стервец, ах, негодяй! — явно любуясь им, сказал Кайманов.
«Кто? Кто допустил? Ко-мен-да-ту-ра! И вдруг этот проклятый козел! Позор! Надо же, как раз в день приезда начальника отряда!» Капитан Ястребилов готов был плакать от обиды. Весь свой гнев он мысленно обрушивал на дежурного старшего сержанта Гамезу и старшину резервной заставы сверхсрочника Амира Галиева. Кайманов тоже хорош! Распустил личный состав! Нельзя даже на сутки отлучиться! Только присутствие полковника мешало Ястребилову высказать своему заместителю всё, что он о нём думал.
У ворот появилась Ольга с пучком морковки в руках.
— Борь, Борь, Борь, — позвала она.
Козёл спрыгнул с дувала, во всю прыть бросился к ней, доверчиво уткнулся мордой в руки Ольги. Та схватила болтавшуюся у него на шее верёвку.
— Оля, отведи этого бандита хозяйке! — крикнул Кайманов.
Ястребилов глянул в ту сторону, куда указывал старший лейтенант, увидел высокую и сухую в тёмно-красной национальной одежде старуху Сюргуль, беспокойно топтавшуюся у ворот комендатуры.
Болезненно переживавший инцидент с козлом Ястребилов всё же заметил, что на полковника эта история не произвела ни малейшего впечатления, он просто не обратил на неё внимания и лишь мельком посмотрел в сторону старой Сюргуль.
— Пойди-ка, Яков Григорьевич, сам, — сказал полковник, — возьми с собой солдата, пусть отведет козла. Посмотришь, нет ли там у вашей Сюргуль ещё гостей, и приходи.
— С Олей отведём, — отозвался Кайманов. — Кстати, у меня с Сюргуль разговор есть.
Ольга уже направлялась с послушно бежавшим Борькой к воротам комендатуры, Кайманов пошёл вслед за нею. Капитан решил воспользоваться его отсутствием, чтобы продемонстрировать полковнику заготовленный номер программы.
Едва они с Артамоновым вошли в канцелярию, раздался стук в дверь и через порог шагнул бравый туркмен с орлиным взглядом, молодцеватой выправкой. Живописный чекмень ловко сидел на нём, подчёркивая линии стройной и сильной фигуры. На голове белая папаха-тельпек, на груди крест-накрест два охотничьих патронташа.
Охотник шагнул к полковнику, приложил темную, вывернутую ладонью вперед руку к белоснежной папахе, выпучил глаза и с сильным акцентом рявкнул что было духу:
— Товарищ полковник! Дружинник Чары Myрад прибыл за получением приказа на охрану границы!
— Хорошо, Чары Мурад, хорошо, — с удовлетворением отозвался Ястребилов. — Как себя чувствуешь, дорогой Чары Мурад?
— Хорошо себя чувствую, товарищ капитан!
— Машкала кургум ми? Здорова ли семья?
— Машкала кургум якши, товарищ капитан.
— Обедал ли товарищ Чары Мурад? Всё ли у тебя в порядке?
— Обедал, товарищ капитан, всё у меня в порядке.