— Ну что ж, дисциплина есть дисциплина, — отозвался Артамонов. — Давай свою увольнительную… Вот мы её и отметим: «Задержалась по уважительным причинам. Полковник Артамонов». А без обеда, комендант, — обратился он к Ястребилову, — ты её не отпускай, головой отвечаешь!..
— Капитан Ястребилов, начальник комендатуры, — представился Марийке Авенир Аркадьевич. Поздоровался с нею и старший лейтенант Кайманов, вместе с которым за ворота комендатуры вышла и его жена Ольга.
— А вот Ольгу Ивановну мы сейчас и попросим, — сказал Яков. — Оля, поручаем тебе нашу гостью. Возьми-ка над нею шефство, проводи к озеру, приглашай в дом, угощай обедом…
— Вот-вот, — подхватил Аким Спиридонович. — Кто хоть раз искупается в нашем роднике, никогда больше отсюда не уедет.
— Маша! — крикнул им вслед Андрей. — Где разместился ваш госпиталь?
— Улицу не запомнила. Знаю, что неподалёку от городского сада. Вы приедете?
— Старший политрук, — вполголоса сказал полковник. — Ждём. Время истекло.
— Обязательно приеду! И госпиталь найду!
Время действительно истекло. Вот-вот нагрянут генералы.
Опытным взглядом кадрового военного радостно настроенный Самохин отметил мысленно идеальный марафет, какой навели солдаты на всей территории комендатуры. Эту первозданную чистоту и образцовый порядок отметил про себя и начальник отряда.
В вестибюле клуба Андрей на секунду остановился перед зеркалом. После госпиталя худощавое лицо его с крупным носом и глубоко посаженными глазами было все еще серовато-бледным и не очень-то принимало среднеазиатский загар. Андрей никогда не был доволен своей внешностью, но сейчас ему собственный вид показался вполне приемлемым. Решив, что момент наступил, Самохин, слегка откашлявшись, обратился к Акиму Спиридоновичу:
— Товарищ полковник, разрешите подать рапорт.
— Какой такой рапорт? — переспросил Артамонов. — Ты что, говорить разучился, что решил мне письма писать?
— И всё-таки, — сказал Андрей, — прошу принять мой рапорт об отправке на фронт. Сейчас мне особенно хотелось бы там быть.
Полковник с явным неодобрением развернул двойной тетрадный лист, на котором Самохин, как он сам считал, очень убедительно изложил мотивы своего решения вернуться в действующую армию, Аким Спиридонович внимательно прочитал рапорт, посмотрел мимо Самохина куда-то в сторону и, видимо раздумывая, как отвечать, зачем-то пожевал губами. Реакция Артамонова несколько озадачила Андрея.
— Товарищ полковник, я… — начал было Самохин, но полковник остановил его:
— А ты погоди. Подал рапорт, значит, высказался. Теперь жди ответа. Сейчас приедет начальник войск, попрошу его, чтобы нашел для тебя время, тогда и поговорим.
Артамонов сложил вчетверо рапорт Андрея и сунул его в нагрудный карман.
Ничего другого не оставалось, как ждать разговора с генералом. Андрей чувствовал на себе взгляды дожидавшихся в вестибюле начальников, которые, конечно, знали друг друга, а он ещё никого не знал и подумал, что у каждого из них в подчинении застава, а то и комендатура. Все они, как и до войны, охраняли мирную среднеазиатскую границу, учили молодёжь, проверяли наряды. А в это время на западе льётся кровь, оголтелые армии Гитлера танками и пушками пробивают себе путь на восток.
Наконец на шоссе появилась легковая машина, остановилась у ворот. Из неё вышли два генерала — один общевойсковой, второй в форме погранвойск. Взяв под козырёк, ответили на приветствия собравшихся офицеров.
Полковник Артамонов проводил их в клуб, вернувшись к собравшимся, пригласил:
— Товарищи, прошу входить.
Андрей вошел в числе первых и тут же увидел начальника войск, стоявшего недалеко от двери с лейтенантом госбезопасности Овсянниковым, знакомым по приключению с «эпроновцем» в Красноводске. Андрей уловил конец разговора: «Есть обстоятельства, товарищ генерал, по которым я бы просил вас ещё раз ознакомиться с его личным делом…»
Приняв стойку «смирно», Самохин назвал себя. Выслушав, генерал пожал ему руку, просто сказал:
— Генерал-майор Емельянов Алексей Филиппович…
Невысокая массивная фигура, сверлящий взгляд маленьких медвежьих глазок из-под кустистых бровей.
— Полковник Артамонов передал мне ваш рапорт, — произнёс генерал. — Ничего не скажешь, хороший подарок вы нам припасли, да ещё в такое время.
— Товарищ генерал, — сказал Андрей, — у меня ранение пустяковое, руки, ноги целы, голова на месте…
Кустистые брови генерала сошлись к переносице.
— А у нас, значит, и рук и ног нет и голова не на месте?
— Я не то имел в виду. Речь идёт обо мне. Прошу вас отправить меня на фронт.
— Нет, именно то. По-вашему мы — тыловые крысы, на солнце спины греем, лясы точим. Вы, значит, хотите на фронт, а мы не хотим?
— Прошу вас отправить меня в любую действующую часть, — упрямо повторил Андрей.
— Ловлю на слове, — отозвался генерал. — Наша часть тоже действующая. Разговор отложим до конца совещания.
Генерал Емельянов занял своё место в президиуме, открыл совещание, затем взял указку и отдернул занавес, закрывавший половину стены. Под занавесом карта участка комендатуры и большая карта европейской части Советского Союза. Извилистая линия фронта перечеркнула Украину, Белоруссию, Смоленскую область, подошла к самой Москве. Напрягая зрение, Самохин увидел, какое ничтожное расстояние на карте между Киевом и Полтавой, мысленно перенесся туда, представил себе, что там творилось. Для присутствующих здесь линия фронта, отмеченная красным шнуром, — наглядное пособие. Для него — кровавый рубец, перечеркнувший всю жизнь. Этот рубец протянулся на тысячи километров, оставив позади себя сотни городов, тысячи сел.
Условные значки и названия, которые Андрей мог прочитать со своего места, всплывали в памяти страшными пожарами, грудами развалин на изрытой воронками и окопами земле. Мимо печных труб, указывающих обугленными пальцами в небо, идут по истерзанной земле толпы беженцев, солдаты, отставшие от своих частей. Вдоль обочин дорог тянутся на километры танки и пушки, разбитые бомбами повозки и машины.
— Мы знаем, как трудно сейчас на фронте, — словно отвечая на мысли Андрея, сказал генерал. — За последние сутки наши части оставили сотни населённых пунктов в Смоленской, Калининской, Орловской, Брянской, Калужской областях. Враг рвется к Москве. Родине невыносимо тяжело отбивать удары бронированных дивизий фашистов. Бои идут на подступах к столице. Но всем нам, всему нашему Отечеству будет неизмеримо тяжелее, если гитлеровским захватчикам удастся создать такую же линию фронта вот здесь, — Емельянов провёл указкой по южной средне азиатской границе, — и ударить нам в спину… Если мы допустим это, железная петля фашизма затянется на горле советской Родины. Эта опасность не только реальна, она угрожающе надвигается на нас и требует немедленных и решительных действий.
Во все времена, — продолжал генерал, — правительство СССР дружественно относилось к нашему южному соседу. В двадцать первом году мы заключили с Ираном договор о сотрудничестве, но ещё тогда имели в виду возможность использования территории Ирана для нападения на СССР. Чтобы отвести такую опасность, наш совместный договор двадцать первого года в статье шестой предусматривает… — Емельянов неторопливо надел очки, поднес лист бумаги к глазам. — «Обе Высокие Договаривающиеся Стороны, — начал он читать, — согласны в том, что в случае, если со стороны третьих стран будут иметь место попытки путем вооруженного вмешательства осуществлять на территории Персии захватную политику или превращать территорию Персии в базу для военных выступлений против России…» — Емельянов снял очки и закончил своими словами: — Короче: мы имеем законное право ввести войска. Сейчас настала необходимость осуществить это право. Мы с вами присутствуем здесь для того, чтобы скоординировать план предстоящей военной операции, осуществить которую предстоит через несколько дней.
Командование округа, — продолжал генерал, — недавно было проинформировано о том, как немецко-фашистская разведка создает на территории наших соседей плацдарм войны против СССР. К нам засылают крупных агентов под видом беженцев, железнодорожников, мор. яков, эпроновцев, кого только можно придумать, с заданиями вплоть до политических диверсий, до наглой и неприкрытой организации крупных вооруженных банд. Одну такую банду — Аббаса-Кули — удалось активизировать и, очевидно, снабдить деньгами и оружием некоему «эпроновцу» Белухину. Есть слухи об организации других, более мелких банд именно в нашем районе. Основная цель создания таких бандгрупп — вносить дезорганизацию и смуту, препятствовать переброскам воинских грузов по железной и шоссейным дорогам. Вот здесь, — генерал подошел к карте, провел указкой вдоль линии железной дороги от Ташкента до Красноводска, — главный объект наших забот, О котором мы должны помнить ежедневно и еженощно. И не менее важные объекты — Кизыл-Арватское и хорошо известное вам Дауганское шоссе. По нашей железной дороге идет эвакуация промышленности Донбасса. В глубь страны мы вынуждены транспортировать не только промышленное оборудование, но и бакинскую нефть сначала, через Каспий, а затем железной дорогой до Ашхабада и Ташкента. В сторону фронта идут эшелоны с артиллерией, снарядами, медикаментами. По этим же дорогам поступает к нам эвакуированное гражданское население с запада. Есть основания предполагать, что в задачу создаваемой «эпроновцем» Белухиным банды входит дезорганизация работы главных в нашем округе транспортных магистралей. Наша первоочередная задача — ликвидировать эту банду в стадии её зарождения… Полковник Артамонов, доложите, что вами предпринято для выполнения этой задачи.
Аким Спиридонович вышел к столу президиума.
— Шесть дней тому назад, — сказал он, — мы послали в пески начальника резервной заставы капитана Рыжакова с разведотрядом. В последнем донесении Рыжаков сообщил, что напал на след банды, но связь прервалась. На поиски Аббаса-Кули и Рыжакова были отправлены в пустыню следопыты-дружинники, прекрасно знающие Каракумы. От них тоже пока нет вестей.
— Прошу извинить, товарищ полковник, — остановил Артамонова генерал. — Позвольте мне сделать некоторое отступление. Верховное Главнокомандование, товарищи, считает наше направление не менее важным, чем Западный фронт. В наш округ для участия в осуществлении стратегического плана прибывают боевые командиры, отлично зарекомендовавшие себя по службе и в боях с фашистами. Я хочу вам представить недавно прибывшего к нам из госпиталя фронтовика, замполита комендатуры, успешно сражавшегося с передовыми частями гитлеровцев старшего политрука Самохина Андрея Петровича. Товарищ. Самохин, прошу вас встать. Знакомьтесь, товарищи. Надеюсь, Андрей Петрович найдёт у нас такую же дружную, теперь тоже фронтовую семью, какая была у него на западе. Так вот, товарищ Самохин, — обращаясь непосредственно к Андрею, сказал генерал. — Лично я, как начальник пограничных войск округа, ставлю перед вами задачу: сегодня ночью выйти с отрядом пограничников Дауганской комендатуры на помощь Рыжакову и вместе с ним в трех-четырёхдневный срок разгромить банду Аббаса-Кули. Это и будет ответ на ваш рапорт об отправке вас в действующую армию. Задача ясна?
Андрей принял стойку «смирно».
— В принципе ясна, товарищ генерал, — ответил он, хотя ему было абсолютно непонятно, как он сможет в такой короткий срок настичь и разгромить банду. Рыжаков, старожил, и то лишь на шестой день только-только напал на её след. А где искать самого Рыжакова, когда его местные следопыты ещё не нашли?