— Нет, начальник. В горы я не пойду, старый стал. Если пойду, кто за меня продаст на базаре мой табак? Я человек бедный, у меня других доходов нету.
Андрей рассмеялся.
— Ну, если за этим дело стало, — сказал он, — у нас получишь больше, чем выручишь на базаре. Дадим командировочные, ещё и продукты на все дни работы. Хватит и тебе, и твоей дорогой Сюргуль. Пойдём к нам, там договорим…
Было уже достаточно темно, когда все трое входили в KaHn,ev лярию комендатуры. На столе действительно приготовлены продукты. Часть из них — консервы и сухари — Хейдар оставил для себя, мясо и мешочек с крупой хотел сам отнести Сюргуль.
Яков остановил его.
— Продукты эти отнесет дежурный, — сказал он. — Нам с тобой ещё долго разговаривать надо…
Он сам принёс в канцелярию четыре фарфоровых чайника, пиалы, блюдце с сахаром, чурек в сочаке, пригласил из соседней комнаты дожидавшегося там старого дауганского аксакала Али-агу.
— Салям алейкум.
— Коп-коп салям…
Старики степенно поздоровались, спросили друг у друга о здоровье, о делах.
После того как Яков и Ястребилов сделали Сюргуль арык, она сама нашла Хейдара, и Али-агу не пришлось везти на текинский базар, куда Хейдар в последнее время отправлялся «торговать табаком».
Кайманов разлил зелёный чай, пригласил всех к столу. Появление Али-аги и чаепитие насторожили Хейдара, но пока он ничем не выдавал своей тревоги.
— Хейдар-ага, — начал Кайманов. — Ты на нас не обижайся, но у Сюргуль мы тебе не всё сказали. Женщина есть женщина. Разве она может хранить тайну?.. Когда ты пришёл к полковнику Артамонову и попросил: «Разреши мне в ногранзоне жить, свою семью искать», — он ответил: «Живи». Ты ему показал справку, что вернулся после срока за нарушение границы. Он сказал: «Ладно, всё равно живи». Мы тебе помогли. Теперь пришла твоя очередь помочь нам.
Хейдар все так же настороженно, враждебно молчал.
— Яш-улы, Али-ага сказал, — продолжал Кайманов, — никто не знает так пески, как знаешь их ты. Ты знаешь, где в Каракумах прячется бандит Аббас-Кули, ты должен помочь нам его найти.
— Я не знаю никакого Аббаса-Кули. Ты сказал: «Надо идти в горы, солдаты будут рубить дрова, вьючить вязанки на верблюдов». В горы пойду, в пустыню не пойду.
Кайманов на секунду задумался.
— Хорошо, — ответил он. — Пусть тогда скажет аксакал Али-ага.
Мудрые коричневые глаза старейшины Даугана спокойно смотрели на Хейдара. Али-ага едва заметно покачивал головой, словно в такт своим мыслям. Длинные редкие волоски белой бороды росли у него прямо из шеи, подтверждая его высокое звание аксакала — старейшины рода.
— Твоя дочь Дурсуи в Каракумах, Хейдар, — сказал он. — Я не знаю, где моя внучка, моя Гюльджан, где жена моего соседа Барата, где другие женщины и подростки, которые теперь ездят менять вещи на продукты в Хиву и Ташауз. Но все они тоже, может быть, там, в песках… Ты мусульманин, Хейдар, — продолжал Али-ага. — Такие же, как мы, мусульмане проливают на фронте кровь. Их женам стало не на что купить миску джегуры, они меняют её на вещи. А эти бандиты, последняя сволочь, перекрывают тропы, забирают себе всё, оскорбляют наших женщин. По закону мужчина обязан убить каждого, кто оскорбит женщину его рода…
Хейдар молча выслушал неторопливую речь старого Али, ответил с плохо скрытой издевкой:
— Я очень уважаю твои большие годы, аксакал. Я не могу сказать, что ты лжёшь. Но я могу сказать, что ты ошибаешься. — Он поднял глаза, в упор посмотрел на старика. — Твоя Гюльджан и соседка Фатиме по эту сторону границы. Моя семья за кордоном. Если дочь моя Дурсун, как ты говоришь, попала к бандитам, то она там, за горами, где проходит граница, но совсем не в Каракумах, аксакал Али-ага…
— Она в Каракумах, Хейдар, — спокойно возразил старик. — Её держит в чёрных песках бандит Аббас-Кули, а тебе врёт, что она за кордоном.
— Как ты всё хорошо знаешь, яш-улы! — воскликнул Хейдар. — Кто этот добрый человек, что всё тебе рассказал?
— Твоя жена Патьма.
— Патьма?
Хейдар с прорвавшейся вдруг растерянностью и тоской глянул на старика, тут же нахмурился, спросил с недоверием:
— Но если ты её видел, Али-ага, почему не сказал ей, что я здесь, почему не позвал её сюда?
— Я её позвал, Хейдар, и она пришла. Уже восемь лет, как она с твоими детьми и внуками живёт здесь у нас.
Кайманов вызвал дежурного, и тот ввел в комнату женщину в национальной туркменской одежде.
Хейдар, едва справляясь с волнением, встал со своего места, словно не веря глазам, оглянулся на всех, с трудом передвигая ставшие вдруг непослушными ноги, вышел вперёд.
— Патьма?..
Голос его прервался, руки задрожали, он протянул их вперёд, бережно принял молча припавшую к его груди жену.
— Патьма!..
Начало похода отряда Самохина складывалось подозрительно благоприятно. Скрыто передвигаясь ночью, днем прячась в балках и лощинах, заросших саксаулом так, что ни путники, случайно оказавшиеся в пустыне, ни чабаны с отарами не могли их заметить, пограничники точно вышли к Дождь-яме, будто Хейдар вывел их туда по самому совершенному компасу.
Бочонки с водой сняли с горбов усталых верблюдов, сложили их так, чтобы не занесло песком, поставили вешку. На верблюдов привязали подобие двойных седел, к седлам приторочили винтовки и автоматы, солдаты взобрались на горбы, сели лицом друг к другу, наклонившись так, что издали можно было принять ездоков за тюки. Оставив часть отряда в пять человек под командованием Гамезы в резерве и приказав ему идти вслед, Самохин дал команду трогаться в путь.
Едва выехали на возвышенность, Хейдар придержал ишака.
— Начальник, — сказал он, — не останавливайся, проезжай вперёд, смотри влево. Старый Хейдар видит у Дождь-ямы стан проклятых бандитов. Видишь, в стороне, по левую руку от тебя, расщелок — балка, как сухое русло реки. Веди караван так, будто идём мимо Дождь-ямы, а потом — галопом по расщелку и — да поможет тебе аллах — начинай воевать!
— Спасибо, яш-улы, что правильно привёл, — с облегчением сказал Самохин. — Погляди хорошенько, есть ли с ними Аббас-Кули?
Старик долго смотрел в бинокль, наконец ответил:
— Нет, начальник, нету с ними Аббаса-Кули. Но всё равно, я точно знаю, это — та Дождь-яма, его бандиты…
Сомнений не было: у поблёскивавшего на солнце небольшого озерца и без бинокля было видно становище вооружённых людей.
Но если у Дождь-ямы банда Аббаса-Кули, то где он сам, где капитан Рыжаков? Он ведь передавал в последнем сообщении, что напал на след бандитов.
Они вошли в лощину и пустили верблюдов рысью, впереди мчался на своем крутобоком ишаке Хейдар. Не доехав ста — ста пятидесяти метров до того места, откуда надо было выходить к Дождь-яме, спешились и по горячему осыпающемуся песку стали подниматься на гребень бархана.