Снаружи из громкоговорителя донесся первый сигнал, и три, а то и четыре сотни солдат словно выпрыгнули из-под земли и молчаливо засуетились вокруг техники. После второго они исчезли, как будто их засосало внутрь машин. А по третьему начали открываться внутренние ворота, большая сетка из перекладин и рабицы около тридцати футов в ширину, и это отняло немало времени. Загорелся знак «ПРОЕЗД РАЗРЕШЕН», кнут возницы развернулся, сплюнул в тяжелом воздухе, и химеры, виляя из стороны в сторону массивными серыми задами, резко бросились вперед, поначалу безуспешно метнулись влево, вправо, а потом с неохотой провезли коляску через ворота. Десять двенадцатигусеничников незамедлительно сгрудились вокруг — два спереди, по три с каждой стороны, два сзади, — словно изолируя инфекцию, проникшую в рану; а потом кавалькада — она походила на дворнягу в окружении десяти слонов — двинулась по широкой длинной дороге, ведущей к посадочным площадкам и сердцу Блентпорта. Те же медленные механизмы, которые подняли ворота, с оглушительным грохотом захлопнули их, и огромная безмолвная стая безголосых белых птиц рассыпавшейся пудрой взметнулась с травы и тут же села вновь.
Автоматические пушки на изгибе ограждения, тянущегося на сотни футов по обе стороны от ворот, пристально следили за процессией, поводя в воздухе стволами по идеально откалиброванным траекториям, даже когда та удалилась на порядочное расстояние; но десять минут спустя Буссэ дал сигнал с ведущего транспорта в караулку, что «ВЪЕЗД НА ТЕРРИТОРИЮ ПОСАДОЧНОЙ ПЛОЩАДКИ РАЗРЕШЕН», и они отвернулись прочь, позабыв о Фурде навсегда.
— Площадка девятнадцать, — объявил Буссэ по коммуникатору Фурда, хотя это было совершенно излишне, кавалькада и так проезжала через перекресток с огромным знаком «ПЛОЩАДКА 19». — Одна из удаленных малых площадок. До вашего корабля около пятнадцати минут, если мы никого не встретим по пути.
— Похоже, уже встретили, — ответил Фурд, имея в виду дрон, который следовал за ними, бесшумно паря в сотне футов над землей, его манипуляторы висели под днищем выпущенными кишками.
Буссэ не ответил, и коммандер попытался перекричать шум машин вокруг:
— Этот дрон подчиняется вам?
— Да, коммандер. Настолько же, насколько этот эскорт.
Слева от них раскинулась посадочная площадка 19. Утопленную в земле решетку из бетона и металла около тысячи футов в длину и четырехсот в ширину пересекали навесные мостики и окружали антигравитационные генераторы; их установили в травянистых склонах, плавно спускавшихся к ее поверхности. Вокруг вздымались мачтовые краны и грузоподъемники, подобно сборищу хирургов, склонившихся над операционным столом. Площадку окружала широкая, окаймленная деревьями дорога, вдоль которой громоздились низенькие здания, по большей части инженерного толка. Остальные службы размещались под землей. Площадка была маленькой, а потому могла оснастить корабль размером с малый крейсер, может, класса 079 или 080, но не больше.
Сейчас тут почти ничего не было. Ни корабля, ни людей — лишь несколько человек торчали у окон и что-то говорили в коммуникаторы, пока мимо проезжала коляска с эскортом.
На площадке 14 стоял легкий крейсер класса 047. Дорога шла в гору, и, когда процессия взобралась наверх, Фурд оглянулся. Площадку полностью очистили, только заостренный плоский корпус корабля сиял лезвием метательного ножа, и коммандер все понял еще до того, как взревели стартовые сирены, а Буссэ принялся орать в коммуникатор, отдавая приказы занять укрытие.
— Полковник, вы хотите сказать, что нам надо спрятаться под коляской?
— Я хочу сказать, что этот корабль сейчас взлетит и я понятия не имею, что случится потом.
— А разве у вас уже не должны появиться какие-то соображения на этот счет?
Буссэ оборвал связь.
Снаружи стартовая сирена поднялась на полтона, а машины эскорта сомкнулись защитным кругом вокруг повозки. Ту трясло, так как химеры испугались и панически дергались в разные стороны. Два дрона взлетели выше и переместились дальше по обе стороны дороги.
— Коммандер, — начал Тахл, — возможно, нам следует…
— Нет времени. Это всего лишь «ноль-четыре-семь», но если он действительно решит атаковать, нам конец. Даже сотня машин его не остановит.
Но Фурд уже понял, что собирается делать корабль. Коммандер откинулся назад и стал наблюдать, как тот бесшумно, безупречно поднимается в воздух на магнитных двигателях для маневров в атмосфере и направляется к ним. Эскорт — не столь бесшумно, но так же безупречно — сомкнул круг обороны вокруг повозки. Несмотря на размеры, бронетехника походила на игрушечные модельки, расставленные на дороге гигантской невидимой рукой — рукой, что сейчас вернулась, сжимая в кулаке серебряный нож. Корабль подлетел ближе.
Он остановился лишь однажды. Когда пыль и выхлопные газы, поднятые двигателями, стали оседать, в тишине, разрываемой все более громким криком химер, корабль медленно, намеренно пролетел меньше чем в тридцати футах над ними. Всего лишь 047, но его длинный плоский корпус казался бескрайним. Животные ревели, но не из страха, а от ярости на неправильность этого бесшумного полета. Ни дуновения, ни звука, словно над ними, скользя, открывалась бесконечная створка серебряного люка, и процесс было не остановить.
Позже Фурд узнал, что именно на этом корабле служили трое раненых.
Коммандер запомнил 047 лучше, чем события, предшествовавшие взлету «Чарльза Мэнсона» с девятой площадки, но не потому, что оказался прав относительно намерений крейсера. То был всего лишь символический жест, реально напасть они не могли, но он доказывал нечто такое, что Фурд понимал разумом, но никогда не видел вживую.
Всего лишь 047, но коммандер не преувеличивал, когда говорил, что даже сотня машин эскорта его не остановит; тем не менее даже тысяча таких кораблей не смогла бы справиться с «аутсайдером». Разные порядки величин. Фурд сидел в раскачивающейся повозке, в тени нескончаемого крейсера, и размышлял о них.
047 наконец пролетел мимо, еще пару сотен футов выдержал прежнюю высоту, а потом взмыл в серое небо; он мог уйти вверх прямо с площадки, но символ есть символ. Фурд открыл коммуникатор и тоже совершил крайне нехарактерный для себя поступок.
— Полковник Буссэ?
— Да, да, я знаю, вы были правы, он не напал.
— Я должен перед вами извиниться. Мы оба знали, что он не станет нападать, но вы командовали эскортом, а я — нет. Только один из нас мог позволить себе умничать и полагаться на предположения. Простите меня.
— Благодарю вас, коммандер, вы крайне любезны. Но мы ничего не сделали. Все еще впереди.
Порядки величин, подумал Фурд. Сила 047 затмила мощь эскорта, как валун — горсть гальки. Но за этой демонстрацией возвышался еще больший масштаб: рядом с «Чарльзом Мэнсоном» крейсер потерялся бы, как камень в тени горы.
И еще была «Вера». А вера — Фурд вспомнил о том, что вбивали в него священники из приюта, — могла двигать горы.
Девятая площадка распростерлась внизу, и Фурд впервые за последние два дня увидел свой корабль, чьи очертания уже давно превратились для него во всегда узнаваемый символ. Тот стоял на каждом перекрестке дорожной карты, созданной течением жизни коммандера; сплетал линии, которые у других людей соединялись знаками дома, семьи или друзей, а потому Фурд какое-то время смотрел только на корабль и не замечал ничего из того, что происходило вокруг.
Девятая площадка была переполнена до отказа. Ремонтную, обслуживающую и грузовую технику, согнанную сюда со всего Блентпорта, просто бросили там, где она стояла, когда работы завершились. То ли пять, то ли шесть тысяч человек сидели, стояли или ходили по площадке и вокруг нее. Когда Суонн поставил «Чарльза Мэнсона» вне очереди и до дальнейшего распоряжения отменил переоснащение других кораблей, люди стали не спеша собираться рядом с «аутсайдером», но процесс пошел быстрее, как только поползли слухи о происшествиях прошлой ночью и этим утром. В основном тут находились рабочие Блентпорта да офицеры и матросы с кораблей Флота, но тут и там в толпе виднелась сине-серая униформа войск местного гарнизона, солдат было по меньшей мере человек триста. Похоже, подразделение, высланное Буссэ, не то чтобы открыто взбунтовалось, но отказалось уйти, когда им приказали.
Офицеры, члены экипажей, рабочие, солдаты — все они могли обернуться как друг против друга, так и против «Чарльза Мэнсона», настолько переменчивы здесь были побуждения. Над площадкой стоял рокот, выражавший воцарившуюся неопределенность. Казалось, она одновременно не позволяла проявиться открытой враждебности, но давала повод выйти далеко за пределы обычной агрессивности.
А в середине толпы возвышался «Чарльз Мэнсон». Прекрасный, с точеными серебряными очертаниями, тысячи шестисот футов в длину, он от кормы шириной триста футов, где выпирали наружу главные двигатели, сужался до заостренного носа, о который можно было уколоть палец. Материальный, конкретный и бросающийся в глаза, корабль походил на существительное, а россыпь людей и машин вокруг — на предлоги.
— Скоро все закончится, — раздался из коммуникатора голос Буссэ. В нем чувствовалось то ли напряжение, то ли усталость, а может, Фурду всего лишь показалось.
Конвой добрался до поворота, ведущего к девятой площадке, и остановился. Одна за другой машины сбавляли обороты двигателей. Когда шум затих, ему на смену пришел гул — говорили собравшиеся вокруг люди. Звук был неразборчивым, столь же неразборчивым, как и причины, породившие его.
Два дрона, тенью следовавшие за конвоем с тех пор, как процессия миновала внутренние ворота, отлетели в сторону и присоединились к остальным пяти — уже не четырем, заметил Фурд, а пяти, — парившим прямо над «Чарльзом Мэнсоном». С какой целью и по чьему приказу они действовали, коммандер даже не представлял.
— Я тоже не в курсе, — ответил Буссэ, когда Фурд спросил его, — а потому забудьте о них. Сейчас они значения не имеют.
Большинство людей на площадке и травянистых склонах вокруг нее встали и теперь смотрели то на конвой, то на корабль. Шум от голосов поднялся где-то на полтона. Понять, что чувствовала толпа, было невозможно, она окружала все вокруг, непроницаемая, как и «Чарльз Мэнсон». Тот стоял тихо и спокойно, но каждый люк и отверстие в его корпусе были наглухо задраены.
Двигатели машин конвоя с грохотом взревели, и процессия двинулась по дороге.
На вооружении «Чарльза Мэнсона» состояло множество ракет всех размеров, форм и конструкций. Последние пятьдесят, включая две странные, собранные по указаниям Фурда, доставили этим утром. Тягач, перевозивший их, бросили там, где подъездная дорога выходила на площадку. Поэтому конвой, вместо того чтобы эффектно въехать прямо на забитую народом арену, застрял у входа. Из машин, грохоча сапогами, отдавая честь и выкрикивая приказы, изверглись солдаты, которые быстро выставили оцепление вдоль дороги, сдерживая толпу. Капрал подбежал к грузовику, похоже, намереваясь отогнать его в сторону. Он поднялся по лестнице, висящей вдоль громадного борта машины, и исчез в кабине. Наступила пауза.
— Чего ты там копаешься? — крикнул один из сержантов Буссэ.
— Эта штука не сообщает мне стартовых кодов.
Из скромных размеров группы, собравшейся около въезда на площадку, раздался еле слышный смех. Откровенно хохотать народ стал, когда сержант схватил громкоговоритель и потребовал, чтобы «водитель этого транспортного средства срочно вышел вперед». Веселье чуть поутихло, когда, быстро посовещавшись, отряд нашел человека, который знал, как обойти стартовые коды ракетных грузовиков, и он в свою очередь взобрался в кабину. Спустя минуту тягач взревел, громадина двинулась вперед, но тут же врезалась в маленького робота-сварщика, протащив его несколько футов по дороге, в коротком всплеске рефлекторной жизни тот принялся гладить бока грузовика в поисках зазоров между пластинами обшивки. Люди стали хохотать пуще прежнего, смех подхватили те, кто столпился чуть ли не у самого корабля. «Умно, — подумал Фурд, — и совершенно неожиданно. Но слишком большой риск, да и недолго это продлится».
Фиаско продолжалось. Восемь из десяти машин конвоя рванули вперед и выстроились большим полукругом там, где кончалась подъездная дорога, не впуская внутрь никого, кроме коляски и оставшихся двух автомобилей. Наконец повозка, гремя колесами, вкатилась на девятую площадку, и в тот же момент полукруг сомкнулся, эскорт повторил маневр, который они проделали еще у внутренних ворот.