На въезде собралась совсем маленькая толпа; большинство людей находилось на самой площадке. Те, кто стоял поблизости, завидев коляску, а возможно, заметив Фурда или Тахла, ушли в сторону. Из машин конвоя тут же посыпались солдаты, отгоняя зевак еще дальше; пока военных было больше. Конвой, сохраняя построение, поехал в сторону «Чарльза Мэнсона», находившегося в центре. Бойцам пришлось маршировать следом. Сначала с шага они перешли на рысь, потом на медленный бег, а затем на форменный спринт. «Не пережми, — безмолвно молил Фурд Буссэ. — Нужно настоящее головотяпство, а не комедия».
Впрочем, бежать долго не пришлось. Примерно через пятьдесят метров конвой наткнулся еще на одну кучу оставленных машин, вокруг и среди которых сидели или стояли люди, ожидая, когда их выпроводят. Конвой остановился. Солдаты нагнали процессию, а так как им отдали приказ держать любопытных подальше, то они тут же всех разогнали. К сожалению, никто не спросил у собравшихся, нет ли среди них водителей брошенной техники. После спешного совещания было решено оттащить ее в сторону.
Разумеется, главным препятствием стал очередной тягач. Этот, правда, оказался меньше предыдущего, а его тормоза недолго сопротивлялись тяге двух двенадцатиколесников: он поддался совершенно неожиданно, покатился в сторону и врезался в пожарную машину. Та покачнулась, завалилась набок и взорвалась.
Затрезвонила сирена. Фурд смотрел на колонну черного маслянистого дыма, взбирающуюся в небо медленно и целеустремленно, словно она была сделана из кирпичей, которые прямо сейчас клали друг на друга невидимые строители. Коммандер начал думать, что Буссэ все-таки пережал. Но в автомобилях конвоя везли полную противопожарную экипировку, солдаты быстро окружили грузовик и за несколько секунд пеной потушили огонь. Дымный столб, неожиданно лишившись источника, еще какое-то время парил в воздухе, напоминая восклицательный знак без точки, а потом неторопливо исчез. Из толпы послышался смех, правда, уже не такой громкий: многие обратили внимание на скорость и точность, с какими бойцы разобрались с пожаром, так не походившие на неповоротливость, с которой они въехали на площадку.
Конвой двинулся вперед, за ним тянулась цепочка из отставших солдат, он напоминал недавно выпоротого шута, волочащего за собой мочевой пузырь свиньи, он, шатаясь, перебирался от одного фиаско к другому, прокладывал просеку из помятых, искореженных, обожженных и перевернутых машин. Он то пробивался сквозь толпу, то огибал ее, путь напоминал затейливый лабиринт диагоналей и завитков, он ехал с неуклюжей торжественностью, казалось, только растущей от насмешек, сыплющихся со всех сторон, но, чтобы ни случилось, с каждым маневром все ближе подбирался к «Чарльзу Мэнсону». Фурд несколько раз хотел позвонить Буссэ, поздравить, но не стал; эффективность задумки могла скоро выдохнуться, и, скорее всего, сейчас полковник упорно пытался вычислить, насколько далеко сможет их завести его план. И что делать, когда все планы рухнут.
Когда люди увидели, что конвой приближается к «Чарльзу Мэнсону», они стали подходить от краев площадки к центру, где стоял корабль. Эскорту осталось до «аутсайдера» всего пятьдесят метров, но там уже собралось несколько сотен человек. Пока особой враждебности никто не выказывал, некоторые по-прежнему смеялись.
Конвой замер. Последовала небольшая пауза, а шесть дронов, парящих наверху, резко снизились, их крюки и манипуляторы висели в нескольких метрах от надфюзеляжного гаргрота корабля. Впечатление было такое, словно люди не сами шли к нему, а «Чарльз Мэнсон» притягивал их невидимыми нитями, как будто вытаскивал рыбу из воды. Впечатление осталось, даже когда хрупкая атмосфера, созданная Буссэ, начала развеиваться, и из толпы послышались раздраженные голоса.
Пока отряды полковника в последний раз изливались из машин конвоя, расчищая проход к «аутсайдеру», Фурд даже не взглянул на свой корабль. Он смотрел на тяжело вооруженные фигуры, мелькавшие перед окнами повозки, и понимал: в этот раз все иначе, так как напряжение было взаимным. Уже пошли отдельные стычки, но они быстро распространялись и грозили в ближайшие секунды вылиться в полномасштабный бунт. В пятидесяти метрах от корабля план Буссэ выдохся.
Кто-то несколько раз выстрелил в воздух, толпа отступила. Конвой тут же разорвал круг и двинулся вперед, к «Чарльзу Мэнсону», и в этот раз было заметно, насколько легко он избегает столкновений с людьми или машинами. Фурд указал военным место, где располагался шлюз, хотя снаружи оно ничем не выделялось на поверхности корабля.
«Аутсайдер», по сравнению с которым все на площадке казалось крохотным, из-за происходящего вокруг был практически незаметен; он не двигался и не издавал ни звука.
Солдаты быстро перестроились, затыкая промежутки между машинами конвоя, хотя им явно не давали такого приказа. Клацанье оружия, топот ботинок, пока бойцы занимали позиции, затихли спустя секунды после всплеска машинных двигателей и первых предупредительных выстрелов.
Военные больше не казались забавными. Меньше чем за полминуты, ничего не переворачивая и не поджигая, они заняли территорию, создав рукав между коляской и «Чарльзом Мэнсоном», пятидесятиметровую улицу с таким плотным оцеплением из техники и вооруженных людей по обе стороны, что толпа за ним практически скрылась из вида. И то ли по случайности, то ли в качестве финального жеста, засомневавшись в последние мгновения их оборонительной миссии, почти равное количество солдат держало под прицелом как людей снаружи, так и пространство внутри.
В обычной ситуации бездействие «Чарльза Мэнсона» выглядело бы угрожающим, но безмолвие и неподвижность корабля казались настолько глубокими, что словно шли изнутри, как будто сквозь его корпус проникла какая-то смертельная болезнь. «Аутсайдер» не делал ничего, а вокруг него разгорался бунт. Он не делал ничего, пока разворачивали рукав, а машины конвоя ринулись прямо к нему, и два автомобиля, возглавлявшие линии оцепления, замерли буквально за мгновение до столкновения с корпусом. Он не делал ничего, когда Буссэ первым выпрыгнул наружу и приказал взять под охрану место, где располагался вход в корабль. Фурд заметил, что туда направлено такое же количество стволов, сколько на толпу. Он связался с полковником.
— Вы не сказали мне о том, что будете прикрывать шлюз. Полагаю, это для вида.
— Взгляните на них, коммандер. Вид такое дело, двойственное.
Фурд закрыл коммуникатор, нахмурился, обдумывая слова Буссэ, и взглянул в переднее окно. Мускулы на шее и плечах возницы дрогнули — в этот раз он не стал пользоваться кнутом, только дернул поводья. Коляска пошла вперед. До самого конца шахранин управлял ею с безукоризненной точностью.
Экипаж катился вдоль линий оцепления, громко скрипя и громыхая в неожиданно наступившей тишине, с днища и колес падали куски грязи. Толпа судорожно заколыхалась, люди вытягивали шеи, изворачивались, лишь бы увидеть, что творится внутри охраняемой территории. Химеры ритмично и тяжело дышали, походя на мастурбирующих динозавров; для них путешествие закончилось.
Шлюз «Чарльза Мэнсона» так и не открылся.
Нависающий над площадкой корпус корабля походил на серебряный отвесный утес. Он затмевал все вокруг, но его безмолвие и неподвижность были настолько глубокими, что у Фурда даже появилось сомнение в том, что корабль вообще здесь присутствует. Коляска добралась до него и остановилась. Коммандер кинул последний взгляд на паутину в углу — он понятия не имел, могла ли она видеть в принципе, — а потом посмотрел на Тахла. Тот кивнул в ответ.
Шахранин осторожно вышел первым. Он помог Фурду спуститься, безмолвно и легко последовал за ним, неукоснительно соблюдая дистанцию в три шага.
Буссэ уже вышел им навстречу, но замер, когда Фурд жестом сказал ему остановиться, а сам повернулся к вознице.
— Не надо, коммандер, не нужно этого делать, — прошипел Тахл, но Фурд не обратил на него внимания.
— Я так понимаю, вы не говорите на языке Содружества? — спросил он кучера.
Тот пристально, но без всякого выражения взглянул на него и, по-видимому, подтвердил предположение, ничего не ответив.
Тахл стоял, не двигаясь, и наблюдал за полковником (тот снова присоединился к группе, прикрывавшей вход в корабль) и своим командиром, вычисляя относительные углы и расстояния между собой, Фурдом, Буссэ, шлюзом и линиями оцепления. Коммандер по-прежнему разговаривал с возницей, но Тахл уже не слушал. Слова его не интересовали.
— Я немного говорю по-шахрански, — сказал Фурд, — достаточно, чтобы сказать спасибо, но так или иначе это может показаться вам снисходительным. Поэтому…
Возница не открыл рот, даже чтобы сплюнуть, но не сводил с Фурда глаз, темных и невыразительных. Его вторые веки горизонтально моргнули. На площадке наступила полная тишина, и химеры принялись шаркать, словно в застенчивости. Одна из них пустила газы.
В трех шагах от Фурда Тахл закончил расчеты.
— Поэтому…
Коммандер сбился, слова не шли. Он все еще подыскивал правильное выражение, когда возница умер. Кто выстрелил, было не понять, так как игольники славились бесшумностью, правда, состояли на вооружении флота и блентпортского гарнизона. Осколок заостренной нержавеющей стали жадно вонзился кучеру в горло, скинул с повозки, шахранин неопрятной кучей свалился под ноги Тахлу, а тот, не глядя, перепрыгнул через труп и бросился прямо к Буссэ.
У Тахла было в запасе меньше секунды. Когда пошел отчет первого растянувшегося мгновения после выстрела, а солдаты только начали реагировать, шахранин проскользнул между еще не взбудораженными телами, словно кот между мусорными баками, и добрался до полковника. Нормальное течение времени восстановилось. Посередине группы, прикрывающей шлюз, находились Буссэ и Тахл. Первый рухнул на колени, а второй стоял позади него, левой рукой держал за волосы и выпущенными когтями правой касался, не раня, шеи полковника. Двое солдат, находившиеся ближе остальных, ринулись на помощь Буссэ, если бы они могли остановиться, когда выскочили из ножен ядовитые когти, они бы остановились; но, обладая комплекцией Фурда, они не сумели вовремя погасить инерцию движения, а потому набросились на Тахла сзади. Тот повалил на землю обоих — одного каблуком правой ноги, другого локтем левой руки — и даже не повернулся к ним лицом, не отпустил Буссэ, солдаты еще не успели упасть, а он снова сосредоточил все свое внимание на полковнике. Тахл понимал, что они бы отступили, если бы смогли, а потому не убил их.
Шахранин все просчитал, видел, что жить ему осталось максимум секунд двадцать. Его держали под прицелом все бойцы конвоя: и те, кто стоял около шлюза, и те, кто находился в оцеплении. Он замер, ожидая, когда первый шок и смешанные мотивы стрелков вытравят их нерешительность.
Тахл стоял как открытая мишень, он не хотел прикрываться Буссэ, да это было невозможно. Пока никто не выстрелил, так как когти шахранина, точные, как микроманипуляторы, замерли около шеи полковника; но не все солдаты считали безопасное возвращение Фурда на корабль или жизнь собственного командира главной целью. Как только люди обдумают такую возможность, кто-нибудь — может, тот же самый человек, который убил возницу, — выстрелит в Тахла, или в Фурда — тот в одиночестве, практически всеми забытый, стоял около повозки, — или даже в Буссэ. Тахл предположил, что военным хватит секунд двадцати (коммандер давал не более пятнадцати, так как со своей стороны видел то, чего помощник заметить не мог: смирение на лице полковника, словно тот все это время знал, что ему придется умереть ради последних метров до корабля. Фурд вспомнил фотографию в кабинете, и у него заныло сердце).
А потом «Чарльз Мэнсон» наконец ожил.
Что-то инопланетное чувствовалось в неожиданном переключении корабля от полной тишины к крайней активности. Столь масштабное изменение было невозможно привязать к событиям на площадке; ничто не могло вызвать или спровоцировать такую реакцию, она не стала результатом чьих-то действий, ее нельзя было расценить как ответ или предупреждение. Неожиданная и резкая, она больше походила на укус тарантула.
Уже никто не мог назвать «Чарльз Мэнсон» гладким или безмолвным. «Аутсайдер» взревел сиренами, засверкал огнями, забился, словно в лихорадке, на его корпусе набухли серебряные пузыри и вскрылись пастями, губами, отверстиями с торчавшими орудиями ближнего боя. Экипаж «аутсайдера» даже не позаботился навести их на конкретные цели. Некоторые из пушек вращались туда-сюда или вверх-вниз, другие направились точно на площадку, иные же просто целились куда-то в воздух. Это не имело значения. На толпу смотрели коротковолновые лазеры, пушки Гаусса, петлевики, умиротворители, дезинтеграторы, удушители, пульсаторы, переносные лучевики. Даже атака всего флота Гора не могла оправдать применение такого арсенала в замкнутом пространстве планеты; и эта огневая мощь принадлежала кораблю, чья команда состояла из людей, которые или потеряли, или никогда не имели человеческих побуждений. Тахл продумал маневр в надежде отвоевать определенное количество времени, просчитанное им до секунды; теперь же, казалось, в его распоряжении была вечность.
Зрачок шлюза открылся. Язык трапа лизнул землю. Многие из шестидесяти трех членов команды «Чарльза Мэнсона», как и Фурд, прошли тренировку в спецназе, и теперь десять человек быстро и аккуратно окружили группу солдат около шлюза, в середине которой замерли Тахл и Буссэ. Позади них с пистолетом в руке стояла Кир, прекрасная и страшная, она махнула Фурду, чтобы тот поднимался на борт, а за ней высился «Чарльз Мэнсон», массивный и беспричинный, угрожая всему и не объясняя ничего.
Один за другим бойцы, окружившие Тахла, опустили оружие. Некоторые в оцеплении сделали то же самое, но остальные по-прежнему держали шахранина на прицеле или развернулись, следя за Фурдом, когда тот пошел вперед. Тахл внимательно следил за их позами, помня, что люди, в отличие от шахран, не владели дополнительным языком тел, и пытался предсказать, кто же из солдат выстрелит первым и в кого. Он по-прежнему крепко держал Буссэ, но хватку не усиливал.
Фурд шел к кораблю — такое небольшое расстояние, последние несколько метров длинного и неприятного путешествия — и пытался предсказать событие, которое хотел вычислить Тахл. Если кто-то сорвется, то это будет солдат, стоящий в оцеплении. В Фурда могли выстрелить сзади — в этом случае он ничего не мог поделать, разве только идти к кораблю спиной вперед, но о таком он даже думать не хотел, — тогда решение убийцы станет относительно хладнокровным и в конечном итоге менее вероятным. Нет, кому-то откажет здравый смысл, выпустит пулю человек, который все вынес, но не смог равнодушно наблюдать за тем, как безоружный командир «аутсайдера» проходит мимо; возможно, выстрелят спереди, но, скорее всего, сбоку. Фурд чувствовал, как поворачиваются лица и автоматы, словно он был связан с каждым солдатом невидимыми нитями, которые держались в плоти коммандера на крохотных булавках.
Его вычисления оказались менее точными, чем у Тахла, но, тем не менее, он все понял верно. Как и ожидал Фурд, опасность пришла сбоку, от кого-то из правой линии оцепления. Когда коммандер поравнялся с ним, то ощутил напряжение, идущее от солдата, увидел, как дуло автомата начинает двигаться в его сторону, и, еще не почувствовав угрозы, Фурд повернулся, вытащил собственный пистолет и поверх ствола посмотрел в лицо молодому солдату, настолько молодому, что у него еще прыщи не сошли, а юноша неожиданно испугался одной мысли о том, что собирался сделать. Фурд расслабил палец, застывший на спусковом крючке. Все нормально: рефлексов хватило, стрелять не потребуется, и Тахл верно оценит ситуацию и сделает такой же вывод. А потом, к своему немалому изумлению, коммандер увидел, что у солдата осталась лишь часть головы, и какое-то время даже пытался решить, можно ли сохранить испуганное выражение лица, когда от него осталась только половина.
Выстрел пришел со стороны «Чарльза Мэнсона». Его сделала Кир, стоявшая на вершине трапа в открытом шлюзе.
Фурд настолько удивился, что несколько секунд даже не мог пошевелиться. Не понимал, что все еще держит в вытянутой руке пистолет, и наблюдал, как тело парня поднялось в воздух и начало затяжной кувырок назад, как его конечности еще двигались по инерции, но жизнь из них уже исчезла. Когда солдат упал на землю, над ним склонились люди и только тогда увидели его лицо, они обернулись к Фурду, но тот решил, что ему нечего им сказать. Он продолжил путь к кораблю — «аутсайдер» находился уже совсем близко, — хотя не мог быть уверен, что когда-нибудь до него доберется, только ничего другого не оставалось. «Излишне», — повторял он про себя и неосознанно произносил слово так, что второй слог попадал в ритм с его длинными шагами. Излишне. Сухое, бесполезное слово, и таким же бесполезным был гнев Фурда.
Коммандер старался не показывать страха или вины, выглядеть человеком, у которого есть важное дело где-то в другом месте. Он шел энергично (но на бег не срывался, это могло стать смертельным), а вокруг него все, что так долго держал Буссэ, все без исключения шло прахом. Из толпы слышались крики, призывающие к мести, и вполовину не столь горькие, как желание Фурда сдаться и понести наказание. Дроны снизились над «Чарльзом Мэнсоном» и развернули орудия в сторону шлюза. Солдаты вновь подняли автоматы, а Фурд продолжал идти.
Когда позади послышались первые выстрелы, он не напрягся, не обернулся; когда они не утихли, он предположил, и предположил верно, что люди убили химер и, скорее всего, расстреливают коляску и тело возницы. С некоторым затруднением он приказал себе не думать о них, даже о паутине в окне, и продолжил идти. Не прибавил скорости, не сбавил темпа. Коридор за ним смыкался, военные словно старались заполнить вакуум, созданный его проходом. Фурд находился всего в нескольких шагах от корабля, но знал, что оцепление не выдержит, а затем он умрет так, как никогда не предполагал.