Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Каралис Дмитрий Николаевич 27 стр.


— Шлямар — бывший мент! — предостерегает сторож Володя. — Продаст!

Третьяков машет рукой — не лезь! — и продолжает загибать пальцы. Набирается из гаража человек пятнадцать.

— Погода не та, — сомневаюсь я насчет матча этой осенью. — Может следующим летом?

Звонит телефон, и я принимаю SOS от водителя «камаза». Все замолкают. Стоит в Полянах на тракторном дворе с неисправным рулевым управлением. Просит позвонить домой и прислать завтра «техничку» — сегодня уже ничего не сделаешь. Я даю трубку Третьякову, и они обсуждают совместные планы. Записываю в журнал время звонка и причину невозврата в парк. Володя бежит запирать ворота — отбой, можно подремать. Уходит Третьяков, написав сменщику обстоятельную записку, что и куда нужно завтра отвезти из запчастей. Звоню водителю домой, объясняю ситуацию. Не волнуйтесь, дескать, бывает.

— Я и не волнуюсь, — холодно отвечает жена. — Передайте ему только, чтобы он справку мне завтра предъявил.

— Какую?

— Он знает, какую. Иначе домой не пущу.

— Девушка…

Отбой.

Зенков неожиданно начинает рассказывать.

Работал он фотографом в зеленогорском «Доме быта». Только пришел на работу — звонят из милиции: пришлите фотографа в вытрезвитель. Приходит. Проверили документы, заводят в кабинет начальника — на столе чемодан. Открывают — полный денег.

— Фотографируйте! И будете понятым.

Сфотографировал, расписался в протоколе. Восемнадцать тысяч! Приводят мужика в трусах и майке, проспавшегося. Он с какого-то северного маяка, приехал отдыхать в дом отдыха «Чародейка».

— Ваши деньги?

— Мои.

— Откуда?

— Вы меня отпустите на почту, так мне к обеду еще столько вышлют.

Милицию впервые за двадцать лет увидел, даже обрадовался. Позвонили куда-то, отпустили. Зенков помог ему купить ящик вина, и тот пришел опохмелять товарищей по несчастью.

— Надо, надо мужиков опохмелить…

Сел с ящиком вина в кустах рядом с вытрезвителем и угощал выходящих, пока милиция не прогнала.

— Хотели снова забрать, но поняли, что это бессмысленно — ему всё нипочем, хоть каждый день забирай. Попросили только уйти со своим ящиком подальше.

28 сентября 1986 г. Зеленогорск.

Сегодня узнал, что умер Коля Жильцов. Остановилось сердце. Вышел из автобуса в нескольких остановках от дома, позвонил из автомата жене, сказал, что неважно себя чувствует, хочет пройтись пешком, и упал на газон. Прохожие приняли его за пьяного…

Последнее время Колю мотало, всё у него было плохо — дома, на работе, в университете, поджимали денежные долги… Не пил несколько лет — «гвоздь забил и шляпку откусил», как он сам говорил. Но недавно развязал…

Он единственный, кто писал смешно из известных мне непрофессиональных сатириков-юмористов. Только вставал на ноги как писатель. Я затащил его в семинар Б. Стругацкого — он написал фантасмагорический рассказ о женщине, которая умерла и сама организовывала свои похороны, мы вели часовые беседы по телефону, читали друг другу рукописи…

Я перекапывал грядки после картошки и вдруг стал мысленно разговаривать с Колей — так, словно он стоял рядом: по-дружески корил за пьянку и разболтанность и советовал быстрее взять ситуацию под контроль. И вот к сумеркам, не докопав грядки, сходил на вокзал и позвонил Ольге. От нее и узнал.

И вспомнилось, как Коля восторженно рассказывал мне о дочке-двухлетке: «Димка, ты представляешь, у нее точно такая же голубенькая жилка около носа, как у меня! В том же самом месте!»

И не позвонит уже Коля: «Димка! Как дела! Ну, что нового? Пишешь, гад?»

2 октября 1986 г. Зеленогорск.

Дочитал «Накануне» Тургенева. Слабая вещь при богатой стилистике. Зачем она сейчас нужна? И раньше, зачем? Ради последней фразы: «Будут ли у нас люди?» Современная критика раздолбала бы такой роман в пух и прах, случись он в наши дни.

Прочитал повесть М. Дудина «Где наша не пропадала» — об обороне полуострова Ханко и блокаде. Бесчувственная вещь. Много трагических и интересных фактов, но написано без чувств.

Сегодня весь день солнце. Золотые клены, небо голубое. Везу домой арбуз.

3 ноября 1986 г. Дома.

В Доме писателя после семинара фантастики Бориса Стругацкого зашли со Столяровым в туалет. Стоим у писсуаров, продолжаем беседу. Я говорю:

— Есть три степени свободы: свобода «от», свобода «для» и свобода «во имя»…

— Есть еще свобода ради свободы… — смотрит в потолок Столяров.

Заходит Борис Стругацкий:

— Это кто тут о свободе рассуждает?

— Это мы, Борис Натанович…

Мэтр пристроился рядом:

— Самое подходящее место выбрали…

5 ноября 1986 г. Гараж.

На дежурстве нас трое: я, новый сторож Иван Ермилов и его собачонка Чернышка, помесь лайки и фокстерьера. Карты выпали так, что теперь мне дежурить с Иваном.

Ваня пытается читать мой журнал «Нева» с повестью братьев Стругацких «Хромая судьба», клюет носом, просыпается, пялит глаза, но страницы так и не переворачивает. Чернышка, худая развеселая собаченция, лежит на стуле и, высунув язык, дышит так, словно пробежала сто километров.

Назад Дальше