Мой психотерапевт уверяет, что это следствие моего сиротского детства. Мол, тот факт, что мать отказалась от меня, нанес мне душевную травму.
«У вас в душе образовалась рана, — говорит он, — огромная пропасть, которую вам никогда не заполнить, как бы вы ни старались. У вас есть потребность доказать своей матери, что она совершила ошибку, отказавшись от вас. Поэтому вы работаете, и работаете, и работаете. Вы никогда не останавливаетесь. Но чего бы вы ни достигли, этого не хватит, чтобы заполнить пропасть. В то же время вы не в состоянии остановиться. Ведь вам кажется, что в этом случае вы умрете. Просто прекратите существовать. Вы станете никем. Вы снова превратитесь в того маленького мальчика, который прятался под кроватью, узнав, что он неродной сын. Вам захочется снова стать невидимым. Если вы потеряете работу, то в выигрыше будет ваша мать, а вы проиграете. Окажется, что она была права, отказавшись от вас в роддоме».
Я думаю, что за двести пятьдесят долларов в час этот хмырь мог бы относиться ко мне и поделикатнее. Но в общем он прав. Именно это я и чувствую. Мне кажется, что я умру, и это меня пугает.
Да, в прошлый раз, когда компания меня уволила, я выжил. Но на этот раз у меня такой уверенности нет. Мне уже пятьдесят один год. У меня был рак, и я уже не тот, что прежде.
Ведь даже в прошлый раз я чуть было не умер. Мне было тридцать лет, и я жил один в своем коттедже в Вудсайде, где не было никакой мебели, кроме громадной стереосистемы и подушек на полу. Я месяцами совершенно ничего не делал, только накачивался каждый день ЛСД. В тот раз я установил рекорд по продолжительности приема — четырнадцать дней подряд. И поверьте, это изменило мою жизнь. Я прошел через все восемь стадий, описываемых в психологии, — злость, отрицание, опять злость, потом еще больше злости, потом ярость, мстительность, еще больше злости и, наконец, отмщение.
Именно в тот момент, когда я решил отомстить этим жополизам, которые вышвырнули меня из компании, и началось мое исцеление. Я переманил к себе лучших инженеров из «Apple» и основал новую компанию «NeXT», поставив перед собой цель создать самый совершенный компьютер в мире. И мы его сделали. Правда, была одна проблема: эта машина стоила десять тысяч баксов. Но когда «Apple» пошел без меня ко дну и совет директоров начал умолять меня вернуться, я захватил с собой все программное обеспечение из «NeXT». Оно стало основой нашего нового компьютера «Macintosh», который спас компанию.
С тех пор я одарил мир еще многими замечательными устройствами и программами, которые заново пробуждают в людях детское ощущение чуда. Я изобрел iPod во всех его реинкарнациях и музыкальный магазин iTunes. Я создал музыкальную систему hi-fi и устройство, чтобы крутить кинофильмы по телевизору. Скоро я выпущу на рынок самый совершенный телефон из всех, какие когда-либо создавались.
А что случится с миром, если Джобс вдруг выйдет из игры? Могу дать подсказку: «Microsoft». И это очень пугающая перспектива.
В полночь раздается звонок телефона. Это снова Ларри, и по его голосу слышно, что он напуган еще больше, чем я. Он рассказывает, что забрали шестерых руководителей фирмы «Braid» и еще двух членов совета директоров — Барри Лангера из компании «Greylock» и Питера Майкелсона из «Menlo».
— Ну, с этими-то двумя все ясно, — говорит Ларри. — Первостатейные сволочи.
Он отвлекается на секунду, чтобы сделать затяжку из кальяна. У Ларри потрясающая коллекция кальянов. Он покупает их через интернет. Один из них был изготовлен еще в 1960-е годы и, по слухам, принадлежал самому Джерри Гарсии.
— Так вот я и подумал, что надо бы как-то отвлечься, — говорит Ларри и начинает по-идиотски хихикать. Это верный признак, что его уже разобрало. — Ты как, готов? Тогда я скажу тебе только два слова: крысиный патруль.
— Да брось ты, — вздыхаю я. — Мне работать надо.
Это, конечно, ложь. На самом деле я уже в тысячный раз перечитываю «Сиддхарту».
— Стив, я серьезно. Давай оттянемся.
Крысиный патруль — это такая игра, когда мы среди ночи едем на «Хаммере» Ларри в город и курсируем там по злачным кварталам в вязаных шапках с прорезями для глаз и камуфляжных костюмах, стреляя по педикам. За каждое попадание даются очки плюс бонусы, если мы подпустим их как можно ближе к «Хаммеру», прежде чем выскочим и откроем огонь. Мы уже проделывали это много раз, и, должен сознаться, это действительно смешно, особенно когда педик наложит себе в штаны и удирает с криком и руганью. Ларри обычно целится в голову, стараясь сбить парик.
Мы научились этой игре у Арнольда, который и изобрел ее вместе с Чарли Шином и еще парой ребят из Лос-Анджелеса. У них она называется «коммандос». Но мы с самого начала стали называть ее «крысиный патруль», потому что обычно ведем огонь через задние двери «Хаммера», как пулеметчик в старинном боевике «Крысиный патруль».
Как-то раз Арнольд заехал к нам в долину, навещая Т. Дж. Роджерса, и они прихватили нас с собой на охоту. Арнольд использует не водяную пушку, а краску, но я, честно говоря, считаю, что это немного жестоко, потому что шарики с краской при попадании причиняют довольно сильную боль. Водяная пушка намного гуманнее.
Арнольд сказал, что у нас полный карт-бланш, и даже если нас арестуют, он гарантирует, что вытащит нас из тюрьмы. И в этом весь Арнольд. Ларри говорит: «Да, он, конечно, республиканец, но не совсем настоящий».
— Так ты согласен или не согласен? — спрашивает Ларри.
Я только вздыхаю в ответ.
— Послушай, парень, — говорит он, — меня начинает беспокоить твое состояние.
И меня внезапно охватывает странное и необъяснимое желание заплакать. Возможно, это от шишек. Они иногда настраивают меня на слезливый лад. К тому времени, когда мы вешаем трубки, у меня уже полные глаза слез. Я встаю и смотрюсь в зеркало. Это одно из моих самых любимых занятий. Зеркала у меня висят повсюду. Я смотрю на себя и думаю: «Джобсо, чувак, да что с тобой такое, черт подери? Вспомни, кто ты. Возьми себя в руки».
Я иду в кухню и звоню экономке Бризиэнн, которая сейчас находится в доме своего друга. Я бужу ее, прошу прийти и приготовить мне фруктовый коктейль из манго. Но и это не поднимает мне настроение.
И от этого становится по-настоящему страшно, потому что если даже манго не помогает, то дела совсем плохи.
В воскресенье вечером мне опять снится сон, который я уже видел много раз, будто мне вручают Нобелевскую премию. Но на этот раз сон немного отличается от прежних. После вручения премии я вдруг оказываюсь на улице в набедренной повязке и тащу крест. Люди вокруг улюлюкают и плюют в меня. А потом я вижу себя уже на кресте, а рядом со мной Билл Гейтс, которого тоже распяли. «Ну, с тобой-то мне все ясно, — говорю я, — а меня за что?» Гейтс смеется и отвечает: «Тебя распяли потому, что все свои самые лучшие идеи ты украл у меня».
Я с криком просыпаюсь. За окном уже светает.
Вот такая у меня жизнь, полная стрессов. Нелегко управлять любой компанией, но задача намного осложняется, когда ваша работа связана с творчеством. В моем бизнесе надо постоянно думать о том, что будет дальше. Мы выпускаем на рынок один продукт, но при этом надо держать в загашнике уже пять следующих. А каждый продукт — это целая война. Раньше я думал, что когда стану старше, то работать будет легче. Ничего подобного, с каждым днем все труднее. И это касается всех творческих личностей. Взять хотя бы Пикассо или Хемингуэя. Кого-то из них однажды спросили, стало ли ему с возрастом легче писать картины или романы. Ведь он написал их уже так много. Я не помню, кто из них это был, но он ответил: «Нет. Каждое новое произведение — это борьба». А потом Хемингуэй кончил тем, что сунул себе в рот ствол револьвера, а Пикассо, по-моему, погиб на корриде. Это настолько крутое зрелище, что его стоило бы объявить вне закона.
Каждый день, придя на работу, я пытаюсь создать нечто магическое, а вместо этого приходится тратить все время на то, чтобы тушить пожары и противостоять потоку дерьма. Каждый день происходят какие-то события, отвлекающие меня от работы. Миллион людей пытается добиться встречи со мной или высказать мне свои претензии по телефону. Мой электронный почтовый ящик распирает от миллионов сообщений. На меня наседает «Гринпис», потому что наши компьютеры не превращаются автоматически в компост, отслужив свое. Какая-то Еврокомиссия высказывает недовольство из-за того, что iTunes и iPod сконструированы на принципах полной взаимной совместимости. «Microsoft» — этот бич нашего мира — уже тридцать лет не дает мне покоя, копируя все, что я делаю.
С другой стороны, необходимо признать, что моя жизнь во многих отношениях весьма увлекательна. Благодаря долгим годам физических упражнений и строгим диетам в свои пятьдесят с небольшим я нахожусь в прекрасной физической кондиции. Кроме того, я талантливый гипнотизер, способный влиять как на отдельных людей, так и на целые группы, например на тех, кто приходит в «Apple» на пресс-конференции или другие мероприятия. Моя гипнотическая мощь так велика, что иногда мне приходится прилагать сознательные усилия, чтобы немного ее приглушить. Например, когда я захожу в кафе на бульваре Стивена Крика в Купертино, то девушки, которые там работают, начинают со мной заигрывать. Я уверен, что они знают, кто я такой, и страшно нервничают, словно встретились с Брэдом Питтом или Томом Крузом. А потом глаза у них вдруг становятся стеклянными, и я знаю, что стоит мне щелкнуть пальцами, как любая из них тут же даст мне рядом с кофеваркой. Или где-нибудь в подсобке. Это, пожалуй, удобнее и не так бросается в глаза. Я, конечно, этого не делаю, но очень приятно сознавать, что мог бы.
Что касается карьеры, то тут мне повезло дважды. Кроме компании, производящей компьютеры, я руковожу еще кинокомпанией. Возможно, вы слышали о ней. Она называется «Disney». Да, та самая «Disney». Перед ней у меня была другая кинокомпания «Pixar». Мы выпустили несколько фильмов, о которых вы, вероятно, тоже слышали, например «История игрушек» или «В поисках Немо». Я купил «Pixar» за десять миллионов долларов, а продал компании «Disney» за семь с половиной миллиардов. Неплохой навар.
И это подводит меня к следующему пункту. Денежные дела. Когда-то у меня выработался настоящий комплекс по отношению к деньгам. Но, к счастью, моя духовность и занятия дзен-буддизмом помогают мне справляться с чувством вины. Переломным моментом стал тот день, когда размер моего состояния перешагнул отметку в миллиард долларов. Это большое дело, можете спросить у любого, кто этого достиг. Восторгу нет предела, потому что, начиная с этого момента, уже не надо притворяться, что ты самый обычный человек. Теперь ты уже миллиардер.
Это похоже на один из тех кинофильмов, где герой вдруг обнаруживает, что обладает телекинетическими способностями. Помню, как я стоял голый перед зеркалом в своем рабочем кабинете в компании «Apple» и смотрел на себя. Такое со мной бывает. Я изучаю свое тело. Раз в месяц я фотографируюсь и сохраняю эти изображения в электронном альбоме, который создал меньше чем за минуту, воспользовавшись программой iPhoto. Итак, в день, когда я стал миллиардером, я стоял перед зеркалом и только повторял: «Стив миллиардер, Стив миллиардер». Миллиардер. Это слово можно повторять снова и снова, прислушиваясь к каждому его звуку.
Когда становишься миллиардером, то сначала ощущаешь ликование и восторг, а потом приходит чувство вины. Вот здесь мне и помог дзен. Я медитировал и заставлял себя не думать о своем богатстве. Я сидел, напевая мантры, а затем открыл глаза, вышел из транса и изо всех сил крикнул в лицо своему воображаемому критику, который упрекал меня за то, что имею так много денег: «Заткнись, засранец, потому что я умнее тебя, лучше тебя. Я изменяю мир и заслужил это».
Это был поразительный момент абсолютного смирения и самоотрицания. А два дня спустя я проснулся и изобрел концепцию iPod. Это подлинная история.
Я смотрю на это следующим образом: нельзя приписывать мне все заслуги в том, что я так богат. Но и обвинять меня в этом не надо. На это можно посмотреть и по-другому. На следующий день я слушал симфонию Моцарта, написанную им в девятилетнем возрасте, и подумал: «Черт возьми, как это получается? Почему на свет появляются такие люди, как Моцарт? С одной стороны, все ясно: музыкальный гений обусловлен генетически. Подобное, по всей видимости, должно случаться регулярно. Но в данном случае этот гений проявился в Австрии, в Зальцбурге, в восемнадцатом веке — в самом плодородном музыкальном окружении всех времен. А отец Моцарта был вдобавок учителем музыки. Все в точку».
То же самое можно сказать и обо мне. Я родился в Сан-Франциско в 1955 году у двух студентов-выпускников, которые отказались от меня и отдали на усыновление. Я оказался в скромной приемной семье в сонном городишке Маунтин-Вью, штат Калифорния, который, по счастью, оказался в самом сердце Силиконовой долины. Возможно, это чистая случайность, простое следствие естественного отбора. Но у меня возникает впечатление, что какая-то невидимая рука судьбы управляет нашими жизнями. Ведь представьте себе, что я мог бы родиться в другом веке, в другом месте. Например, я мог бы появиться на свет в какой-нибудь глухой деревне Китая. Или представьте себе, что мои биологические родители не стали бы отдавать меня на усыновление. Допустим, мать решила бы оставить меня, и я вырос бы в Беркли, в семье очкастых интеллектуалов. Вместо того чтобы подрабатывать летом в компании «Hewlett-Packard» и общаться со Стивом Возняком, я бы провел молодые годы, просиживая в кафе, читая Сартра и Камю и пописывая убогие стишки.
Я считаю, что мое усыновление было неизбежным. Оно должно было состояться. Это похоже на судьбу Моисея, оставленного в младенчестве в тростниках. Если бы этого не было, если бы Моисей остался дома у своей еврейской матери, а не очутился в семье фараона, то не было бы исхода евреев из Египта, и не было бы ни десяти заповедей, ни Пасхи. Изменилась бы вся история. То же самое и со мной. Если бы не счастливая случайность усыновления, то не было бы компьютеров «Apple» и «Macintosh», не было бы ни iMac, ни iPod, ни iTunes.
Я представляю себе, как это звучит. Можно подумать, что я самовлюбленный и заносчивый тип. Мне уже не раз говорили, что я эгоист, страдающий к тому же нарциссизмом. И знаете, что я на это отвечаю? Я говорю: «Послушайте, а вы бы не стали эгоистом, если бы проснулись в один прекрасный день и обнаружили, что вы — это я? Безусловно, стали бы».
Конечно, в таком супербогатстве, суперизвестности и супергении есть и свои отрицательные стороны. Всякие идиоты постоянно пытаются кинуть в тебя камень.
В данном случае эти идиоты представляют правительство Соединенных Штатов. Несмотря на все, что я сделал для мира (а может быть, именно из-за этого), они стараются вышвырнуть меня из бизнеса.
В понедельник утром я прибываю на работу и застаю своего помощника Джареда в совершенном смятении.
— Блин, — говорит он, — может, вы их как-нибудь выгоните? Они тут всю карму портят.
— Кто?