— Все в порядке, — говорю я. Моше тоже кивает.
— Я проверил все адреса электронной почты, на которые приходили сообщения от «Apple» или с которых что-то приходило нам. Тоже ничего. Я проверил домашние телефоны сотрудников «Apple». Потом их личные адреса электронной почты, которые нам известны. Проверены все мобильные телефоны. Не могу дать стопроцентной гарантии, но похоже, что там тоже ничего нет.
— Ладно, я так и думал. Но это надо было сделать. Спасибо.
Я направляюсь к двери, но меня останавливает Моше:
— Подождите. Есть еще кое-что.
— Это пока всего лишь зацепка, — говорит Михаил. — У нас есть база данных с телефонными номерами и адресами электронной почты репортеров, аналитиков Уолл-стрит, партнеров по бизнесу, поставщиков, клиентов. Я проверил всех журналистов, которые писали о нас статьи в последние дни. Вот, взгляните сюда. Тут есть одна девчонка из «Wall Street Journal».
Он выводит страницу на монитор. Это счет от телефонной компании AT&T на имя Эрики Мэрфи, репортера «Wall Street Journal» из Сан-Франциско. Михаил прокручивает список всех ее входящих и исходящих звонков за последние два месяца.
— Смотрите, — говорит он, останавливаясь на одной строчке. — Вот, вот и вот — входящие звонки. А здесь исходящие: десяток звонков на один и тот же номер. Я взял несколько других журналистов. На тот же самый номер звонили еще три человека.
— Но этот номер не принадлежит «Apple».
— Конечно, нет.
— А что это тогда? Мобильный телефон?
— СИМ-карта. Но мы можем определить, где она использовалась.
— Как это вам удастся? Через спутники?
— Не спрашивайте, — говорит Моше.
— Странная история получается. — Михаил отворачивается от монитора и смотрит на меня. — Вы знаете кого-нибудь на Каймановых островах?
К тому времени, как я возвращаюсь домой, подъезжает и Ларри.
— Действительно странно, — задумчиво говорит он, когда я рассказываю ему о телефонных звонках с Каймановых островов.
— Больше не слова о работе, — обрывает нас миссис Джобс. — Хотя бы сегодня вечером. Договорились?
— А о чем же нам тогда говорить?
— Не знаю. О книгах.
Мы удивленно поднимаем на нее глаза.
— Ну, тогда, может, о кинофильмах? О политике? О войне в Ираке?
Мы молча сидим несколько минут. Наконец миссис Джобс заходит в дом, чтобы принести напитки, и Ларри говорит:
— Слышал о Джеффе Эрнандесе? Он продает свой дом. Похоже, эта история его разорила.
— О Боже.
— Да, плохи дела, брат.
Бризиэнн разжигает гриль и начинает готовить умопомрачительные стейки из сыра тофу и овощей. После ужина мы идем в парк посмотреть фейерверк. В нужные моменты мы восклицаем «ах» и «ух ты», а по пути домой говорим, какое замечательное шоу было в этом году, притворяясь, что все прекрасно.
На следующий день после праздника я приезжаю на работу и нахожу на столе записку от Чарли Сэмпсона, в которой говорится, что он и его команда просят меня спуститься вниз, чтобы ответить на пару вопросов. В назначенное время я вхожу в зал «Кросби». Они уже сидят в ряд за столом. Рядом с ними стенографистка, на столе стоит звукозаписывающая аппаратура и несколько графинов с водой.
— Ну, чуваки, вы даете, — говорю я. — Это что тут у вас? Слушания в подкомиссии сената?
Никто не смеется.
— Нет, серьезно, — продолжаю я, — вы что-то круто взялись за дело. Может, мне адвоката пригласить?
— Вы полагаете, вам нужен адвокат? — спрашивает Сэмпсон.
— Я просто спросил.
— Делайте так, как считаете нужным. Если вы чувствуете, что не можете ответить на наши вопросы без адвоката, то пригласите его. Но здесь у нас не суд. Мы не собираемся выяснять степень вашей вины.
— Хорошо, — говорю я. — Валяйте.
Сэмпсон начинает задавать вопросы, означающие пустую трату времени, типа как меня зовут, сколько мне лет и как долго я работаю в компании. Ради хохмы я отвечаю на некоторые из них неправильно, чтобы проверить, обратят ли они на это внимание. Оказывается, обращают.
Сэмпсон спрашивает, каким процентом акций «Apple» я владею. Я отвечаю, что не знаю.
— Что, совсем? Вы хотите сказать, что у вас может быть один процент или девяносто процентов, а вы не имеете об этом ни малейшего понятия?
— Я уже ответил. У меня плохо с цифрами. Это одна из причин, почему я ушел из колледжа. Я неспособен к учебе. У меня матлексия.
— Матлексия?
— Это то же самое, что дислексия, только с числами.
— Это официальный диагноз? — хмурит лоб Сэмпсон.
— Я не помню, как он звучит на самом деле. То ли матлексия, то ли дисматика. Что-то одно из двух.
— А дислексия у вас тоже присутствует?