– Аска. Я расцепила зубы и выдохнула. Адмирал смотрел на меня и молча затаптывал окурок в пепельнице. Табак, мрамор и одеколон – и призрак мира за непрозрачной стеной. Мира, куда меня не пускали.
– Отпуск. И премия, двойная, например. Твои допуски полежат у меня, заявление – тоже. Куда хочешь? На Фьюли? На Бруствик? Курорты. Отличные курорты – на границе Империи. Жаль, я и там буду на поводке.
– Кого отправить с тобой? Или партнера найдешь на месте? Прости, я бы и сам махнул, но стар для тебя, понимаешь… Шутит. Уже шутит – значит, решил, что рассосалось: поистерила, дурочка, и угомонилась. Что я чувствую? Ничего. Мною словно вытерли весь кабинет и кинули в ведро, мне непрямым текстом объяснили, что я не права. И уже сама я поняла, что мечтала о саморазрушении. Я сглотнула литра полтора своей слюны, а все равно не чувствую почти ничего. Нахамить бы.
– Я поняла, Кадзи-сан. Вместо хамства – встать, начать выворачивать карманы: допуск уровня «инквизитор», капитанский допуск, запал-карта от «Нигоки»
(прости, Красная). Кадзи открыл ящик стола и принялся туда сгружать эти предметы по одному. Я развернулась и пошла к дверям.
– Подожди, Аска. Оборачиваться не хотелось: я только что не смогла отстоять себя.
Психоанализ в кабинете шефа – это так восхитительно, словно полы помыла, причем сама собой.
– Ты отличный капитан, Аска. На локте задержалась рука – приятно, несмотря ни на что. Именно поэтому я стряхнула эту самую руку и вышла. Потому что приятно и потому что сама знаю, что я отличный капитан. Снаружи было людно: к шефу образовалась очередь, а я шла мимо всех этих людей – кто они? – и привыкала к мысли, что у меня есть премия и отпуск. Мысль шла скверно, ее приходилось буквально запихивать в голову, уминать и утрамбовывать там. /"Ничего//,//Аска, справишься. У тебя впереди три недели жаркого солнца. Если повезет – то двойного солнца. Говорят, на Бруствике получается модный сероватый загар. Рыжие волосы, голубые глаза, пепельная кожа. Хм…"/ Тут меня чуть не стошнило от понимания: я еду на курорт, чтобы развеять депрессию. А депрессию вызвало то, что меня не устраивает мое спокойствие. А не устраивает оно меня потому, что…
– Эй, Ленгли! Я притормозила. А, ну да. Судзухара.
– Привет. Чего тебе?
– Слушай, дело есть. Он поманил меня в сторону, пряча папку за спину. Лицо при этом получилось натужно-обеспокоенное, словно там было что-то страшненькое и стыдное, но решать с этим что-то надо.
– Что за дело?
– Ты это, понимаешь, я тут пишу, пишу… Болван. Пишет он. Будь это космоходка – уже дала бы в рыло.
– Ты не тяни, – посоветовала я. – Или пошел вон с дороги.
– Слушай, – вдруг сказал он, – ну неужели тебе не интересно? Лицо и впрямь озабоченное. Капитан, как есть, причем – в дальнем рейде, из боезапаса остались только мелкие ракеты и дюжина боевых дронов, а повсюду чудятся корсары.
– Выкладывай.
– Слушай, ты мне когда-то говорила, – заговорщицки начал он, – а я забыл… Как правильно пишется… «Аска» или кх-хах!.. «Асука»? Вот урод. Стоит и ржет – сам себе клоун, а я тоже хороша, сколько я на этот дебилизм попадаться буду, а? Нет, ну какой гад, и в очереди уже подхихикивают – тоже мне, верх остроумия услышали. /"Я в отпуске"/. Основанием ладони – в верхнюю треть грудины. Нежно, чтобы бронхи не вынуть. Убрать голову, потому что он сейчас отмахнется вслепую.
Шагнуть вперед – и носком в щиколотку. Подыши своей кровью, сволочь. Позади истекала гробовым молчанием очередь, ровно горели мягкие лампы в офисе, хрипел валяющийся идиот, а я уходила с отчетливым ощущением, что на самом деле избили меня. Я вся такая глупая пыталась подшутить над системой, выпятила свой характер и получила по мордасам. Все, могу быть свободна. Очень уж не хотелось признавать: я перегорела, – но что поделать. На своей «Нигоки» я уделаю любого из этих крысенышей, распечаткой моего списка благодарностей можно обклеить уборную, и на кухню тоже останется. Я дерусь, стреляю и хамлю, как два спецназовца сразу, но вот сейчас я дала в морду и ушла с четким ощущением, что получила. /"Ты перегорела, Аска»./ /"Ты самая лучшая, доченька»./ Улавливаете иронию? Все горят, все, но этого не понял даже Кадзи-сан, даже он решил, что меня надо упаковать под надзор и просто услать в отпуск. Мечта и рекреация: загорать до струпьев, кувыркаться со случайным знакомым, кататься на яхте, придерживая рукой огромную стильную шляпу. Кстати, надо купить себе такую, и чтобы непременно белую. Я подняла глаза и осмотрелась: слева были серые ворота в ангар – огромные, с лампочками, которые очень красиво мерцают, когда расходятся створки, и всегда отрывисто гремит сирена: /"Бам. Бам.
Бам. Бам"/. И стоило мне сосредоточиться на этом самом звуке, как я его услышала. Ну, конечно, не удержалась. Ворота расходились, ворота предупреждали, что впереди, за шлюзовыми трубами к кораблям – только тонкая пленка силового поля, а дальше сразу космос. Ангар освещали скупо, его часто продували аргоном, и здесь царил образцовый порядок, даже мусор складывали кучками. Я сделала несколько шагов и принюхалась: для меня космос пах именно этим помещением – органическими контейнерами со сверхтопливом, оружейным маслом, сваркой и озоном. Корабль, от рубки до реактора, не пахнет ничем, ну, то есть пахнет – но только тобой, а свой запах слишком привычен. Сингл-класс – это такое обонятельное одиночество, столь же наполненное, как и вакуум. Металл и пластик, суетящиеся дроны обслуги, кому-то по громкой выдают разрешение на вылет, а у стенки распатронивают переклинившую ленту с кристаллами для бортового лазера. Я присмотрелась: заправляя ее в модуль, техники перекосили вторую планку, и теперь протяжный механизм будет сбоить. Можно, конечно, подсказать, но этим двоим еще гражданство зарабатывать, вот пусть и корячатся сами. Я обошла деактивированного боевого дрона – тяжелую дуру в активной броне – и оказалась у третьей бухты, прямо перед форштевнем «Нигоки». /"Ну, привет"/. Четыре торпедных шахты, прикрытых полусферическими колпаками, всегда казались мне глазами. Еще мне вся эта конструкция спереди напоминала нос подводной лодки века так двадцатого, но с таким же успехом можно и с мордой умбера сравнивать. Короче говоря, это была моя «Нигоки». Моя Красная. Хорошо тебе, Красная. Ты можешь даже свои мозги отрастить, если выжгут. И модульное строение тоже многое решает: реактор пересобрать из космического мусора – звучит знаменито, фантастично и круто. Ты классная, «Нигоки». И знаешь, если мне есть, к чему вернуться после отпуска, так это к тебе. И продолжим охоту, да, Красная? Скотобойня
– это дело такое, с кем не бывает при нашей-то работе. Я смотрела в чешуйчатую морду, смотрела и ежилась: здесь было холодно, а вот на Бруствике… Мне вдруг стало отчетливо ясно, что в последний день отпуска я что-нибудь с собой сделаю. Откроется дверь, войдет портье, потому что я не ответила на пятнадцатый уже звонок, войдет охранник, и они увидят меня. Точка. Здесь я притормозила воображение. /"Ну и все, и хватит. Вдруг, влюбишься там. Или курортный роман таки исцелит»./ Не влюблюсь, не исцелит – глупые это все надежды. Дальше все пойдет по накатанной задумке: пятнадцать неотвеченных, портье, охранник, остывшая ванна… Мой смысл жизни – космос и ты, Красная.
И что-то этот смысл перестал меня радовать. Чертовы нелегалы. Чертова работа. Наверное, я дурею с жиру. Вот этих двоих техников, что перебирают кристаллы, разрежут на органы, если они не заработают гражданство, у них же на лицах написано: сто двадцать ай-кью на двоих. По всей Империи людей маршем водят в шахты за то, что в городе грохнули карателя. Статистический работяга каждому кредиту рад, он же жену убьет, если та вдруг понесет не в сроки, это ж бюджет перекраивать и заявку задним числом писать. А если еще и сосед донесет о беременности… А я тут страдаю от смыслов жизни и от того, что лучший пилот на деле – просто смазливая мордочка с кучей проблем. Я обхватила себя за плечи. Страшно. Все в никуда: и отпуск этот, и космоходка, и спарринги, и многочасовые допросы задержанных. Вот спросить тебя, Аска: зачем это все? Правильно, во имя Первого Гражданина, во имя человечества, восславим и вознесем. А сама ты кто, Аска? Лучший пилот? Винтик с самой классной шляпкой? Фрагмент программы? Плечи никак не согревались: это все чертов холод, которым тянет прямо оттуда, из космоса. Лучше бы грели этот ангар честно, чем на аргон тратиться. Я вдруг поняла, что мне что-то тычется в ладонь, что-то ниже плечевой нашивки. Подняв руку, я увидела, что из-под капитанского шеврона торчит запал-карта «Нигоки». /"Я же…"/ Стало еще холоднее: я должна была сдать эту штуку, раз меня отправили в отпуск. Но ведь погодите: Кадзи-сан своими руками спрятал карту себе в стол, а потом… /"Ты отличный капитан, Аска"/, – и легкое пожатие чуть повыше локтя. Чуть пониже шеврона. Это как логическая бомба во все три ядра борткомпьютера. Я воровато оглянулась и спокойно пошла к рукаву стыковочного шлюза. И так ведь хотелось бежать, что просто ах. И в голове все пело: /"Он меня понял! Вы все слышали? Он меня понял!!"/ В голове был праздник с бухлом и фейерверком, в голове униженно дрожали какие-то трусливые мыслишки, но самое главное было в том, что впереди космос, со мной «Нигоки», а я – снова в строю, пускай отныне
– в своем собственном. Шлюз, тепло огромного тела, и я уже внутри. Фрегат оживал.
– Добрый день, Аска.
– Привет! Я сбросила китель и побежала в рубку. На диспетчерском посту уже засветилась активация корабля, и оттуда сейчас пытаются прозвонить Красную, одновременно проверяя, нет ли у меня срочного вылета. Еще пятнадцать секунд до прямого запроса, значит, придется уходить на полной синхронизации, а я такого не люблю, потом болит низ живота. Прогрев реактора вместе с кораблем – это как вторые месячные. /"Не хочешь? Так может, в отпуск?"/ Смех. Мой собственный – впервые за последний месяц.
– Ключ на старт. Интерфейс синхронизации, порт экстренный.
– Разрешение на вылет? Я ухмыльнулась и вставила запал-карту в интерфейс. Рубку тут же затопило аварийным светом, и в этом кровавом мигании я поняла, что сейчас все будет быстро. Быстрее, чем я успею отбить сердцем удара четыре. Скорее диспетчеры не опомнятся.
– Получена директива форсированного старта, – с недоумением в голосе произнес виртуальный интеллект. – Напоминаю, что диспозиция корабля…
– Кьеко, бесишь! Быстро порт синхронизации! Я рухнула на крест пилотского ложа, и надо мной сгустился из ничего сияющий цифровой канал. Вот сейчас. Поле зрения пошло трещинами, прогнулось и лопнуло, когда копье из света пробило мне голову. Вокруг горели сотни кнопок, существующих только в уме – уме «Нигоки» – и по этим кнопкам сейчас надо барабанить так быстро, что сгорят воображаемые пальцы. Внешний сигнал – отсечь. Шлюзовый стык – отсоединить. Реактор – пакет сверхтоплива пошел. Пошел, я сказала! Я осмотрелась: часть кнопок исчезла, стартовые процедуры умница завершала сама, а я просто смотрела на ангар. Здесь все было спокойно, но где-то за сотни метров проводов уже разгоралась тревога. Сейчас несколько команд, и пленка зарастет так, что я не пробьюсь без стрельбы. Только это вы хрен успеете. Я всем телом подалась назад – это как гребля, когда рвешь спину, не видя, куда плывешь, когда чувствуешь русло, когда опыт за тебя, – и впервые против тебя все остальное. Толчок – и я в стартовом пространстве, а прямо перед лицом разворачивается башня зенитного скорчера. А еще в канале висит готовый к старту крейсер, который еще ничего не знает. Ну что ж, в животе уже очень горячо. Достаточно горячо, чтобы управлять телом так, как надо. А надо – «чакру Фролова». Я рванулась вперед, пропуская первый залп зенитки левее – мимо, дружочек, и прощай девятый наблюдательный пост. По курсу был крейсер, старый добрый мульти-класс, а значит, – неповоротливая дура. Ствол зенитки плюнул еще раз, и я пропустила его залп в кульбите. Если вам кто-то скажет, что обратный кульбит с радиусом в свой корабль – это невозможно, посмотрите эту запись, вам понравится.
Можете сказать, что это монтаж. А мне плевать, я на свободе. Скорчер проделал огромную дыру в дюзах крейсера и я, вернувшись из петли, прошла сквозь нее. Ноги свело судорогой, в животе подожгли напалм, но передо мной горели звезды. И по боку перехватчики: я ото всех уйду. /"Ты отличный капитан, Аска"/. «Нигоки» кувырками уходила от наружных батарей и вскоре оказалась в недосягаемости. Теперь пришла пора поболеть голове. /"//Кьеко, подмодуль р//асчет//а//прыжка»./ /"Куда, Аска?"/ В ничей космос, куда же еще. Подальше от звезд – новых, бывших, будущих и черных. Подальше от планет, подальше от людей и иже с ними… Карта зоны стремительно теряла возможные точки выхода из прыжка, я отметала их сотнями, за мной увязались перехватчики и один инквизитор даже, но меня это не гребло. У меня голова болела. /"А-а, плевать. Да святится рандом"/. Я пылала, мое тело готовилось исчезнуть, утонуть в изнанке космоса, и это было страшно, как всегда страшно, и на этом сгорали тысячи новичков, уходивших в прыжок. /"Боииш-шься?"/ – шепчет изнанка. Она чует этот страх, чует все возможные ошибки и делает их все реальными. Это ведь, прости господи, изнанка. Я отстрелила мультипликаторы и прыгнула. Сейчас в изнанку ушли сотни три векторов, и у всех моя подпись: /"С любовью, Аска"/. Меня несло, утаскивало в исподнее космоса, я хохотала, как идиотка, и это было восхитительно, это не шло ни в какое сравнение с погоней за дичью, с поцелуем того болвана, с первым удачным пуском. /"Свободна!"/ Их радары меня теряют, радары сходят с ума от свистопляски мультипликаторов, борткомпьютеры греются, капитанов корежит мигрень, а я ржу, уходя в изнанку этого великолепного, восхитительного, свободного космоса. И они ничего этого не видят. /"Невидима и свободна!"/
Я ковырялась в схемах компьютера и жевала сухой кофесинт. Это так забавно – просто поставить радар на оповещение, жрать какую-то ерунду и болтать ногами в блоке, затыкивая тестером схемы.
– Три нановольта, Аска.
– А здесь?
– Три четыреста двадцать три нановольта. У Кьеко была депрессия. Виртуальный интеллект оказался морально не готов к дезертирству, и теперь эта недо-личность с именем моей мамы пыталась оправиться от шока. Я всерьез уже подозревала, что логические схемы она пожгла себе сама, я так иногда себе лишний миллиметр ногтя отхватывала, когда жизнь не ладилась. /"Интересно, а пол виртуальным интеллектам определяют случайно или по вторичным реакциям контуров?"/ Я откусила от палочки еще коричневой горечи и вздохнула. Все это было не по-настоящему, все это было пустыми отмазками перед своей совестью: просто думай о чем-то, Аска, и не думай, что ты натворила. /"А, собственно, что здесь такого? Хотела чистую файловую систему? Так вот она"/. Из трущоб люди выбиваются в космос наемниками, матросами на мульти-классы, пушечным мясом, донорами – да кем угодно. Они вкалывают годами, чтобы накопить на самый хреновый сингл, чтобы купить членство в корпорации и начать наконец зарабатывать свои деньги. Их жалкие посудины сразу же берут на прицел пираты, рэкет, они копаются в самых захудалых системах, не высовывая носа, не мечтая о профсоюзах и в конце концов выясняют, что свобода в космосе
– это такая же херня, как и свобода на планете. Только там тебя порежут на органы по плану, а здесь – по чистой случайности. А вот я – я другое дело. Я вольный стрелок на быстром и мощном корабле, у меня есть грузовой трюм, я в курсе расценок и межсистемной политики, я знаю все о контрабанде и способах ее перехвата. Как там было? Лучший преступник – это сыщик, да? Отформатировать цифровые подписи и метки корабля, приказать Кьеко слегка изменить дизайн – и я могу брать неплохие заказы. Я пожевала палочку, обнаружила во рту откушенный кусок обертки и выползла из серверного блока поплеваться.
– Кьеко, все. Заливай схемы рабочей жидкостью и больше так не делай.
– Принято, Аска. Вторую палочку я залила кипятком и пошла в каюту.
– Потолок – прозрачность. Это была старая система, где выжили только две планеты. М2045, даже имени этой звезде не дали – да и на что ему имя, этому красному гиганту? «Нигоки» висела у большого железистого планетоида, и звезда как раз всходила над его изъязвленным краем. Поставлю вспомогательное геологическое оборудование, решила я, изучая блестящий край планетоида. Буду перебиваться еще и ценной рудой – тоже нормальный хлеб, если знать, кому загнать и где что выгодно.
Алый рассвет поначалу умиротворял, а понимание того, что даже прицельное сканирование не найдет мой фрегат рядом с фонящим куском железа, – вообще расслабляло. Я отслужила Империи, заимела себе стартовый бонус – приличный такой бонус. О чем жалеть-то? У меня не осталось могил, к которым надо возвращаться, у меня нет друзей, да если разобраться так – то что у меня вообще было? Глоток горячей терпкости, тихое распоряжение чуть затенить неприятный алый свет – и можно копаться в себе дальше. Одиночество – на Токио его было хоть отбавляй, в дальних рейдах – тоже. Или прикажете скучать по коллегам, которые хороши только тем, что у них есть столы, а на этих столах можно посидеть, болтая ногами? Да вот сейчас уже, допью кофесинт и сразу начну скучать. Да, я там была винтиком. Хотя и очень ценным винтиком: меня смазывали, иногда мне делали подарки и поощряли, иногда меня ввинчивали до упора, так что я вся скрипела, но всегда был док, где заправляли и перезаряжали мой фрегат, была столовка, в которой меня кормили, и касса, где выдавали кредитку на месяц. Теперь придется проверять каждый порт, куда хочу зайти, сканировать купленную жратву: а вдруг туда намешали чего-нибудь? Придется ходить на встречи с агентами корп, держа руку на кобуре скорчера, и никогда не знаешь, где тебя прокинут, где твой куш достанется ушлым парням, а ты сама пойдешь на месяцок копать руду, чтобы накопить на сверхтопливо для рывка к хлебным местам. Блестки звезд скрылись в красном свечении, и чем дольше я смотрела на безымянную М2045, тем яснее понимала, что зря я тут повисла, зря остановилась у этой звезды – моей первой звезды свободной жизни. Алый рассвет полыхал во весь потолок, поверхность планетоида потихоньку подергивалась дымкой испаряющихся газов, а я лежала на своей нескромной капитанской кровати и смотрела вверх. Я лежала и считала, сколько отделяет меня от вакуума. Внутренняя органика со свойствами кондиционирования – шестнадцать миллиметров, броня с изменяемым изотопным составом – еще двадцать, внешнее покрытие… Если считать с поглотителями – то выйдет тридцать два миллиметра. Итого до Великого Ничто чуть меньше семи сантиметров. Я гладила теплую мягкую кожу «Нигоки», смотрела на ужасное умирающее светило, которое в своей агонии переживет и пятьсот поколений моих внуков. И мне было плохо – очень плохо один на один с вечностью. Так странно, что «звездной болезнью» предки называли какой-то психический примитив.
– Кьеко.
– Да, Аска.
– Скажи: «Ты самая лучшая, Аска». Пауза – она только в моем больном воображении: а вдруг тупая виртуалка откажется или рассмеется?
– Ты самая лучшая, Аска. Я поморщилась и встала. Кофесинт остыл, на шее выступил противный холодный пот, но это все была фигня, потому что я не сопливый кадет, которого выкинули в первый самостоятельный рейд.
– Кьеко, запускай калибровку реактора. Одной рукой я собрала волосы в хвост и изобразила какой-то варварский узел. В волосах обнаружились высохшие хлопья рабочей жидкости из сервера, в ушах – нудное перечисление текущих настроек калибровки. /"Хочу в душ,/ – решила я. – /И //вообще, //что-то много ритуалов для простого начала новой жизни"/. *** После душа ситуация прояснилась со всем, кроме реактора. На радарах было пусто, чего и следовало ждать от дрянной системы в ничьем космосе. Я распорядилась обновить биокомпоненты обшивки, снять немного энергии со стелс-систем и вообще – тихо греться под алыми лучами. «Нигоки» проходила один тест за другим, я мило забивала себе голову этой ерундой и параллельно подумывала, куда бы податься в первую очередь, истратив минимум сверхтоплива. По-хорошему, стоило бы сунуться в систему покрупнее, где проще затеряться в толпе. Да, там больше соглядатаев и агентов Империи, но после обновления обшивки «Нигоки» сразу не распознают. /"Будешь парить себе голову – постареешь»,/ – решила я. В конце концов, я не из худших очень во многих вопросах. Всегда можно наняться к агентам нечеловеческих корпораций. Там любят и ценят тех, кто знает их языки и обычаи, так что премиальные за «знание среды» я отхвачу. Тут ведь как в казино: или ты делаешь маленькие ставки, рассчитывая на умеренный выигрыш, или крупно играешь по некой системе, надеясь, что фортуна сейчас засосет тебя с языком, и тогда тебе придется убегать и от требований обмыть победу, и от СБ заведения, и от ребят, которым позарез нужна твоя система, и жаркий поцелуй удачи тоже очень нужен. Мне по положению стоит поскромничать, но вот беда: в играх я умею многое, кроме одного – перебиваться мизерами.
– Калибровка завершена, подача пакетов оптимизирована на три сотых процента. Три сотых – это около ста сорока наносекунд в реальном бою, где реактор почти выжигает свою камеру. Это… Как там по таблицам?