— Цыц! — старших обсуждать! Дядя Митрий отродясь без царя в голове живет, он младшим был, а я старшим, вот все розги мне и доставались. Зато я человеком вырос! Сравни, как он живет, и как мы. Тем более — здесь девки есть, одна другой глаже, вон та же Манька тебе утирку расшила, а ты не взял.
— Да нужна она мне… Она в ширину больше чем в высоту.
— Зато дочь наказного атамана, понимать должен! Впрочем, если не люба — неволить не буду. Девок много и без нее, да и мы не побираемся… Но с какой паненкой приедешь — запорю, вот тебе истинный крест.
А все таки — хороша! Ведьма!
Темно-то как…
— Идут — сказал снайпер.
Тихон приник к пулемету…
— Они видят нас! Через ночь видят!
Атаман банды, уже раненный рикошетом отскочившей пулей упал за землю, прикрывшись павшей лошадью — лошадей в селе было немного, забрали всех. В небе, пьяно раскачиваясь, освещая все морозно-белым светом, догорала осветительная ракета. Рядом плюхнулся еще один бандит, пошевелился… жив.
Пока — жив.
— Где Ласло? — заорал атаман
— У околицы вбили! Всех вбили!
Впереди трещали автоматные очереди, то одна, то другая обрывалась. Стреляли по заложникам — от отчаяния, понимая, что не пройти и желая забрать с собой хоть кого-то. До леса было метров триста — но до него было так же далеко, как до луны, равнодушной луны, висящей в небе и освещающей всю картину побоища. От леса хлестал свинцом пулемет, хоть один, но хватало. Но страшно было не это — страшны были пули, летевшие из темноты совершенно без шума и не знающие промаха.
— Всем вместе надо! — заорал атаман, вскакивая — це Польска не сгинула!!!
И рухнул — с пробитой пулей головой.
Джинба иттай.
Их охраняли не военные — все же новая власть не рискнула ставить на охрану офицерского корпуса их бывших подчиненных, могло произойти всякое. Их охраняли муджахеддины, какая-то спешно сформированная гвардия — здоровые, вооруженные автоматами, на головах — повязки с изречениями из Корана, еще одной такой же повязкой обычно завязана нижняя часть лица — боятся, что придут русские, и потом их опознают по материалам видеосъемки. Их выгрузили из машин, на пинках прогнали по коридору и затолкали в какое-то темное, неосвещенное помещение. После чего — дверь захлопнулась.
Они остались одни. Без света, без оружия — одни.
— Кто старший по званию! Кто старший по званию офицер!? — негромко спросил кто-то — давайте представимся!
В душной темноте кладовки один за другим раздавались голоса, называли имя и личное звание. Дошла очередь и до полковника.
— Полковник Реза Джавад! — сказал он.
Судя по тому, что он слышал до этого — никого старше по званию в комнате не было.
— Полковник, подойдите сюда! — крикнули из темноты.
Спотыкаясь об чьи-то ноги, полковник побрел вперед.
— Мы здесь. Садитесь у стены.
Стены была холодной и сырой. Контраст с установившейся в столице августовской жарой. Лиц собеседников видно не было.
— Я майор САВАК Али Бахонар, рядом со мной — майор Реза Мосальман. Вы полковник Джавад, вы вчера были на параде, верно?
— Верно… А вас там не было?
— Нет. Мы не обеспечивали это мероприятие. Что произошло на параде?
— Спросите у кого-нибудь другого — буркнул полковник.
— Мы спрашиваем у вас — голос незнакомца стал требовательным — вы забыли о субординации, полковник?
— Да пошел ты! — от всей души сказал полковник Джавад — сын собаки! Где ты был вчера? Где вы все вчера были, падаль! Это все из-за вас! Если бы вы взяли под контроль арсенал, и доставили бы нам боеприпасы — ничего не было бы. У меня на площади было восемьдесят танков! Восемьдесят танков, ты, сын шакала! И ни в одном из них не было ни единого снаряда! Зато там были такие как ты, которые вместо того, чтобы контролировать этих долбанных мусликов контролировали нас, военных. Угроза режиму, мать твою! Если бы мне вовремя доставили боекомплект — сейчас бы здесь сидели эти аллахакбары, а не я! Пошел вон сын шакала, грязный маниук!
Кулак прилетел из темноты, но полковник уклонился, и вмазал наугад в ответ, кулак вошел во что-то упругое, мягкое, поддающееся силе, ответный удар тоже достиг цели, но рядом уже был кто-то и еще, и еще… они пинали что-то невидимое в темноте с гулким хеканьем, с криками… потом кто-то потащил его за руки… а в темноте продолжалась драка.
— Вы в порядке, господин полковник?
Полковник сплюнул куда-то рядом — губа была разбита и грудь болела… но его и до этого сильно избили, а потом гвардейцы ехали к стадиону, а их положили на пол машин и поставили на них ноги… хуже этого уже ничего не могло быть…
— Твари… — сказал кто-то, присев рядом — только распоряжаться могут, грязные твари. Просрали страну…
Голос был знакомым.
— Ты кто?
— Не узнал? — мрачно усмехнулись из темноты. — Багаутдин я. Майор Качауи.
— Майор… Что вы здесь делаете?
— То же что и все. Мы же придворная часть… Как только началось… командир послал две группы, приказ — прорваться в расположение русских, выяснить что там происходит и договориться о совместных действиях. Там вообще-то три группы были, но одну сожгли целиком при прорыве. По нашим казармам из Шмелей били.
— Из Шмелей? — недоверчиво спросил полковник — их же у нас даже не было.
— Или из чего-то подобного, я не видел. Ираки и всю его группу сожгли, но нам вырваться удалось… у казарм уже бой шел вовсю.
Майор Качауи был сородичем полковника — выросли в одной деревне на севере, на каспийском побережье. Отцы вместе ходили за рыбой на стареньком траулере. Потом Качауи перешел из армии в Гвардию бессмертных с большим повышением, с тех пор они общались мало, потому что офицеры из Гвардии бессмертных не имели права общаться с армейскими офицерами, с теми, мятеж которых им, возможно, придется подавлять.