вью, могут раз навсегда и для всех людей решить о том, как надо понимать Бога и закон Его».
Понимание Бога и души не было у Толстого канони-
ческим. Так, в январе 1904 г. он писал: «Какое заблужде-
ние и какое обычное: думать и говорить: я живу. Не я живу, а Бог живет во мне. А я только прохожу через жизнь или, скорее, появляюсь в одном отличном от других виде. Бог
живет во мне или, скорее, через меня, или, скорее: мне
кажется, что есть я, а то, что я называю мною, есть только
отверстие, через которое живет Бог».
Глубоко верующий Толстой был отлучен от церкви еще
в 1902 г., когда страна, интеллигенция, так называемые
передовые демократические круги катились в бездну без-
божия и неверия, одним из результатов чего стала катас-
трофа 1917 г. Это отлучение великого писателя земли рус-
ской от церкви было, безусловно, ошибкой Синода Рус-
ской православной церкви.
17
2 Зак 3160
В. В. Розанов выступил на заседании Религиозно-фи-
лософских собраний, посвященных теме «Лев Толстой и
русская церковь», доказывая церковную несостоятельность
(а-эклезиастичность) акта об «отпадении» Толстого, ибо
«нельзя алгебру опровергать стихами Пушкина, а стихи
Пушкина нельзя критиковать алгебраически». Видя в Тол-
стом величайший феномен русской религиозной мысли и
истории XIX столетия, Розанов сравнивает его с дубом, на
который покусился бюрократический Синод: «Дуб, криво
выросший, есть дуб, и не его судить механически-формаль-
ному учреждению, которое никак не выросло, а сделано
человеческими руками»*.
Синод сделал роковой для русского религиозного со-
знания шаг. Акт об «отпадении» Толстого потряс веру рус-
скую более, чем само учение Толстого. У Толстого — тос-
ка, мучения, годы размышлений, «Иова страдание», гово-
рит Розанов. У Синода же ни мучений, ни слез, ничего, а
только способность написать «бумагу», какую мог бы на-
писать учитель семинарии: до такой степени в характере и
методе и тоне не отражается ничего христианского.
Философское наследие Толстого остается для нас во мно-
гом еще не освоенным материалом. Идеологические наплас-
тования прошлых десятилетий лежат тяжелым грузом, пре-
пятствуя пониманию философских идей Толстого, его страс-
тного стремления уяснить духовную природу человека не по
распространенным представлениям дарвинизма, а по помыслу
Творца.
А. Н. Николюкин