– Но…
– Молчать! Вы что тут о себе воображаете? Явились на борт, так подписывайте контракт. Не хотите – убирайтесь!
– Но боцман…
– Плевал я на боцмана! Вон отсюда! И не забудьте, что с вас причитается за пользование душем.
Я нерешительно сел. Он сжал кулаки.
– Вы что, не слышали? Вон! Мне тут подстрекатели ни к чему!
– Вы старший помощник?
– Да, я старший помощник.
– Но… – начал я робко, – как же остальные из палубной команды? Мне сказали, что…
– Не твое дело! Катись отсюда!
– Ладно, не кипятись…
Я подобрал рубашку и стал надевать. Фил стоял в углу, глядя на верзилу. Тот еще раз угрожающе зыркнул на меня и ушел.
Поднявшись с койки, я достал из рундука свой мешок и кивнул Филу.
– Давай собирайся. Ноги моей не будет в этом гадючнике.
В офицерской кают-компании на столе были разложены бумаги, и матросы стояли в очереди, чтобы их подписать. Судовой комиссар сидел за столом и курил трубку.
– Райко и Туриан? – переспросил он. – Это вы?
Я с достоинством кивнул.
– Странная история, не понимаю.
– А никакой истории. – Комиссар равнодушно отвернулся. – Старший помощник велел вычеркнуть вас из списка команды.
Вернувшись в кубрик, я взял мешок и вышел в коридор.
– Идите вы все в жопу! – крикнул я и пошел вместе с Филом к трапу.
Боцман стоял у борта и смотрел на нас.
– Уходите?
– Какого черта! – взорвался я. – Ты нам сказал ждать, мы и ждали. Что тут у вас происходит?
Он взглянул на меня с удивлением, словно не понимая, что я имею в виду. Похоже, он даже не помнил, что сам все затеял. Я подозрительно прищурился.
– Ты сам-то подписал контракт?
– Да, только что.
Это был финиш. Я отвернулся и стал спускаться по трапу.
Боцман догнал нас на берегу.
– Послушайте, – начал он, – если вам не дают подписать контракт, идите в Юнион-Холл и пожалуйтесь. Имеете право на компенсацию в размере месячного жалованья. Согласно профсоюзным правилам, если у человека есть направление, его нельзя не пустить на борт. Поняли?
– Да, – процедил я сквозь зубы.
Он не отставал, продолжая твердить про правила, месячное жалованье и наши права, мол, нам нужно жаловаться и еще раз жаловаться, и что старпом ничего не может нам сделать. В конце концов я попросил у него десять центов на метро, и он дал мне четверть доллара со словами: «Этот старпом такая сволочь, не позволяйте ему надувать вас!»
На причалах шла погрузка, тягач пыхтел, таща за собой вереницу платформ с танками, джипами и грузовиками. У пирса бок о бок с другим сухогрузом стояла баржа, и кран устанавливал на нее двадцатимиллиметровое зенитное орудие. Понаблюдав немного, мы закинули мешки на плечо и двинулись дальше.
Солнце продолжало палить. На Монтегю-стрит мы зашли в лавчонку и взяли бутыль оранжада, сели на ступеньках и стали пить. Оранжад был теплый и приторный.
– Не переживай, – сказал я Филу, который совсем приуныл. – Завтра пойдем и разберемся. Это не единственный корабль.
Он ничего не ответил. Я зашел в магазин сдать бутылку, и мы направились к станции Боро-Холл.
К субботе сыскное агентство мне осточертело. Босс оказался хитрой сволочью – то и дело подсовывал повестки, чтобы я доставил их «по пути с работы», в то время как адресат оказывался на другом конце города.
К Алу я зашел ближе к восьми вечера, успев побывать в Бронксе. Мы собирались съездить на Вашингтон-сквер и пожелать нашим морякам счастливого плавания.
В квартире номер тридцать два Барбара и Филип тискались на диване. Филип был в одних матросских брюках, а Барбара – в нижнем белье. Они лежали неподвижно, лишь Филип, бросив взгляд на Ала, теснее прижался к девушке.
Майк Райко и Джейни были в спальне. Майк натянул брюки, вышел и поздоровался. Я присел на диван.
– Значит, завтра утром? Во сколько?
– Мы не уходим, – сказал он. – Нас уволили.
– Вот как? Никогда о подобном не слышал.
– Так получилось. Мы пришли, а боцман посоветовал нам пока не подписывать контракт, потому что старший помощник – сволочь. Ну, мы спустились вниз, попили молока, приняли душ, а потом явился старпом, такой рыжий верзила, и говорит: «Я так понял, парни, что вы никак не решите, наниматься на работу или нет. Так что убирайтесь вон с корабля, а еще вы должны нам за воду в душе». Такие дела.