Четырнадцать плавсредств бригады выгнали в залив, четырнадцать стройно напряженных, подкрашенных и принаряженных ходовых кораблей и катеров. Остальные, трепеща флагами расцвечивания, зыркают радужными переливами стекол ходовых на узкий межостровной пролив, откуда должны появиться главные действующие лица грандиозного спектакля — празднования Дня Пограничника. Единственного дня в году, когда все бригады Морских частей Погранвойск КГБ СССР, гнездящиеся по периметру таких разных берегов огромной страны, проводят свои собственные, отдельно взятые Морские Парады, по уровню зрелищности и изобретательности решительно отпускающие покурить «дни вэмээф» в больших приморских городах.
Говорят, этот порядок ввел Матросов. Вы не знаете, кто такой Матросов? Нет, не тот, который лег на амбразуру… О-о, началось… ух ты, я потом расскажу, кто такой Матросов. А пока по узкому фарватеру летят три «Грифа». Представляете себе стандартный, набивший оскомину натужным романтизмом канал в Венеции? Так вот, судоходный фарватер между островами в этом месте шире только в полтора раза.
По нему летят три катера — не один за другим, а строем пеленга: каждый чуть сзади и левее. Кажется, что второй и третий катера сидят по мачты в белых зефирах бурунов. Сейчас «Грифаки» пройдут (Пройдут? Пролетят, пронесутся, просвистят и прогрохочут тепловозными дизелями на 30 узлах.) мимо пирса, и зеленая волна, взметнув дебаркадер и накрыв его белой шапкой пены, рухнет в толпу — восторженный визг и топот, цоканье каблучков. Эти трое командиров, что ведут катера, при этом слегка поседеют и промокнут насквозь прохладным потом летчика-испытателя, этих троих очень долго выбирали. А сами катера перед парадом прошли докование и по винтику отрегулировали рулевой привод и управление машинами: сорокатонный полуглиссер должен слушаться руля, как болид «Формулы-1», иначе костей не соберешь, ни своих, ни гражданских…
Мы — всегда показываем задержание. Это сравнительно просто в открытом море, где есть место для право-лево на борт и плюс-минус три корпуса от точки прицеливания. Сейчас, здесь, на фарватере для этого есть несколько десятков метров воды. Вот и все отличие. Скорость та же, и корабль, производящий предупредительную стрельбу, тот же — 50-метровый «Светляк» в 400 тонн весом. Он… будет стрелять. Баковое орудие, 76-мм, снаряд спокойно пробивает навылет стандартную хрущевскую пятиэтажку. От точки выстрела до толпы на берегу — 100 метров. От точки прицеливания до той же толпы — около 40. Ну, нормальные мы люди?
Конечно, нормальные — выстрел холостой.
А для того, чтобы сымитировать взрыв снаряда, на острове напротив, метрах в 70, за реденьким частоколом старых деревянных свай, где когда-то был пирс, прячась под маскировочной сетью, сидит подрывник с машинкой и такой же «Алинкой», примотанной к голове. Нет, не арабский террорист — этих он ест на завтрак. Старший офицер отделения охраны границы, капитан 3 ранга Коновалов В. К. Витька у нас универсальный солдат — он может командовать любым кораблем бригады, стрелять из любого оружия, у него черный, красный, желтый и зеленый пояса, у него диплом военного переводчика с финского и японского, он высаживался на браконьеров с вертолета, просто прыгая с десяти метров на скрученные потоком воздуха рыбачьи спины, он, в конце концов, за «вистовую» ночь после получки однажды оставил без денег кают-компании трех кораблей. Он пьет и курит, не пьянеет и уходит хорошим стайерским шагом от половины собак местного отделения погранконтроля. Морской Карацупа, Гениальный Сыщик и оперативник от Бога. Рядом жмется в ряску страхующий боец из роты обеспечения.
— Внимание, — шипит голос НШ на всех ходовых участвующих в параде кораблей и катеров, в ушах оцепления и в голове Витьки-подрывника, — напоминаю, залп по команде: «Плюс»!
— Есть, есть, есть, есть — разносит эфир.
Ну, вот. Ну, сейчас… Второй Универсальный Солдат, флагманский «мускул», начальник физподготовки бригады, изображающий нарушителя границы на надувном «Зодиаке» с подвесным мотором, подлетает к точке «Т»: заложенному в неприметно плавающем топляке заряду, удерживаемому на месте сложной системой якорей-кошек на толстых лесках и проводами к подрывной машинке, или как там она правильно называется…
— Плюууус!!! — взрывается в эфире мегатонный приказ НШ.
Выстрела нет. Нет выстрела — нет взрыва, это ж коню понятно.
Коню понятно, а вот НШ — совсем нет. Он с резкого разворота впивается взглядом в меня, и мне плохо, и я начинаю понимать, что такое благородная ярость и почему от нее не спрячешься. Но я точно знаю, что связь работает, я уверен, я абсолютно уверен в том, что и корабль, и Витька ПОЛУЧИЛИ ПРИКАЗ!
— ПЛЮЮУУУСС!!! — вспышка сверхновой не способна на больший эффект.
И тишина.
Как там правильно начинать плакать? Рыдать? «Хлюп?»
Но шоу — оно, как известно, маст гоу он, в любых условиях обстановки.
Поэтому тут как будто доброе наследие Герберта Уэллса сработало над нашей, отдельно взятой пограничной сценой. Время, мягко и цепко схваченное дисковыми тормозами острейшего желания НШ: «Ну же!!! Ну же, кто-нибудь!!!!» послушно останавливается, корабли застывают в своей бешеной гонке, даже облака подвисают на месте и заинтересованно оборачивают взор на наше действо, а из-за частокола старых деревянных свай, что на островке напротив, взмывает в воздух невиданное диво в развевающихся лохмотьях маскировочной сети. С упорством и решимостью камикадзе диво, отталкиваясь от чего попало потрясающим числом конечностей, перелетает частокол свай, наклоняет нос и в крутом пике рушится прямо на пролетающий мимо задравший морду «Зодиак» с недоумевающим начфизом. Музыкальная фраза душераздирающего, как и положено в таких случаях, воя отвесно пикирующего физического объекта отчетливо делится на «врешь, не возьмешь», «твою» и «мать».
Бух! — раздается в мертвой тишине Вселенной, когда летающее диво, «Зодиак», начфиз и подвесной мотор сливаются в единое целое.
БУММ!! — звучит тут же выстрел бакового орудия ПСКРа.
БААХ!!! — лопается подводный взрывпакет и в условленном месте, но теперь уже точно под брюхом «Зодиака» вырастает белый столб воды.
Хррр, — проворачиваются шестеренки застывшего времени, и оно запускается по-новой, в свой привычный безостановочный бег и тут, как и следовало ожидать, в весенний воздух с ревом взлетает масса предметов туалета.
Толпа в экстазе.
НШ в глубоком ступоре.
Крылатое диво с начфизом Корнеичем, путаясь и громко матерясь, бьются насмерть в путах масксети под перевернутым «Зодиаком». С подлетевшего «Грифака» в воду прыгают бойцы в спасательных жилетах.
Цель достигнута.
Потому что все подумали, что так было задумано.
Вот она — сила спонтанного экспромта!
На корабле, оказывается, вышла из строя система подачи боезапаса — обычная болезнь артиллерийской установки АК-176. Флагманский артиллерист, находившийся на борту, лично произвел выстрел после ручной перезарядки (что строжайше запрещено!), но на это ушли драгоценные секунды. И пока они шли, Витька «Конь», наш Печальный Рыцарь Границы, неведомо как подбросив себя в воздух, пролетел, семеня всеми членами организма по пикам торчащих из воды свай, и точно шлепнувшись на «Зодиак», жестко заломал начфиза и крутанул лодку на обратный курс. Ну, а потом, естественно, Бум-Бах, все сработало и «Зодиак», вздыбившись, накрыл их сверху…
— Ты тоже виноват, — бубнил НШ весь следующий год, — не хер было буржуйской технике доверяться…
Ладно. Лейтенант виноват просто потому, что он — лейтенант.
А Витьке я восторженно выкатил фанфурик. В качестве авторского гонорара за постановку и исполнение сальто-мортале воспарив. Он, как истинно скромный герой нашего времени, потребовал еще — для начфиза. За здоровенный синяк на левой скуле, поразительно совпадающий по форме с изделием известной японской фирмы «Алинко».
— Трое женщин. Мужиков не видно вообще.
— Не может быть. Дрыхнут, наверно, пьяные…
После этого обмена репликами командир вызвал яхту и сказал, чтобы не пугались и приготовили все документы, помещения и «все, что нужно показать», а заодно и объяснить командиру ОГ свое давешнее идиотское поведение на фарватере и позже. На это последовало заявление о каких-то проблемах с такелажем и просьба прислать знающего человека, перед которым можно было бы оправдаться.
Нужно ли говорить, что Кибальчиш, в последний раз бравшийся за парусину в школе мичманов (ублажал некую леди прямо в учебном яле-шестерке, и тут не вовремя пошел дождь), резко оказался чуть ли не яхтенным капитаном, близким приятелем Феди Конюхова и ба-а-альшим специалистом по фокам, гротам, триселям, стакселям (штормовым, товарищ командир, и генуэзским) и, естественно, спинакерам с кливерами.
— Ты там присматривай за ним, — сказал кэп заму. — Не хватало мне еще харррр… тфу, блин, порева без предварительного сговора при исполнении, ну ты понял.
Кибальчиш на паруса не смотрел. Он смотрел на блондинку у румпеля, которая, классически рукой заслонившись от вечернего света, с любопытством глядела на подъезжающий «Чирок», на котором, естественно, никто не додумался погасить инерцию, и который, как положено по законам той же механики, довольно сильно тюкнулся в борт…
Когда Кибальчиша выловили из воды, то сначала испугались. Первой пришла в себя блондинка, немедленно начавшая делать незадачливому воину, которого зам уже мысленно перекрестил, дыхание рот в рот. Это помогло, или что-то другое (может, название), но когда Мальчиш открыл глаза, они посмотрели на мир и ситуацию совершенно необычным, светлым взором. Воистину, это было знамение.
А Кибальчиш, выйдя из госпиталя, сделал два дела — покрестился в Свято-Никольском и поступил на заочку во ВВМИУ им. Ленина, г. Пушкин. Более от него никто не слышал слова худого, ни единого мата, а единственное, что осталось от былых повадок — благородная аббатская улыбка Арамиса. И — ни-ни. Поразительно. Библию — назубок. Посты — свято. Отпуск — на несколько частей, чтоб размазать на все православные праздники. А когда начиналась обычная рутинная подготовка к немногочисленным военным праздникам, Мальчиш на полном серьезе предлагал бригадному заму вынос хоругвей вместе со знаменем.
А всего лишь, если вдуматься — эффектная блондинка с гиком наперевес в кокпите довольно большой по нашим меркам яхты нездешней схемы парусного вооружения. С каким-то библейским именем на косом транце…
В Калининградском Высшем Военно-Морском училище общага пятого курса расположена рядом с КПП, а четырехэтажный жилой корпус остального факультета связи — через такой же корпус радиоразведки, метров сто примерно.
Новогодняя ночь 199.. года, из общаги пятого курса в роту первого курса своего факультета, расположенную на третьем этаже жилого корпуса, валит старшина этой карасёвской роты — главный корабельный, косая сажень, кулак в 16 кг оптом, папа — капитан 1 ранга в Москве, и забронированное распределение туда же. А, еще 1,4 литра внутри. Минимум.
Мир вращается против часовой стрелки и хода витязя. Снег в лицо. По одинокой цепочке следов можно писать тактическое руководство по противоторпедному зигзагу.
И тут из-за угла корпуса и прямо на контркурс судьбинушка выносит начальника факультета, капитана 1 ранга. Незатопленная верхушка бодрствующего мозга старшины оценивает ситуацию автоматом: визуальное наблюдение военнослужащего — еще не повод к нему принюхиваться.