- Батенька мой, — жаловался Туркеев Пыхачеву, показывая отношение здравотдела, — смотрите: "Принять меры для того, чтобы подобных случаев не повторялось впредь!" Каково?
В тот момент никому и в голову не приходило отыскивать убийцу на больном дворе. Это казалось невероятным. Многие из обитателей больного двора делали самые разнообразные предположения и даже склонны были думать, что Мавруша умерла "своей смертью".
Тогда Протасов решил нарядить следствие. Его на больном дворе считали чем-то вроде начальства. Он собрал всех больных, выстроил в одну шеренгу и, обходя длинный ряд, спрашивал, стараясь поглубже заглянуть каждому в глаза:
- Говорите, кто убил?
Но так и не нашел убийцу.
Когда Туркеев узнал об этой попытке Протасова отыскивать преступника, он вызвал его к себе и высказал неудовольствие:
- Что это вы, батенька, затеяли искать убийцу? Кто вас просил?
Маврушу похоронили. Протасов отпел ее по всем правилам церковных обрядов. На похоронах присутствовали обитатели обоих дворов. Многие плакали.
На могиле поставили крест и посадили два деревца. Прокаженные постепенно начали успокаиваться, хотя разговоры еще долго продолжались и некоторые высказывали предположение, что убийство мог совершить только Ахмед. В сторону его обвинения, казалось, говорило все: и то, что он исчез почти перед самым днем убийства, и то, что он долго не возвращался назад. Значит, убил и сбежал. Но однажды Ахмед пришел. Пришел он радостный и улыбающийся и, встретив доктора Туркеева, обходившего бараки, еще не зная ничего, низко поклонился ему. Тот остановился и гневно снял очки.
- Я тебе говорил… Я тебе говорил, — закричал он на него, — чтоб ты перестал бегать, вот и добегался… Эх, ты…
Он надел очки и пошел дальше.
Ахмед остался стоять — смущенный и недоумевающий. Он был уверен: Туркеев сделал ему очередной выговор за побег. В руках он держал узелки с подарками для Мавруши. Он посмотрел на узелки, потом поднял глаза и увидел Феклушку. Та угрюмо, как-то исподлобья взглянула на него и остановилась…
Палка, о которую опиралась она, дрожала:
- Ну, как без жены-то теперь живешь, нехристь? У-у, ты, басурманин… Куда жену дел? Где Мавруша?
Ахмед остановился. Он вслушивался в ее слова. Смысл их доходил до него слабо. Для него скорее был ясен тон, чем слова. Почему все они такие сердитые и недобрые? Неужели его отлучка так раздражает и доктора и Феклушку? И он начал понимать: смысл кроется вовсе не в отлучке, а в чем-то другом, более важном. В чем же? В тоне этих людей он почуял какую-то угрозу…
- Жене моей теперь хорошо… Теперь я платок теплый купил… Теперь Марушке хорошо, — сказал он несмело, заглядывая в лицо Феклушке, как будто пытаясь прочесть в нем то, чего не понимал.
Она снова посмотрела на него тяжелым, старческим взглядом и пошла прочь, не сказав больше ни слова.
Тогда он бросился бежать к своему бараку, размахивая узелками. Он бежал быстро, опустив голову, поднимая пыль, и, вбежав в сени, остановился на пороге, словно ударившись грудью о невидимую стену. Дверь комнаты была закрыта… Он взялся за ручку, подумал, прислушался и с силой нажал. В комнате была тишина давно покинутого жилья. Мавруши не было. Тогда он обернулся и увидел позади себя Протасова и Петю.
Протасов сказал:
- Ты обожди, Ахмед, обожди… Не торопись… Давай сядем. Вот так.
Протасов долго и мучительно подбирал слова, потом сказал:
- Видишь ли у твоей жены теперь другой дом.
- Другой? — обрадовался Ахмед. — Почему другой? Зачем доктор послал ее в другой дом?
- Дом твоей Маврушки теперь — на кладбище, — мрачно добавил Петя.
- На кладбище? Какой кладбище? Зачем кладбище?
- Не бегал бы, — уронил Петя.
- Видишь ли, — сказал Протасов, — три недели тому назад, твою Маврушку похоронили. Пойдем, сведу тебя на могилу.
Ахмед с мучительным вниманием прислушивался к тому, что говорил Протасов.
- Она — там, на кладбище? — спросил он и, оглянувшись, заметил: в комнате начинают собираться люди.
Он не слышал того, что говорили они ему, он знал только одно: его Маврушки больше нет. Зачем аллах создал смерть? Он тихо прошел за Протасовым сквозь толпу. Протасов повел его на кладбище. Когда они подошли к могиле, Ахмед упал на свежую насыпь, обхватил крест руками и завыл долгим, протяжным воем, и в этом вое слышал Протасов слова чужого, непонятного языка, чужую речь, в которой понимал только один смысл — человеческое страдание, и одно слово — "Марушка".
- Ну, брось, не надо… Что же теперь делать. Неустерег… Всеми нами аллах владеет… Всеми… Что ж надрываться…
Вдруг Ахмед умолк. Он поднял голову. Он что-то вспомнил и встал.
- Его арестовали? — спросил он.
- Кого? — удивился Протасов.
- Который убил.
- А кто убил?
- Терентьев.
Протасов промолчал, и Ахмед понял смысл этого молчания. Не взглянув ни на кого, он быстро, почти бегом, пошел туда, где жил Капитон. Он вошел в его комнату осторожно, как собака на охоте. За ним следовали Протасов и Петя.
Около барака, где жил Терентьев, столпились люди.
Терентьев сидел и ел борщ. Внешне он оставался как будто спокойным. Но от Протасова не ускользнуло, как изуродованное лицо его внезапно позеленело.
Мельком взглянув на Ахмеда, он продолжал обедать.
— Ты убил ее? — тихо сказал Ахмед. — За что ты убил мою Марушку?
Тогда Терентьев поднялся и отошел от стола, вытирая рукавом губы, запачканные жирным борщом.
- Врешь, басурманин, это — ты… Весь поселок говорит, что ты, — сказал он.