Сашку она, видимо, тоже посещает, судя по остекленевшим глазам и кривой нездоровой ухмылке.
-- Я так понимаю, тебя можно поздравить?
-- Ты погоди, -- говорю. -- Дай хоть проверю.
Тест не занимает много времени и показывает дату зачатия -- неделю назад. Чёртов чип сдулся раньше времени. Хотя там ведь везде в инструкции пишут, что стресс и сильные переживания сокращают срок действия...
Мы с Сашкой ещё некоторое время молча сидим перед экранами, пялясь друг на друга и в пространство. Потом я встаю.
-- Пойду пообщаюсь с мужем.
И закрываю бук.
Когда я выхожу из шатра, Азамата нигде не видно. Подхожу к пастухам, которые тусуются у конюшни, что-то там чистят.
-- Где он? -- спрашиваю без уточнений, и так ясно.
-- Поехал кататься, -- отвечает северянин. И добавляет ободрительно: -- Сильно расстроился.
Дескать, я добилась своего.
-- Меня это не радует, -- отрезаю я.
Возвращаюсь в шатёр, подключаю антенну к мобильнику, звоню Азамату, но он, конечно, недоступен. Ладно, подожду.
И вот я жду. Сначала посидела ещё за буком, поотвечала на скопившуюся почту. Подруга моя прислала много ругани за то, что я ей наговорила про муданжцев. Её тоже попытались насильно выдать замуж. Она прострелила духовнику руку и сбежала, бросив кучу вещей. Надеется, что сможет получить их потом по почте, если муданжцы не поломают всё в виде мести.
Я не придумала ничего лучше, чем наивно поинтересоваться, зачем она стала наниматься к ним в штат -- ведь до сих пор мы обсуждали её работу на станции под началом тамлингов, а не на корабле у муданжцев. А то бы я её обязательно предупредила.
Потом начинаю собирать библиотеку по беременности на раннем сроке -- какие пить гормоны, чтобы на людей не бросаться, какие делать дыхательные упражнения, чтобы не откусить голову мужу, да как этого самого мужа правильно подготовить к мысли, что в семье будет пополнение... в таком духе, в общем.
За этим занятием я провожу пару часов. А мужа нет. У меня уже ноги затекли сидеть тут на подушках.
Выползаю на улицу. Пастухи где-то в поле, гоняют лошадей, чтобы форму не потеряли, наверное. Я хожу туда-сюда от конюшни до шатров, но моя прогулка ограничивается площадкой притоптанного снега. Можно, конечно, лыжи надеть, но куда тут пойдёшь? Кругом степь, я даже уже не помню, в какой стороне Дол, а в какой горы.
Азамата нет. Я ещё раз ему звоню -- хренушки.
Возвращаются пастухи, издалека принимаются обсуждать мою одинокую фигуру на краю обжитого пространства.
-- Ишь ты, ждёт! Если прощения попросит, я поверю, что этот Азамат и правда такой крутой, как ты говоришь! -- веселится северянин. -- А то может ей просто мужского общества не хватает, а?
-- Ты поговори, поговори, -- кричу ему я. -- Может, нос тебе сломаю.
Он испуганно затыкается. Хорошо, что я всё-таки не струсила и полезла на эту лошадь. А то фиг бы он поверил, что я представляю опасность.
Пастухи подходят поближе, обсуждая, что надо бы пообедать.
-- Он не сказал, далеко ли поехал? -- спрашиваю у нашего первого знакомого.
-- Нет, -- пожимает он плечами. -- А тут особенно и не привяжешь к месту. С запада река, с востока горы, а на север степь и леса до самого Сирия.
Леса. Это вам не парк на Гарнете...
-- Он оружие взял?
-- Нет, -- хмурится пастух. -- Он вообще ничего не взял, так, постоял, вскочил на коня и поехал.
Я сплёвываю в снег.
-- Мужчины!
Пастух даже отступает на шаг.
-- Да ладно вам, вернётся он скоро. В степи о времени трудно помнить... подождите.
Я честно жду ещё полтора часа. Потом начинаю прикидывать варианты.
На лыжах я далеко не уйду, с тем же успехом можно оставаться на месте. Унгуцем я управлять не умею. Лошадью тоже...
-- Слушайте, -- подхожу к нашему вменяемому пастуху. -- Вы не могли бы съездить за ним? Может, он тут где-то неподалёку кругами ездит, просто отсюда не видно...
Тот хмурится.
-- Не моё это дело, барышня. Если хозяину угодно кататься, пастуха это не касается.
-- А если хозяйке не угодно, что хозяин катается?
-- А вы не хозяйка, -- пожимает он плечами.
-- Здрасьте! Я его жена!
-- Ну и что? Лошади его, земля его и жена его. Как он скажет, так и будет.
Ах вот как. Прекрасно.