-- Поместимся, -- рапортует он. -- Ты, ма, не переживай, мы привыкли рядышком спать.
Ма ещё долго не может примириться с таким аскетизмом, но поскольку других спальных мест всё равно нет, то и возразить ей нечего. Потом я требую мыться, и Азамат по указанию матери притаскивает из сеней бочку, в которую мне наливают тёплой воды. Муданжцы вообще народ чистоплотный, но идея мыться проточной водой дальше столицы пока не ушла. Азамата я, естественно, тоже загоняю освежиться, а потом, уже на печке, натираю своим "земным снадобьем", как называет его матушка (ей приходится объяснить, чем это вдруг запахло).
-- Целительница? -- поражённо переспрашивает она со своей кровати из-за печной занавески. -- Сума сойти, слово-то какое! Я его только в песнях о белой богине и слышала.
-- А что, она тоже целительница? -- интересуюсь я, с усилием втирая крем в просторы Азаматового торса.
-- Да, она может наделить человека целебной силой, -- расслабленно отвечает он, и вдруг прямо подскакивает.
-- Лиза! А ты ведь мне кое-что обещала!
Я хитро улыбаюсь.
-- Ну да, было дело.
-- И?
-- А при маме можно? -- шёпотом спрашиваю я на всеобщем.
-- Да уж говори скорее! -- отмахивается он.
-- Я беременна.
Глава 6.
Он резко садится и, естественно, впечатывается лбом в потолок, не рассчитанный на такие габариты. Хватается за голову и шипит. Мне это живо напоминает какую-то дурацкую комедию, и я покатываюсь со смеху, изо всех сил пытаясь сдержаться, чтобы его не обидеть, и от этого хохоча ещё заливистей.
-- Вы чего там? -- спрашивает снизу матушка. Причину членовредительства она не поняла, потому что я говорила на всеобщем.
-- Всё в порядке, -- говорю, давясь смехом, -- только потолок тут низковат.
Азамат тем временем несколько приходит в себя и снова ложится навзничь, потирая лоб. Я легонько поглаживаю его по пострадавшей части тела.
-- Так это была шутка? -- жалобно спрашивает он.
-- Нет, только не подскакивай снова, -- покатываюсь я, придерживая его за плечико.
Он долго молчит, так что я решаю, что он и не собирается никак комментировать новость.
-- Ты уверена? -- наконец уточняет он.
-- Солнце, если бы я не была уверена, я бы не стала тебе говорить. Сегодня утром делала тест, он показал недельную давность.
-- Тогда ещё можно долететь до Гарнета, -- облегчённо говорит он.
-- Зачем? -- не понимаю я. Рожать ещё рано, мягко говоря...
-- Ну, ты, как мне показалось, целителю не сильно доверяешь.
А, так он хочет, чтобы меня кто-то наблюдал?
-- Я зато себе доверяю, -- говорю. -- А к тому времени, как рожать надо будет, я Ориву доучу. Не сидеть же нам на Гарнете девять месяцев, в самом деле.
Азамат внезапно с видом чрезвычайной заинтересованности поворачивается на бок и нависает надо мной.
-- Так ты собираешься рожать?! -- спрашивает он шёпотом.
Я хлопаю глазами.
-- А что, есть какие-то неблагоприятные для этого обстоятельства? Чего ждать-то, если уж залетела?
Он рухает обратно с таким счастливым видом, что уже граничит с безумным, сплетает пальцы и принимается тараторить нечто в стихах, что я определяю как гуйхалах за моё здоровье.
-- Лизонька, -- выдыхает он наконец, -- если бы у меня только были слова! Я знаю столько слов, столько томов прочёл на двух языках, а сказать о своём счастье ничего не могу... -- он снова поворачивается (уже все одеяла узлом завязал) и утыкается лбом мне в висок. -- Может, если я как следует подумаю, ты услышишь? Ты ведь всегда чувствуешь меня.
Я снова не могу сдержать хихиканье, хотя оно происходит скорее от умиления, чем от юмора. Ладно, по крайней мере, он не упал с печки, не попытался мне заплатить и не выдумал себе повода для расстройства. Правда, на время родов я его, пожалуй, привяжу к кровати под наблюдением пяти-шести телохранителей, а то что-то стрёмно немного... А ещё меня волнует, что ему станет советовать проклятый духовник...
-- Слушай, Азамат, -- говорю, не поворачивая головы.
-- М-м?
-- Не говори пока Алтонгирелу.
Он опять приподнимается на локте. Вот же активность напала на ночь глядя.
-- Как же? Он ведь наш духовник, он должен знать... Да и всё равно поймёт.
-- Давай проясним этот вопрос. Он твой духовник, а не мой. Вот станет пузо заметно, тогда скажем. А пока я ещё жить хочу. Кстати, учти, что у меня в ближайшее время сильно испортится характер. Сегодня утром ты уже видел, в чём это выражается. Так что ради Алтонгирелова собственного блага, пожалуйста, не говори ему пока.
Азамат тяжело вздыхает, но соглашается.