-- А так и должно быть, эту рыбу едят полусырой. Вы вон из пиалы семечек тыквенных возьмите, и вместе ешьте. Это ж у местных любимое блюдо...
Что-то у меня кликает в голове. Худой, тошнит, боли в животе и сырая рыба. А в тыквенных семечках есть антигельминтики. Может, всё-таки не в крови дело?
Отставляю тарелку и выхватываю из чемодана сканер.
-- Дайте-ка я одеяло отогну, кое-что проверю. Вы тарелочку-то поставьте...
Больной что-то вяло бухтит, я не очень слушаю. Начинаю просматривать кишечник -- и точно, вот он, лентец. Жёлтый, огро-омный!
-- Вам повезло, -- усмехаюсь. -- Сейчас мы вас вылечим.
Препараты от глистов я вожу с собой всегда, потому что с этим муданжским сыроеденьем удивительно, как тут все поголовно ими не болеют. Надо было сразу догадаться, конечно, а то злокачественная анемия, ужасы всякие...
-- Что же с ним? -- вопрошает целитель, жуя.
-- Червь. Вот, полюбуйтесь. Это от сырой рыбы.
Сую ему экран. Целитель любуется. Секунд пять. А потом быстро-быстро покидает комнату, уронив тарелку.
-- Что там? -- в ужасе спрашивает Изинтовтой.
-- Потом увидите, а то ещё заблюёте тут всё... Сейчас скушаете лекарство, и часа через три ещё разок, а потом будете месяц пить таблетки. И всё, выздоровеете.
Червь послушно отвалился и через несколько часов (пока я писала дневники, искала в чемодане закопанное на самое дно минеральное слабительное и осматривала гобелены в гостиной) вышел, все двадцать пять метров. Я, естественно, не преминула наглядно объяснить домочадцам, почему плохо есть сырое. Правда, пациента потом пришлось выводить из обморока. Когда он немного очухался, я выдала ему витамины, снабдила инструкцией, как принимать, и поскорее покинула дом. На членов семьи Изинтовтоя так скоропостижно снизошло озарение, что в доме плохо пахло. Нескоро они меня забудут, ох нескоро...
На свежем воздухе Алтонгирел слегка оклёмывается и ведёт меня на постоялый двор, где нас ждёт Азамат. Мы замечаем его издали -- он сидит на веранде, вытянувшись во весь рост по касательной к плетёному диванчику, и потягивает чай и что-то читает с телефона. При нашем приближении его лицо принимает озабоченное выражение.
-- Боги, Алтонгирел, что там ещё произошло?
-- Ничего, -- выдавливает сине-зелёный духовник. -- Она его вылечила. Но, м-мать-устрица, могла бы и не показывать...
-- Ну что ты, это очень познавательно, я считаю, -- лучезарно улыбаюсь я. -- Солнце, закажи нам ужин, а то я с утра так ничего и не ела...
-- Не нам, -- быстро поправляет меня духовник. -- Я ничего не буду!
Я ржу, Азамат недоумевает, но подзывает трактирщика. Тот немедленно предлагает местный деликатес.
-- Только не сырую рыбу! Надеюсь, ты её не ел? -- быстро говорит Алтонгирел. Азамат недоумевает ещё больше.
-- Нет, а что?..
-- Ты не переживай, Алтоша, -- успокоительно говорю я. -- Это не только в рыбе, и не только в местной. Это в любом сыром мясе может быть. Ну, немного другой формы или цвета...
Алтонгирел вытаращивает глаза, машет на меня руками и убегает в кусты. Азамат начинает смеяться. Когда озадаченный трактирщик уходит с заказом, я в мягкой форме пересказываю мужу, в чём было дело. Ему-то я про глистов рассказывала, надо же было объяснить, почему я сырое не ем.
-- С ума сойти, -- качает он головой. -- Чего только в природе не бывает...
Меня страшно радует его философское отношение к миру.
Возвращается Алтоша, бледный, но живой. Тут мне приносят огромную миску дымящейся лапши с морепродуктами, и ему опять становится плохо. Правда, не настолько, чтобы бежать в кусты.
-- Теперь я всё понимаю, -- стонет он, стараясь не смотреть, как я уплетаю креветок. -- Если она после такого может есть, то не удивительно, что ей плевать на твою внешность.
Азамат смеётся, а я вот резко вспоминаю, с чего всё началось.
-- Да, кстати, -- говорю. -- Что это было за... -- тут я вставляю пару словечек, которые Азамат меня специально просил никогда не употреблять, -- насчёт непускания в машину? Ты что, серьёзно собирался ему это спустить с рук? Алтонгирел, ты тоже хорош друг, хоть бы возмутился!
-- А чего тут возмущаться, -- пожимает плечами духовник.
-- Лиза, ты не понимаешь, -- перебивает его Азамат. -- Это нормальное отношение к таким, как я. Я же тебе говорил, семья Изинботора очень традиционная, они бы меня и на порог не пустили. Ну или в машину, какая разница. В столице народ разный, всякое повидали, а тут глухая деревня, хоть и богатая. Чего ты от них хочешь...
-- Я хочу, чтобы они тебя уважали, это довольно очевидно, по-моему. Но ты, видимо, считаешь, что их надо поддерживать в их дикарстве?
-- Нет, я просто боялся, что ты и ему влепишь по лицу, а это был бы чудовищный скандал.
-- А я похожа на человека, которого можно напугать перспективой скандала? -- интересуюсь я.
-- Нет, но я похож, -- угрюмо отвечает он. -- Ты зря думаешь, что если весь Муданг узнает, как ты меня защищаешь, ко мне станут лучше относиться. Скорее уж наоборот.
-- Значит, ты предпочитаешь топать тридцать километров по солнцепёку в неизвестном направлении, но не поставить подонка на место? Азамат, да ты ж его пальцем перешибить можешь! Почему ты должен терпеть от него оскорбления?
-- Это не оскорбления, -- он пожимает плечами. Потом вздыхает. -- Боюсь, ты никогда не поймёшь.
-- А я и не пытаюсь. Я состою в законном браке с благополучным человеком, и если кого-то что-то не устраивает, это их проблемы, а не мои. И не твои. Если не хочешь, чтобы я тебя защищала, то защищай себя сам. У тебя получится, стоит только попробовать, -- я подмигиваю.
Азамат трёт лоб.
-- Да, я уже понял, что это единственный выход. В дальнейшем учту. Только пожалуйста, не надо так больше делать.
-- Как "так"? Я же его не тронула.
-- Ты жестом показала. Ну, как я тогда в магазине...
Я с трудом вспоминаю, что действительно, когда мы ходили за пряжей, Азамат очень эффективно припугнул продавца какой-то особенной кривой ухмылкой. Хотите сказать, я сделала то же самое? Потому парень так и сбледнул?