— А что?
— Я робу тебе какую-нибудь куплю. Пожрать, покурить… Завтра получишь.
— Спасибо, — сглотнул слюну Виктор.
— Куда же его теперь-то, Петрович? — Сержант взял в руки «сопроводиловку». — В таком прикиде к жуликам не пихнешь…
— Сажай в седьмую, к полковнику.
Сержант кивнул и легонько подтолкнул Рогова в направлении больших, окованных металлом дверей, уводящих куда-то внутрь этой маленькой местной тюрьмы:
— Пошли.
Обреченно щелкнули электрические замки, заскрипели петли…
Тесная, вонючая камера. Всего освещения — тусклая лампочка над входом. Ни единого, пусть даже наглухо задраенного окошка, лишь мертвый, сводящий с ума искусственный свет не гаснет ни днем, ни ночью.
Шершавые стены. Почти все пространство пола занимает деревянный, местами уже подгнивший настил — нары. Тут же в углу металлическая раковина умывальника и «параша».
— Сколь надо мало человеку места, чтобы жить… — нараспев, словно монолог из Шекспира продекламировал расположившийся на нарах мужчина лет пятидесяти. По всему чувствовалось, что сидеть в одиночестве ему поднадоело. — Прошу! Все же, это самая лучшая камера из здешних.
— А сколько всего? — безразлично спросил Рогов.
— Восемь… Здравствуйте, молодой человек!
— Добрый вечер, — спохватился вновь прибывший.
Мужчина усмехнулся и достал откуда-то из сапога наручные часы:
— Действительно — вечер… — подтвердил он. — Проходи, не стесняйся!
Виктор снял форменные ботинки и тоже залез на нары.
В камере было настолько сыро и душно, что буквально через пару минут он по совету старожила скинул с себя и все остальное, оказавшись только в трусах и майке.
— Ну-с, давайте знакомиться. Или как?
— Конечно, — кивнул новичок.
— Валерий Николаевич Болотов. И попрошу при произнесении моей фамилии делать ударение правильно — на первом слоге.
— Договорились! — От чепорности сокамерника Рогов даже немного повеселел, и представился в свою очередь.
— Виктор, судя по обмундированию вы ведь — офицер? — блеснул смекалкой Болотов.
— Да. Лейтенант… Командир отдельного ремонтного взвода.
— Ну, что же, отлично. Нашего полку прибыло.
— Как, и вы тоже?
— Разумеется. Военный врач, полковник медицинской службы. Между прочим, начальник Белгородского госпиталя!
— Вот это да! — Изумился Рогов. — Дела-а… А извините, товарищ полковник, вас-то за что?
— О-о! — Поднял вверх палец Болотов. — Это такой сюжет… Прямо, детективный роман. А если проще — обвинили в получении взятки. Кстати… Оставьте, ради Бога, всякие официальные обращения. Мы здесь, милейший, вроде как в подполье находимся, ясно? Зовите меня просто, по имени-отчеству.
— Понятно, — кивнул Рогов. — Простите… Простите, а вы действительно взятки брали?
— Ну, вы наглец, милейший! — Рассмеялся Валерий Николаевич. — Такие вопросы задавать не принято.
— Извините.
— Ерунда… Ну скажите, кто в наши дни не берет? А?
Рогов смущенно пожал плечами и полковник посмотрел на него с нескрываемой завистью:
— Да, понимаю… Вы ещё так молоды, откуда вам знать!
Помолчали. Потом Болотов вздохнул:
— Мне прокурор, паскуда, восемь лет с конфискацией запросил. Имущество все описали… Жена в чем была, в том и ушла жить к соседям.
— Вас уже осудили?
— Нет. Конечно же, нет! Вернули дело на доследование. Шестой месяц по этапам мотаюсь — то в Благовещенск, в СИЗО, то опять сюда. Возят, возят — а посадить не могут. Обвинение-то голословное, доказательств нет. Но бороться с ними я устал — ужасно! Наверное, старость. Порою так хочется опустить руки, согласиться на все…
— Понимаю, — кивнул Виктор. — Мне вот тоже так.
— Ну-ка! Расскажи, за что и сколько тебе обломилось от нашего народного? Самого гуманного в мире?
Примерно в течение часа Рогов во всех подробностях излагал свою историю. При этом в ходе повествования виноватыми оказывались буквально все, кроме него самого.
— Ясно, — вздохнул полковник, когда рассказчик умолк. — Кругом сплошное свинство. Судьи — упыри, прокуроры — гниды, а уж следаки… Кстати, кто твое дело вел?
— Майор Бичкаускас. Я же назвал, вроде?