— Сколько времени у нас все это займет?
— Если повезет — не более месяца. Это хорошо: один месяц и наши сто тысяч, если их, конечно, хватит. А вдруг императору взбредет в голову отправиться на другие планеты в свою летнюю резиденцию, где он вообще никого не принимает?
— Но Основание…
— Позаботится само о себе, как и раньше. Бросьте, и давайте лучше пообедаем, я голоден. А потом весь вечер принадлежит нам, и мы его можем использовать как угодно. Вряд ли когда-нибудь еще представится возможность увидеть Трантор или мир, подобный ему.
Представитель внутренних провинций на Транторе беспомощно развел руками и уставился на просителей, словно близорукая сова.
— Но император нездоров, господа. И передавать ваше дело моему начальнику просто бесполезно. Его императорское величество уже неделю никого не принимает.
— Нас он примет, — ответил Бар голосом, в котором прозвучала твердая уверенность.
— Невероятно, — выразительно ответил представитель. — Одна такая попытка будет стоить мне работы. Хотя если бы вы объяснили мне суть вашего дела… Поймите, я хочу знать немного, чтобы представить причину моему начальнику в более выгодном свете и продвинуть ваше дело дальше.
— Если бы существо моего дела было таково, что я мог бы ознакомить с ним только вашего начальника, то я не просил бы аудиенции у его величества. Я хочу предложить рискнуть. А если его величество найдет дело важным, а мы гарантируем, что оно таковым и будет, то вы получите возможные за это почести и награды.
— Да, но… — представитель пожал плечами и замолчал.
— Это риск, — согласился Бар. — И, естественно, каждый риск требует компенсации. Мы, конечно, просим у вас огромного одолжения и искренне признательны вам за вашу доброту, за то, что вы согласились выслушать нас. И, если только разрешите выразить вам нашу признательность, вот…
Деверс взвыл в душе. Он слышал такую речь уже раз двадцать на протяжении всего месяца. Кончалась она, как обычно, хрустом денежных знаков. Но сейчас почему-то происходило не так. Обычно деньги исчезали мгновенно, теперь эти деньги оставались лежать на столе, и представитель тщательно пересчитывал вертя и осматривая каждую бумажку.
В его голосе появилась новая, очень странная интонация.
— Обеспечены личным секретарем. Хорошие деньги!
— Давайте вернемся к нашему делу, — поторопил Бар.
— Нет-нет, подождите, — прервал его представитель, — давайте по порядку. Я, действительно, хочу знать, в чем заключается ваше дело. Эти деньги новые и свежие. И у вас, действительно, важное дело. Но мне теперь кажется, что до меня вы уже виделись с другими служащими. Ну, я вас слушаю, говорите.
— Я не понимаю, к чему вы клоните, — ответил Бар.
— Ну, видите ли, например, можно доказать, что вы находитесь на планете нелегально, так как ваши документы и въездная виза вашего молчаливого друга вне всякого сомнения неадекватны. Он не подданный императора.
— Я это отрицаю.
— Неважно, отрицаете вы это или нет, — с внезапной резкостью ответил представитель. — Личный служащий, подписавший его документы и получивший за это сотню кредиток, сознался во всем, и мы знаем больше, чем вы думаете.
— Если вы намекаете, сэр, что сумма, которую мы вам предложили, недостаточна, а риск слишком велик…
Представитель улыбнулся.
— Напротив, денег более чем достаточно.
Он отбросил кредитки в сторону и встал.
— Вернемся к тому, о чем я вам говорил: вашим делом заинтересовался сам император. Разве это не правда, что вы недавно были гостями Бель Риоза? А потом совершили побег из самой гущи его армии с удивительной легкостью? Разве не правда, что у вас есть хорошая сумма денег, обеспеченных поместьями Бродриха? Короче, разве не правда, что вы оба шпионы и убийцы, посланные сюда, чтобы… Ну, вы сами мне скажете, за что он вам заплатил?
— Я отрицаю право какого-то там представителя, — с нарочитой злостью сказал Бар, — обвинять нас в преступлениях. Мы пойдем.
— Никуда вы не пойдете.
Представитель поднялся на ноги, и глаза его больше не казались близорукими.
— Можете не отвечать мне сейчас, дело терпит, не ответите сами — заставим. Да я и не представитель внутренних планет. Я лейтенант имперской гвардии. Вы арестованы.
Он улыбнулся, и в руке у него появился сверкающий бластер.
— Куда более высокопоставленные люди находятся сейчас под арестом, и мы вычистим ваше осиное гнездо.
Деверс осклабился и медленно потянулся за бластером. Лейтенант гвардии улыбнулся и нажал на курок. Лазерный луч уперся Деверсу прямо в грудь, уткнулся в нее и пошел в сторону, рассыпаясь искрами.
Деверс выстрелил в ответ, и у лейтенанта голова отделилась от тела, еще продолжая улыбаться, освещенная солнечными лучами, проникавшими из дыры в стене, которую проделал все тот же бластер.
Вышли они через задний ход.
Деверс хрипло сказал:
— На звездолет, быстро. Они поднимут тревогу, так что мы даже и опомниться не успеем.
Он шепотом выругался.
— Вот и еще один шанс полетел к чертям. Если бы я был суеверен, то поклялся бы, что меня преследует сам космический дух.
На улице они обратили внимание, что народ перед телевизионными экранами собирался толпами. Но им некогда было ждать, а те бессвязные слова, которые до них долетали, трудно было разобрать. Бар умудрился захватить последний выпуск «Имперских новостей», и они ворвались в ангар. — Думаете, мы сможем удрать? — спросил патриций.
Звездолеты космической полиции кинулись вдогонку за нарушившим все космические законы кораблем, который вышел из направленного радиолуча и побил все рекорды скорости. Еще дальше Трантора поднимались звездолеты Космической Службы Безопасности вдогонку за двумя убийцами.
— Держитесь, — сказал Деверс, посылая корабль в сверхпространство в двух тысячах миль от поверхности Трантора. Переход в такой близости к планетной массе означал беспамятство для Бара и ужасную боль для Деверса, но выхода не было, а дальше космическое пространство было свободным.
Деверс гордился своим кораблем и сейчас не мог сдержать переполнявших его чувств:
— Во всей Великой Галактике нет космического корабля, который мог бы меня догнать.
А затем с горечью добавил: