— Куда этот дьявол провалился? — спросил Де Лонг.
— Не знаю, — ответил Бингхамтон, убирая револьвер в кобуру. — но собираюсь узнать. — Он повис на перекладине пожарной лестницы, подтянулся и вступил на нее. Снова вынув револьвер, он быстро и тихо стал карабкаться вверх, постепенно становясь едва различимым за лесом металлических прутьев.
Возле второго этажа он остановился, услышав неожиданный вой полицейской сирены. Автомобиль промчался по соседней улице, очевидно, в верхние районы, так как вой сирены вскоре затих в летней ночи.
— Что-нибудь есть?
Тихий голос Де Лонга прозвучал так кстати в этом странном месте, где никогда не были слышны резкие крики или громкая музыка, даже движение здесь казалось чересчур медленным. Бингхамтон отрицательно махнул рукой и в то же мгновение услышал какой-то странный тихий свист. Это было похоже скорее на жужжание насекомого. Что-то острое кольнуло в грудь, раз, два, три. Он никак не мог понять — что же это.
Содрогнувшись, он вытянул вперед левую руку и, заметив какое-то движение, выстрелил, судорожно схватившись за ступеньку. Сейчас он думал только об одном, — как бы набрать побольше воздуха в легкие. Его револьвер ударился о металлическую ступеньку и полетел вниз.
Чувствуя себя словно пьяным, он повернулся и увидел темную фигуру, возникшую из ниоткуда. При слабом освещении и сквозь ряд металлических ступеней лестницы она выглядела комично, как бы отраженная кривым зеркалом. Бингхамтона затошнило.
Отсутствующее выражение этого бледного лица усиливалось черными мертвыми глазами. Глядя в эти странные расширенные зрачки, Бингхамтон невольно подумал о наркотиках. Он открыл рот, но оттуда вырвался только хрип: «Де Лонг».
Фигура приблизилась к нему, сильно увеличиваясь в размерах. Он потянулся вперед, как бы преграждая этой фигуре дорогу левой рукой, а правой стал нашаривать револьвер. Где же он? Он чувствовал огромную тяжесть, его тело словно налилось свинцом. Все свои последние силы он тратил на то, чтобы удержаться на лестнице. Грудь пылала беспощадным пламенем. Теряя сознание, он подумал о странной слабости во всем теле, и, запрокинув голову, посмотрел вниз.
Перед ним распростерся весь город, сверкающий розовыми и голубыми огнями. В его голове, напротив, был беспроглядный мрак.
Де Лонг почувствовал это раньше, чем увидел. Внезапно он отступил от лестницы, подсознательно ощутив, как что-то летит вниз. Это что-то упало с глухим стуком, прямо возле его ног.
— Господи! — выдохнул он, склоняясь над безжизненным телом напарника — его прошиб пот. — Господи, Сэнди, что с тобой?
Это был словно шок. Де Лонг знал, что должен искать того, кто это сделал, но не мог отвести взгляда от мертвого тела.
Услышав мягкий, можно сказать, кошачий звук, Де Лонг, наконец, поднял голову и инстинктивно укрылся в тени дома, глядя вверх. Вскоре он уловил бесшумное движение на пожарной лестнице, будто какое-то ночное животное карабкалось по ней. При других обстоятельствах он сделал бы предупредительный выстрел, но не теперь, когда Бингхамтона уже не было в живых. Де Лонг поднял револьвер, прицелился и выстрелил. Гулкое эхо прокатилось в ночи. По звуку он понял, что попал в металл.
— Дерьмо! — выругался он и снова выстрелил. На этот раз выстрел прозвучал по-другому. Попал ли он? Де Лонг сдерживался от желания разрядить в проклятую тень всю обойму. «Подожди, — говорил он себе. — Подожди, пока этот ублюдок не будет совсем рядом, тогда уже стреляй наверняка».
Тень на пожарной лестнице достигла первого этажа. Де Лонг сделал вдох, взялся за револьвер обеими руками и прицелился. Три выстрела прогремели один за другим.
Ничего не случилось.
Де Лонг в недоумении посмотрел на револьвер. Что происходит?
В тот же момент он уловил движение на улице. «Невозможно, — подумал Де Лонг. — Как он мог спрыгнуть с лестницы, не издав ни звука?»
Де Лонг расставил ноги и поднял револьвер в классической позе, которой обучали в Академии. Тишина, никакого движения. Он попытался вглядеться в темноту и вздрогнул, увидев тень прямо перед собой. Де Лонг быстро упал на одно колено и выстрелил. В то же мгновение револьвер был выбит из рук полицейского, и маленькое узкое лезвие ножа пронзило его сердце. Де Лонг был мертв прежде, чем упал на землю.
Николас и Крокер бросились обратно по коридору. Полуодетые женщины стояли в дверях, подозрительно глядя на странных посетителей.
С улицы донеслись выстрелы.
— Господи! — крикнул Крокер, сбегая по ступеням. — Что там за кутерьма?
Первое, что они увидели — это развернутую поперек улицы полицейскую машину. В следующее мгновение Николас обратил внимание на два распростертых тела. Одно лежало возле пожарной лестницы, другое чуть поодаль на темной улочке. Николас застыл, шаря глазами по сторонам.
Крокер рванулся вперед с револьвером в руке, но остановился, увидев первое тело. Медленно и почти на цыпочках он подошел ближе и перевернул труп. Де Лонг лежал в луже собственной крови. Крокер взял его за руку в надежде обнаружить пульс, но пульс не прощупывался.
Затем Крокер подошел к телу Бингхамтона, остановился и сунул револьвер в кобуру. Простояв так несколько минут, он молча прошел мимо Николаса, сел в машину и вызвал по рации скорую помощь. Положив трубку, он откинул голову на спинку и закрыл глаза.
— Это была моя лучшая команда. — Его глаза широко раскрылись, а кулак с такой силой ударил по рулю, что тот задрожал. — Лучшие ребята! — Он вздохнул. — Теперь я жалею, что не послушал тебя. Не знаю, кто этот парень, но…
— Лью, — сказал Николас, устраиваясь на соседнем сиденьи. — Я хочу поговорить с тобой, пока здесь нет толпы.
Крокер посмотрел на него. Где-то раздался вой сирены, вероятно, это мчалась скорая помощь.
— Я знаю, кто этот ниндзя.
Крокер некоторое время молчал.
— И как давно ты это знаешь?
Николас тяжело вздохнул от неожиданно нахлынувшей усталости. Пожалуй, слишком много смертей за последнее время.
— Не очень давно. Когда мы уходили от А Ма, я понял.
И Николас рассказал Крокеру все, что долгие годы лежало у него на душе.
— Ты думаешь, — сказал Крокер, молча выслушав рассказ Николаса, — что Сайго охотится вовсе не за Томкиным, а за тобой?
— И да и нет, — ответил уныло Николас. — Конечно, он собирается убить Томкина, но я также уверен, что он взялся за эту работу, чтобы заодно посчитаться и со мной. Иначе как объяснить все предыдущие убийства?
— Что-то похожее на кровную месть?
— Это касается чести.
— Но тогда ты должен был знать, что все случится именно так, рано или поздно. — Звук сирены стал ближе. — Разве ты не боялся?..
Грустно улыбнувшись, Николас покачал головой.
— Я давно был готов к этому. — Он вылез из машины, но снова нагнулся к окошку, чтобы Крокер мог услышать его сквозь отчаянный рев сирены скорой помощи, которая уже подъехала, заливая улицу красно-синими огнями. — Знаешь, Лью, — сказал он медленно. — Я ведь тоже ниндзя.
— Ник, подожди!
Но Николас поспешно скрылся в собравшейся толпе зевак.
* * *
Этой ночью Николас сидел в кабинете Томкина. Тот, как обычно, разговаривал по телефону, бизнес был в самом разгаре в это время суток. Представители фирм ждали решений, которые зависели от одного человека.
Пока Томкин разговаривал, Николас вертел в руках небольшое подслушивающее устройство из пластика и металла. Может быть, это! кусочек электронного настоящего и есть ключ ко всему. И к прошлому, и к будущему. Все может кончиться прямо сейчас, если он захочет. Если захочет. Николасу захотелось принять именно такое решение. Все равно Сайго забрал инициативу в свои руки.
Насмехаясь, Сайго все время ловко водил его за нос. Это тоже было из «Го Рин Но Сё». Ограничивать полезные действия врага, водить противника за нос, пока тот не будет полностью запутан, и только тогда нанести решающий удар.
— Где ты был? — спросил Томкин, кладя трубку. Он выглядел бодро в эти ночные часы. На нем был кремовый костюм, серый широкий галстук. Лицо слегка розовое, как всегда, в глазах ни тени сонливости.
— В Китай-городе.
Томкин хмыкнул, шевельнувшись в своем широком кожаном кресле. Он пристально посмотрел на Николаса. — Что там с этим ниндзя?
— Затем я и пришел сюда. Возможно, именно сейчас он замышляет твое убийство, мы должны быть готовы его встретить.
— Готовься. За это я тебе и плачу, разве не так?
— К сожалению, все гораздо сложней.
— Ну, значит, делай то, что считаешь нужным. Меня это мало интересует. Я просто хочу убрать его со своей дороги.
— Нет, это касается и тебя.
— Ну, конечно, ведь он послан, чтобы убить меня.
— Так же, как и меня.
— Что?
— Я знаю его. У нас с ним старые счеты. Это не твое дело.
— Ладно.
— Кроме того, вполне возможно, мы окажемся в ловушке.
— Как?
— С помощью одного из его жучков. — Николас поднял подслушивающее устройство, чтобы Томкин мог его видеть. — Вот этот был обезврежен. Но сделан он по новой технологии, и как только вновь попадет на какую-нибудь поверхность, то опять начнет работать.
Глаза Томкина сверкнули.
— Ты хочешь сказать…
— Мы можем пустить его в действие. Надеюсь, его эффективность не станет хуже… Мы можем сами воспользоваться его ловушками. Он хочет покончить с нами обоими и не упустит шанса. Но если мы будем его ждать, то наши шансы остаться в живых увеличатся.
— Ты хочешь его пригласить? — спросил Томкин медленно.
— Да.
Томкин задумался. Николасу даже показалось, что он слышит работу его мозга, принимающего решение.
— Давай сделаем это. — В его голосе не было и тени сомнения.
После того, как Николас сунул жучок в один из ящиков стола, Томкин спросил:
— Можем мы назначить встречу с ним следующей ночью?
— Нет проблем.
— Хорошо. — Он поднял трубку, когда Николас уже направился к двери.
Некоторое время Томкин делал вид, что разговаривает по телефону, на самом деле он прислушивался к удаляющимся шагам Николаса и к шуму лифта. Когда шум стих, он положил трубку и открыл ящик стола. Томкин посмотрел на миниатюрное подслушивающее устройство со сдержанным восхищением. На лбу появились морщинки, так было всегда, когда он принимал какое-либо важное решение. Сердце учащенно забилось. Томкин облизал внезапно пересохшие губы, достал жучок и положил его на поверхность стола. Отвернувшись к окну, за которым сверкали огни ночного города, он начал говорить.
— Мне кажется, — сказал Томкин задумчиво, — все зависит от того, насколько он нужен вам. Но что, если я смогу вам его гарантировать? Да, я могу подать вам Николаса Линера на тарелочке. — Он повернулся и продолжал говорить уже прямо в устройство. — Держу пари, это очень важно для вас. Так же, как сама жизнь. Что скажете?
Томкин положил жучок на прежнее место, потом откинулся в кресле, положив руки за голову, и стал ждать телефонного звонка, а в том, что он последует, Томкин нисколько не сомневался. Пистолет с полной обоймой висел в кобуре под пиджаком, согревая и успокаивая.
* * *
Когда Сайго проснулся, на какое-то мгновение ему показалось, что он почувствовал дыхание смерти. Смерть никогда не страшила его, наверное, потому, что жизнь мало что для него значила.
Потом он вспомнил, что еще не убил Николаса, а ему очень хотелось отнять эту жизнь. Ничья смерть не могла бы доставить ему большего удовольствия.
Это было похоже на месть. Только она еще продолжала будоражить его сердце. Он подумал о всех своих деньгах, лежащих на счету в банке, о многочисленных акрах купленной земли, о четырех небольших, но быстро процветающих электронных концернах. Для чего все это?
Деньги были только средством для достижения власти, а власть — всего лишь призрачным счастьем.
В мире оставалось, пожалуй, одно, для чего Сайго еще стоило жить.
«Сегодня ночью», — подумал он мрачно, лежа обнаженным на кровати. Тусклый свет солнечных лучей, пробивающихся через шторы, отражался на потолке, напоминая очертания креста.
Сайго не переставал удивляться слабости американцев. Они были трусливы и никогда не имели настоящей силы духа. Он никак не мог понять, как это им удалось победить в войне. Ему доставит огромное удовольствие видеть лицо Рафаэля Томкина, умирающего под лезвием. Сайго верил, что это будет не трудно провернуть. Для него не было ничего невозможного.
«Да, — решил он твердо, — смерть придет сегодня ночью и к Томкину, и к Николасу». Может быть, между ним и Николасом возникнет схватка, и они оба погибнут. Но это мало беспокоило Сайго. Напротив, он даже учитывал ее, зная, что важность смерти зависит не от нее самой, а от ее значения. Смерть одних живет в истории, тогда как смерть других часто остается незамеченной.
Для Сайго, как и для всех японских воинов, с незапамятных времен существовало только два способа достойной смерти: в бою или от собственной руки. Иная смерть означала несмываемый позор, кроме того, такого воина ждала ужасная карма в последующей жизни.
Той ночью им вновь овладела ярость, та ярость, которую он тщательно пытался заглушить длительными тренировками. «Вот — доказательство, как эмоции могут захлестнуть душу», — говорил он себе, сидя на своей кровати. Сайго проклинал тот день, когда Юкио вошла в его жизнь. «О, Амида!» — кричал он безмолвно.
Этот ранний час принес ему облегчение и уверенность. Теперь Сайго точно знал, что все случится сегодняшней ночью. Он должен быть быстр, очень быстр, чтобы сразу достать их обоих — и Николаса, и Томкина.
Даже во сне его мозг не переставал работать. Сайго уже понимал, что смерть этих двух людей принесет ему гораздо больше, чем просто удовлетворение. Он представил себе, что их ждет, и вздрогнул. В мозгу послышались умоляющие крики его жертв, похожие на завывание осеннего ветра. Сайго даже задержал дыхание и закрыл глаза, наслаждаясь этими воплями, прежде чем они умолкли.
«Да, — подумал он, поднимаясь и направляясь в ванную, — у него в запасе для врага имелось кое-что поужасней, чем просто вспоротый живот».
Сайго знал, что мир — это одно огромное колесо, которое направляет карма. Кармы же людей — всего лишь маленькие колесики внутри него, у колесика его судьбы нет конца, как не было и начала, и если его ждет смерть, он должен встретить ее с распростертыми объятиями.
* * *
Занятий сегодня не было, и пустой зал казался неестественно огромным. Это напомнило Николасу о том дне, когда он последний раз видел Кансацу. Он вдруг понял, как бессмысленно прожил все эти годы.
Что же на самом деле связывало его с Америкой? Что он мог сделать за то же время в Японии? За такое долгое время. А если бы он никогда не занимался будзюцу? Что тогда? Кем бы он сейчас был? Каким-нибудь правительственным чиновником с высоким заработком, обладателем богатого дома и красивого сада. Две недели в году он проводил бы где-нибудь в Киото или на побережье, может быть, даже в Гонконге, у него была бы жена и дети. Они бы, смеясь, боролись с ним.
Пустота, понял он, заметна тогда, когда ее нет рядом. Юстина. Юстина. Юстина. Мысли снова вернулись к прошлому. Ему захотелось преклонить колени перед могилами своих родителей, прочесть молитву.
— Ты принес ее? — спросил Фукасиди.
— Да, я знал, что когда-то сделаю это, но не знал, почему.
— Пойдем.
Фукасиди привел Николаса в одну из задних комнат, где они сняли обувь и уселись на татами в позе лотоса.
Фукасиди грациозно взмахнул рукой.
Николас развернул бумажный сверток. Там оказалась шкатулка со Львом и драконом, подаренная дедом его родителям.
— Открой ее, — в голосе Фукасиди чувствовались нотки волнения.
Николас подчинился и открыл крышку.
У Фукасиди дух захватило, когда он увидел девять сверкающих изумрудов. Вздохнув, он тихо сказал:
— Никогда не думал, что когда-нибудь увижу подобное. — Он снова вздохнул. — И все они здесь. Все девять.
Фукасиди поднял голову.
— Времена меняются. Когда ты пришел ко мне много лет назад в Киото, только письмо моего друга Кансацу удержало меня от того, чтобы прогнать тебя. Ты не знаешь этого. Все это правда. Если быть полностью правдивым, даже после того, как я прочел письмо, я подумал, что делаю большую ошибку. У меня были сомнения насчет твоего посвящения в ниндзюцу, несмотря на то, что написал Кансацу. Я беспокоился о сохранении тайны учения, ведь ты выходец с Запада. И все-таки я поверил словам Кансацу. Конечно, теперь я думаю иначе. Ошибкой было бы прогнать тебя. Ты стал первым учеником смешанной крови в школе «Тэнсин Сёдэн Катори». Единственным. Я ни о чем не жалею, у меня не было ученика лучше.