Наташка запрокинула голову, довольно улыбаясь и перебирая коготками по его плечам. Даже запустила руку в волосы, но Илья тряхнул головой, освобождаясь, и продолжил:
— …nothin' lasts forever and we both know hearts can change… (…ничто не длится вечно и мы оба знаем, что сердце переменчиво)
Да уж знаем.
Впрочем, с чего я взяла, что наше с ним развлечение было про сердце? То, что он был недоволен нашим возвращением в школу после всего? Так, может быть, просто хотел второй раунд.
И тут на словах…
— And lovers always go (любимые всегда уходят), — Соболев крутнул Наташку, наклонил, прогибая в спине, и аккуратно уронил на кожаный диван.
Сам же выпрямился и продолжил петь.
Но уже не ей. И не нам. Он закрыл глаза, запустил пальцы в свои волосы и выдохнул с такой болью, что стало понятно, что выбор был не случаен:
— I could rest my head just knowin' that you were mine… (Я бы успокоился, если бы знал, что ты моя…)
Кажется, это уже было не про Наташку.
Она сидела очень прямо и смотрела на него со странным выражением лица. Очень мрачным. Словно что-то знала о том, по чему он тоскует.
— I know it's hard to keep an open heart… (Я знаю, что непросто жить с открытым сердцем) — спел Илья, внезапно повернувшись в мою сторону. Я замерла, только тут заметив, что сижу как на иголках, нервно ломая пальцы.
Эй, мы взрослые люди.
Мы уже много лет не перебрасываемся песенками с глубоким смыслом и намеками.
Когда-то у нас было даже модно дарить личные сборники песен. И почти всегда они несли дополнительный смысл кроме: «Эй, посмотри, какую музыку я люблю». Традиция не кончилась даже после школы.
Мой муж в начале наших отношений извинялся передо мной только песнями. Звонил и ставил музыку. Или заказывал на моем любимом радио какую-нибудь особенную мелодию. Пришлось спешно подтягивать английский, чтобы понимать, что он хочет мне сказать той или иной песней.
Поэтому сейчас я была в смятении.
Я-то была мастером разгадывания песенок, но вкладывал ли Соболев тайный смысл в свой выбор? Значит ли это что-то или я додумываю на пустом месте?
— I know that you can love me… (Я знаю, что ты сможешь меня полюбить)
Он даже не пытался уже изображать, что поет для кого-то другого. Сделал шаг ко мне и остановился, глядя сверху вниз. Я поежилась и перевела взгляд на Наташку.
Она смотрела уже не на Илью. Ее глаза впились в меня и старательно изображаемого во время танца опьянения там не было ни на грамм.
Песня кончалась, оставался речитатив:
— Don't ya think that you need someone… Everybody needs somebody… (Ты не думаешь, что тебе кто-то нужен? Каждому кто-то нужен).
И на последней дрожащей ноте для вокализа, которую он явно не собирался тянуть, он сел рядом со мной, перекинув микрофон Морозову. Тот уже включал что-то еще из наших плейлистов. «Bon Jovi», ну конечно! Какая же дискотека без «Always»?
Тем более, что несколько парочек топтались в медленном танце прямо в мчащейся машине, и не планировали прерываться, а Рикита с Ковалем под шумок уже откровенно целовались.
— Как ты думаешь, каждому кто-то нужен? Или твоя модная мораль предполагает, что проще жить в одиночестве?
Соболев, видимо, решил, что намек я могу и не понять и перешел к прямому тексту.
— Ты лучше голодай, чем что попал есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало… Омар Хайам сказал, не хрен собачий, — парировала я резко.
Наташкин взгляд меня безумно нервировал, а настолько откровенный подкат не оставлял шансов выкрутиться. Еще немного и все поймут, что…
— Так что — я «кто попало»? — он склонил голову набок.
В голосе была насмешка, но взгляд оставался серьезным.
Понятия не имею, как Варя умудрялась ускользать от его напора. Или в школьные годы он не был таким настойчивым?
Спасла меня Маринка. Она постучала его по плечу и спросила извиняющимся тоном:
— Илюш, ты прости, а в этом монстре туалета нет, да?
— Увы… — он развел виновато руками и покосился в окно, за которым стелились огни вечернего города. — Но сейчас все будет. Десять минут потерпишь?
****
Минут через пять лимузин затормозил на кричащей огнями вывесок улице. Дверь открылась, Илья сделал приглашающий жест, и мы стали выползать на поверхность, моргая от попадания после истерически-яркой темноты в истерически-яркий свет.
«Хаммер» припарковался на одной из самых тусовочных улиц города и, кажется, в неположенном месте. Выписывают ли штрафы гигантским лимузинам? Никогда не интересовалась вопросом.
Я переместилась из своего серого спального района в бурлящий центр гламура будто бы телепортом в другой мир. И в своем наряде весенней выпускницы смотрелась здесь как деревенская дурочка, приехавшая из американской глубинки покорять Голливуд.
Зато Наташка в блестящем платье и стриптизерских босоножках вписалась как надо.
Но и она стояла под огромной светящейся вывеской, раскрыв рот, как все мы.
— Это что? — требовательно спросила она Илью, будто сама разучилась читать.
— Это моя работа. Я же говорил — концертный зал, — пожал он плечами, но в уголках губ таилась хитрая усмешка.
— Самый большой в городе? — уточнила Наташка.
— Смотря откуда считать… — уклонился Илья. И хлопнул в ладоши: — Так вот, сюрприз! Я так и подумал, что нас быстро укачает. Все-таки, чтобы часами тусить в пати-басе надо обладать энергией семнадцатилетних. Поэтому продолжим в клубе как нормальные люди. Он тут в подвале, я снял один из приватных залов. Будем считать это моим подарком. Хотя после Ритиных украшений он смотрится бледно.
Наташка бросила на меня быстрый взгляд, а я смутилась.
Но ничего себе подарочек, надо сказать…
Наши уже потянулись к лестнице, ведущей в клуб, задержались только мы втроем и почему-то Першин.
Он, похоже, упорно желал вывести Илью на чистую воду:
— А чего не весь клуб снял? Скромно как-то. Зарплаты охранника не хватило? — ехидно спросил он.
— Весь нам был бы великоват, бродили бы там по пустым залам как зомби, — хмыкнул Илья. — Но на моей зарплате не отразилось, не волнуйся, приватные залы обычно закрыты, если их никто не снимает. Этот сегодня был свободен.
— Как-то у тебя ловко все получается… — не сдавался Слава. — Тут друг помог, там зал простаивает, розы тоже на халяву?
— Нет! Но по оптовой цене, — оскалился Соболев уже без признаков дружелюбия. — Сам знаешь, среди управленцев многое делается по бартеру да по знакомству. Выдыхай, Першин, ни единой капли трудового народного пота тут зря не потрачено.
Першин нахмурился, подбирая новые аргументы.
Назревала серьезная идеологическая баталия, но тут Наташка уцепилась за меня и потащила в сторону:
— Рит, Рит, надо серьезно поговорить! Пошли в туалет, там не помешают.
У меня захолонуло сердце.
Прям как снова в школе — подружка тебя отводит за руку в девчачий туалет или за забор, а там уже собрались остальные. Стоят, руки на груди сложили и начинается: «До нас тут дошли слухи, что ты кое на кого бочку катишь…»
Вечные эти товарищеские суды и коллективные разборки, от которых не сбежать, даже если совсем ни с кем не дружить. Обязательно перейдешь дорогу обидчивой запевале и на долгие месяцы обеспечишь себе как минимум тихий саботаж: то ручку украдут, то булочку в столовой в чай кинут, то сменку спрячут.
Травли посерьезнее со мной не случалось, но я видела, как это бывает с другими. Демонстративно жалуются учительнице, что от жертвы воняет, крадут вещи посерьезнее и у других людей, а подбрасывают тебе или вовсе незатейливо бьют за школой.
Приходилось подыгрывать и улыбаться, признавая самые несправедливые обвинения, чтобы не успел разгореться азарт и дело от девчачьих разборок не перешло к настоящим неприятностям.
И вот опять это чувство — что придется оправдываться и юлить. Холод в груди, уже даже не похожий на страх — скорее смирение.
Мне пришлось по инерции сделать несколько шагов за бывшей подругой, прежде чем я вспомнила, что мне уже не тринадцать. Мне тридцать с лишним, я взрослая женщина и подчиняюсь только законодательству Российской Федерации.
У моих школьных кошмаров больше нет власти надо мной.
К счастью, ныкаться в кабинках не пришлось, перед женским туалетом была отдельная комната для желающих «попудрить носик» в более прямом смысле. С диванчиками и креслами, куда Наташка и приземлилась. Мне захотелось примоститься на краешке, но я усилием воли заставила себя сесть, небрежно закинув ногу на ногу.
И тут Наташка меня удивила:
— Ты такая обалденная стала, Рит! Такая успешная и уверенная в себе… Ты всегда была талантливая, но, знаешь, иногда таланты взрослеют и становятся невротиками. Или теряют эту искру. А ты прямо… взлетела.
Она была искренней.
Я нисколько не сомневалась, что за спиной она сплетничала обо мне так же, как обо всех остальных. Мы все это знали. Но и в глаза и за глаза она всегда была до нетактичности прямолинейной.
Конечно, мне было приятно это услышать.
Но еще и подозрительно.
— Наташ, давай к делу, — я улыбнулась.
*****
Наташка нервно постучала пальцами по столику, покосилась на картинку с перечеркнутой сигаретой, резко выдохнула.
И я поняла — волнуется.
Она — волнуется!
Боится начинать этот разговор!
Опасается — меня.
Неужели я и вправду наконец-то вырвалась из липких лапок имиджа неудачницы?
Стоило мне притвориться другим человеком, продвинутой версией себя — и все начали вести себя так, будто и вправду в это поверили.
Поверили, что я успешный дизайнер украшений — и скупили их за бешеные деньги.
Поверили, что я горячая красотка, которой мало одного мужа и под дверью стоят очереди из поклонников — и загадочно-притягательный Соболев сам затащил меня в постель и теперь не дает проходу.
Поверили, что я изменилась и не боюсь быть не похожей на других — и оторва-Наташка мнется и не решается начать какой-то важный для нее разговор.
Почему мне раньше никто не сказал, что это так легко?
Ну ладно, не совсем легко. Но мне нравится эта новая Рита и все, что пришло вместе с ней. Особенно заказы.
Я вспомнила про раскупленную коллекцию и настроение снова взлетело вверх. Можно было и выслушать, что там у Наташки за важное дело.
— Слушай, я вижу, что Соболев на тебя нацелился. Ну и вообще все наши слюни пускают… — начала она.
— Да? — я очень удивилась. Не заметила за остальными.
— Ну ты что, не видела, как он тебе проникновенно пел? Просто отодвинул меня в сторону, как будто так и надо и разливался соловьем.
— Да я не про Илью… — засмеялась я. — Хотя ладно, проехали.
Она покачала головой, привычно и устало поправила волосы, проверила, как смотрится декольте. Вздохнула:
— Ну ты же видишь, у меня с ним ничего не получается. Ты сидишь загадочная, глазами мерцаешь, пальцы свои красивые перебираешь, ноги длинные демонстрируешь — и ему как медом намазано. Я даже думала вы не вернетесь, когда за стенгазетой ушли. Но ты крута, устояла…
Я неопределенно пожала плечами, стараясь держать лицо. Что бы у меня там сейчас отобразилось — боюсь представить.
— Ну, допустим. А чего ты от меня хочешь?
— Отдай мне его! — попросила Наташка. — Я понимаю, он стал красавчик, не то что в школе. Давай вместо него подгоню отличного жеребца? Выглядит как Аполлон, глазищи голубые, восемь кубиков на прессе, в постели — двадцать баллов из десяти. Только разговаривать с ним не о чем, но тебе и некогда будет.
— Эээээ… — я затруднилась с реакцией. — А зачем?
— Зачем мне Соболев или зачем тебе жеребец? — уточнила Наташка.
— Про жеребца поняла, но воздержусь. Я про Соболева. Ты же замужем вроде? Решила сменить обстановку?
— Нет, ты что! — она даже рассмеялась. — Стас у меня отличный, лучше не найти. А Соболев мне для дела.
— Господи, какого?!
Представлялось страшное. Черные алтари, фигуры в алых плащах, пентаграмма и голый Соболев, привязанный посередине. Вдруг в нем кровь какого-нибудь древного рода, и он единственный годится для ритуала по вызову демона?
А еще зачем?
— Ну он же администратор концертного зала, — пояснила моя заклятая подруга. — И теперь понятно, что этого концертного зала. Самого крутого в городе… — Наташка посмотрела по сторонам так, словно это был как минимум Альберт-Холл. — Вот бы мне тут выступить…
— Погоди, но это же не от него зависит?
— Если как обычно идти, то не от него. А если так, как он нам лимузин подогнал и клуб? Ну, то есть, он бы мне отдал свободное время под концерт, я бы тут спела. Представляешь, какой сразу скачок карьеры?
— А толку, что ты споешь перед пустым залом? Нельзя же будет афиши и все такое… — я не врубалась в ее хитрый план.
— Я сделаю закрытый концерт! Для важных людей. Приглашу владельцев ресторанов и баров, журналистов и блогеров по дружбе, а остальные места раздам знакомым, чтобы массовку создавали. Никто не заметит, что афиш не было! Мне такой раскрутки знаешь насколько хватит?
У Наташки горели глаза. Ну да, она же мне рассказывала, что после выступления в серьезном месте, даже если оно не принесло денег, ее гораздо активнее зовут в рестораны и на корпоративы. А вот там уже платят.
— И что, иного способа, кроме как соблазнить Соболева, тебе в голову не пришло?
— Это не миллион белых роз подарить… тут усилия посерьезнее. Бывшей однокласснице он такое устраивать не будет, — Наташка откинулась на диван, расправила плечи и поддернула платье повыше, открывая бедра. Голос ее стал мягче и глуше, словно она уже вошла в режим «Соблазнение»: — А вот любовнице… Поверь, мне есть чем его удивить!
Я сидела в шоке. И не знала, что ответить. Мне бы такое никогда в голову не пришло. Но так то я — дурочка, которая верит, что все должно быть по любви. У других-то получается как-то вытрясать шубы и бриллианты. По крайней мере, ходят такие слухи.
А Наташка меня добила:
— Ты же сама рассказывала, что тебе мужики только для секса и на время. Не хочешь моего жеребца, просто так отдай. По дружбе. Мне правда очень нужно, а тебе так, поиграть.
Возразить мне было нечего.
Именно такой образ я усиленно создавала. И теперь попалась в ловушку.
Если доигрывать роль до конца, то самое время сказать вспомнить старую шутку про то, что мама учила меня отдавать старые игрушки тем, кому повезло меньше.
Я ведь уже убедилась, что в этой роли стервозной звезды мне везет гораздо больше, чем старой Рите с романтическими вздохами.
Но все-таки что-то смущало.
Наташка приняла мое молчание за почти свершившееся согласие и решила додавить:
— Давай, ты к нему подойдешь и скажешь что-нибудь такое, остренькое, как ты умеешь? Знаешь, про то, что в нашем возрасте гораздо интереснее смотрятся мужчины помоложе или что-нибудь в этом духе. Чтобы его заело. А потом добавишь, что я его зачем-то искала и жду на лестнице. Он захочет отомстить, пойдет ко мне — и попадется! А? Рит?
******
На обратном пути мы наткнулись на Рикиту с Ковалем. Он нас не заметил, затаскивая Таньку в какой-то узкий коридорчик, не переставая исступленно целовать ее в шею. Она обернулась, заметила нас и прижала палец к губам.
Что Рикита творит, я не понимала, но у меня были свои проблемы. Все взрослые люди, сами разберутся.
Нас с Наташкой, растерявшихся в общем зале — а где наши-то? — тут же поймали официанты и направили, куда нужно.
Пока мы выясняли отношения, дорогие бывшие одноклассники обустроились с редким комфортом. В приватном зале стоял один длинный стол, вокруг которого все и расположились на уютных диванчиках. Накрыт он был побогаче школьного банкета: приличный алкоголь, разнообразные закуски, включая всякую санкционную запрещенку и даже что-то горячее. Страшно проголодавшиеся за время утомительного катания в лимузине парни уже наворачивали запеченное мясо и морепродукты с гриля, девочки пока ограничивались сырами.
Я задумалась о том, что очень уж у Ильи все гладко на словах, но как бы он объяснил все это французское шампанское и лангустинов? Объедки с других банкетов принесли?