— …натурой, — закончил он, когда мое рваное дыхание перешло в судорожные всхлипы.
До меня наконец дошло.
— Соболев! Ты всем врал, что ли? Это ты гендиректор? — возмутилась я, обвивая руками его шею, пока он нес меня к подозрительно удобному дивану в углу кабинета. Рубашка потерялась по пути, со штанами ему пришлось справляться самостоятельно, потому что я требовательно смотрела в эти прекрасные наглые глаза и ждала ответа.
— Почему врал? — удивился он.
— Администратор он! Охранник! Ага-ага. Сейчас выяснится, что ты еще и владелец этой хреновины!
Возмущаться было очень сложно, потому что Соболев уже справился с остатками своей одежды и теперь переходил к очень приятным, хотя и совершенно недопустимым в кабинете гендиректора вещам. Но кто ж его остановит, если он тут самый главный?
— Нисколько не врал. Директор и есть администратор. Начальник гаража мой старый друг. Зал сегодня никто не арендовал, поэтому я его забрал — все чистая правда!
Он был тяжелый и горячий и все, что он делал, последовательно и уверенно взводило во мне сладко дрожащую пружину, так что даже совершенно не романтичные его объяснения казались мне самыми возбуждающими словами на свете.
О, да, скажи еще раз «начальник гаража», мой неутомимый жеребец!
— Зачем?.. — простонала я ему в губы и была наказана тем, что меня надолго заткнули самым изобретательным поцелуем в моей жизни. И потом еще некоторое время я была не в состоянии не то что говорить, но даже воспринимать человеческую речь.
Поэтому Илья выждал немного, пока разум вернется ко мне и только тогда ответил:
— Не люблю то, во что люди превращаются, когда узнают, что я могу быть им полезен.
— Ты злой… — грустно сказала я.
Злой и красивый. Злой и умный. Злой и невероятно горячий.
— Очень! — сказал Илья, припечатывая меня поцелуем и откидываясь на спину, все еще крепко сжимая меня в своих руках. — И тебе того же советую. Лучше быть злым с чужими и с теми, кто этого заслуживает, чем глотать и терпеть их подлости, а потом сорваться на близких, которые обнимали и согревали тебя в тяжелые времена.
Я уткнулась ему в грудь, вдыхая запах кожи — знакомый и незнакомый одновременно, чужой и будоражащий проблесками узнавания. Не только с прошлого раза. Оказывается, я помнила его запах еще со школы. И за пятнадцать лет, что он хранился где-то в дальних архивах моего мозга, он совершенно не выветрился и не забылся.
Хуже.
Он связывал этот день и много-много одиноких ночей в прошлом, когда я шептала в темное небо: «Я на рождающуюся Луну — загадаю…»
— Ты больше не будешь называть меня «кем попало»? Или подождем третий раз, волшебный, чтобы ты убедилась, что нам стоит дать друг другу шанс? — он пропустил пряди моих волос сквозь пальцы и снова потянулся, чтобы поцеловать. Нежно. Надежно.
Сладко, боже, как же сладко…
Долго же исполнялось загаданное.
*********
Валяться с ним просто так, гладить пальцами его грудь, тянуться за поцелуем и снова расслабляться, наслаждаясь тем, что теперь не надо тащить никакую стенгазету в школу, было не менее сладко.
И обсуждать оставшихся в банкетном зале одноклассников, вспоминая какие-то дурацкие случаи из школьных лет.
— Помнишь, мы все решили прогулять алгебру и пойти в кино? Кто предложил на Дзефирелли?
— Морозов твой, кажется. Я до этого про «Иллюзион» не знала, ходила потом туда часто, смотрела классику.
— А ты знаешь, что они потом написали письмо в нашу школу с предложением объявить благодарность классному руководителю одиннадцатого «А» за отменную дисциплину во время сеанса?
И болтать обо всех. Что у Зарипова первого родился ребенок, меньше чем через полгода после выпуска, что наши почему-то массово пошли поступать на журфак, что Миронова и Козельский поженились через месяц после окончания школы и женаты до сих пор.
Вот это любовь! С пятого класса, да? Нет, они уже в первом сели за одну парту. С ума сойти!
Только двоих бывших одноклассников мы аккуратно огибали.
Варю и Наташку.
С прямолинейностью Ильи это выглядело странно.
Поэтому я решила спросить сама:
— Правда, что ты Наташку после выпуска звал на свидание?
Казалось бы — не все ли мне равно, что там было пятнадцать лет назад?
Но это так на него не похоже… На него и тогдашнего, и сегодняшнего.
— И не только ее… — Соболев тихонько засмеялся, провел ладонью по моей спине и по всему телу разбежалась толпа мурашек. — Почти всех девчонок наших звал. Обзванивал по списку и получал отказ за отказом.
Видимо, до меня очередь не дошла.
Я представила себе, что бы почувствовала… Умерла, наверное, прямо рядом с телефоном.
— Зачем? — удивленно спросила я.
— Ну… — он потерся носом о мою щеку и поймал губы для поцелуя. — Хотелось проверить. Неужели я настолько непривлекательный?
— И как?
— Было ужасно, — честно ответил он. — Но потом я повторил эксперимент на незнакомых девушках на улице и выяснил, что если одеваться в новое и чистое, сделать хорошую стрижку и притвориться, что я каждый день хожу пить кофе с такими красотками, процент успеха гораздо выше.
Мучительно запоздавшая ревность отправилась грызть мне печень.
— Герой-любовник… — проворчала я, представляя, сколько этих приглашений на кофе закончились такими же вот горячими цепочками поцелуев вниз по позвоночнику, какую он рисует на мне сейчас.
Спину между лопатками щекотнул смешок.
— Ты ведь никуда не спешишь? — спросил он, приподнимаясь и аккуратно прикусывая мое ухо. — Потому что я хочу еще…
Мы нескоро выбрались из замкнутого круга ласк и болтовни.
На часы я не смотрела, но когда мы вернулись в банкетный зал, там сидела одна Рикита. Задумчиво пила минералку из бокала для шампанского и отщипывала виноградины от большой темной грозди, свисавшей из вазы с фруктами. Казалось, она нисколько не скучала, погруженная в свои мысли. Даже взглянула на нас с легким недовольством, как домашняя кошка на хозяев, которые вернулись с работы раньше обычного.
— Все разъехались? — спросила я, оглядывая опустошенный стол. Официанты, конечно, унесли пустые тарелки и бокалы, но судя по остаткам, этим вечером голодным никто не ушел. И трезвым.
— Угу… — задумчиво ответила Рикита, отщипывая еще виноградину.
Для разнообразия — белую.
— А ты?
— Я думала Соболева дождаться, — она откинулась на диванчике, выгибая спину и еще больше становясь похожей на кошку. — Но, кажется, мне тут ловить уже нечего.
Она покосилась на наши сплетенные пальцы.
— Я тебе так и сказал, — пожал плечами Илья.
— Надо было перепроверить, — хмыкнула она и тыкнула в меня пальцем: — У тебя засос на шее, знаешь?
Она выбралась из мягких объятий дивана, поправила облегающее короткое платье, закинула в рот еще одну виноградинку и направилась к выходу.
— Тань…
— А? — обернулась она ко мне.
— Зачем тебе это все? Что ты творишь? Такие русские каникулы, загул на родине? — мое недоумение росло еще с первой встречи, а теперь ее хищный интерес был направлен и на Соболева, и я не выдержала.
Она махнула своим блондинистым хвостом, откидывая его за спину. Мне показалось, что сейчас ответит совершенно заслуженное: «Не твое дело».
Но Рикита вздохнула, оперлась двумя руками на спинку кресла, сгорбилась, словно силы вдруг ее покинули и покачала головой:
— Надоело. Надоели мне эти чертовы немцы. Наши душевнее.
— Да ладно? — я хотела ляпнуть что-то ядовитое, но она вдруг подняла на меня тяжелый, какой-то совершенно тусклый взгляд и добавила:
— Надоело быть образцово-показательной русской женой. Красавицей и хозяюшкой. Надоело трястись, как бы не постареть, как бы не растолстеть. Ты знаешь, что у меня в брачном контракте прописан максимально возможный вес? Надоело все делать по расписанию. Даже спать с мужем. Да, русские каникулы. Да, загул. И что?
Соболев сжал мою руку. Я не знала, что ей сказать. Это насколько ее должна была задолбать такая жизнь, чтобы броситься в объятья Протасова в школьной раздевалке, а?
Кажется, по сравнению с некоторыми звездами ярмарки тщеславия, я была еще вполне счастлива даже в самые свои темные времена.
— Не дала мне с таким мужиком зажечь хоть раз в жизни… — она обвела Соболева плотоядным взглядом. — А через два дня обратно, жрать сельдерей и лыбиться на приемах.
— Так… разведись? — тихо сказала я.
Она рассмеялась.
Неестественно и громко.
— Наивная ты, Рит. Вроде взрослая баба… Разведись и вернись обратно нищей? Работать уборщицей? В «Макдональдсе» в тридцать с хреном «Свободная касса!» кричать? Лучше оторваться раз в пять лет, а потом вспоминать, чем так.
Я не нашлась, что ответить.
Она помахала ручкой и направилась к двери.
Илья открыл ее и крикнул в коридор:
— Серег! Вызови такси. За наш счет.
— Ой, спасибо! — Рикита послала ему воздушный поцелуй. — Тебя, кстати, Наташка ждет. Сказала, будет в баре сидеть.
И поцокала по коридору.
— Ой, — сказала я. — Ой.
— Что?
— Я забыла, что Наташка должна была тебя ждать на лестнице. Неужели она так там и стояла? Ой.
— Переживет.
Илья кивнул зашедшим официантам, и они начали убирать со стола.
— Ну ты же обещал устроить ей концерт, — напомнила я, с удовольствием втискиваясь в его объятья.
— Рит? — он посмотрел на меня в изумлении. — Ты серьезно?
— Ты же сам сказал, что дашь ей зал.
— Если для тебя это важно, — уточнил Илья.
— Мне важно, — твердо сказала я, вставая на цыпочки, потому что он, кажется, был раздражен и не собирался упрощать мне задачу дотянуться, чтобы поцеловать его.
Правда, когда я все-таки справилась, вздохнул и крепко обнял, целуя в ответ.
— Зачем это тебе?
— Гештальт закрыть, — честно ответила я.
Он запрокинул голову, медленно выдыхая сквозь сжатые зубы.
— Нет, если тебе сложно, то не надо! — я испугалась, что сейчас случится первая ссора в наших толком еще не начавшихся отношениях.
— Мне несложно, — ответил Соболев. — Подождешь тут? Я постараюсь побыстрее.
— Не торопись, — я погладила его по плечу, он потерся щетиной о мою руку. — Мне надо домой, работы много.
— Ты хочешь уехать? А я думал, мы продолжим… — в мурлычущих интонациях было столько сладких обещаний, что я чуть не передумала.
Но было бы глупо менять свою удачу даже на ночь с первой любовью.
— Мне правда нужно.
Илья поймал мой взгляд, удерживал его несколько секунд, что-то в нем выискивая, и наконец кивнул:
— Хорошо. Сейчас попрошу кого-нибудь из водителей тебя отвезти.
Мы разошлись в разные стороны: я к выходу, он к бару.
У дверей я оглянулась и увидела, как Наташка встает ему навстречу, сияя ослепительной улыбкой.
9 1/2 недель
Забавно — я ревновала Соболева к давно забытым девушкам пятнадцатилетней давности, хотя большинство наверняка замужем и с детьми, и давно забыли странного и стремного парня. А к Наташке, которая планировала его соблазнять — как отрезало.
После тех чеканных и злых слов про тварь.
Можно лечь в постель с тем, кого ненавидишь, но вряд ли — с тем, кого презираешь. По крайней мере, добровольно.
И потому мое настроение ничто не омрачало.
Будь мне семнадцать, как в тот день, когда я видела Илью в последний раз, я бы не смогла уехать от него. Я не отводила бы от него взгляд, боясь, что он исчезнет. Ценила бы каждую секунду рядом и не пропустила бы ни одной.
Но с тех пор я повзрослела. Это значит — пережила много боли и много радости, научилась откладывать зефирку на потом и ценить то, на что человек меня вдохновляет, а не яркие, но бесплодные эмоции рядом с ним.
Мне хотелось работать. Пальцы зудели, тосковали по тонким лескам, разноцветным бусинам и изящным застежкам. У меня родилось еще миллион идей для очередной коллекции, и теперь мне нужна была эпоксидка и сухие цветы, декоративные шестеренки и крошечные стрекозиные крылышки. Но сначала надо было собрать заказы на предыдущую, школьно-сиреневую и написать письма любимым клиентам.
Провозилась до глубокой ночи. Настолько глубокой, что уже, считай, и до утра. Но энергии было море и ложиться спать совершенно было просто жаль. Это был слишком хороший день, чтобы заканчивать его так рано.
Пришлось, конечно.
Подскочила я через каких-то пять часов сна — больше не лезло. Впервые за долгое-долгое время в реальном мире показывали куда более интересное, чем в снах. Правда успела только почистить зубы, когда раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Соболев. С наглым видом.
— Привет, — сказал он. — Я решил, что будет здорово вместе позавтракать. Что хочешь — блинчики, вафли или пройдемся по классике с омлетом и беконом?
— Было бы вежливо извиниться за то, что так рано и без приглашения… — проворчала я, впрочем, с удовольствием подставляя губы для поцелуя.
— Одиннадцать утра, Рита, какое рано? Я был чертовски терпелив, но надо убедиться, что ты не заблокировала меня везде, как в прошлый раз, — упрек был смягчен невероятно нежным касанием губ. — Кстати, если бы ты вынула меня из черного списка, я бы сначала позвонил или написал.
— Постель еще не повод для разбана… — я закрыла дверь и последовала за ним, совершенно по-хозяйски прошедшим в мою квартиру.
Илья склонился над рабочим столом, рассматривая то, что я не закончила вчера. По его взгляду нельзя было понять, что он об этом думает, но я решила отложить расспросы. Конечно, мне хотелось подпрыгивать и спрашивать: «Правда, я здорово сделала, скажи, здорово, да? Да?», но это плохо вписывалось в мой образ успешного творца. Пришлось сдержаться.
Нет, я все еще не была уверена, что ему понравится настоящая Рита.
— Боюсь, во второй раз я мог бы и не собрать тот же состав.
— Я бы второй раз и не повелась. Надо что-то новенькое.
— Что поделать, у меня не очень богатое воображение… — Соболев поймал меня в объятья. — Например, мы сейчас поедем завтракать в… — он сделал паузу. — Куда?
Я пожала плечами.
— В парижскую кондитерскую. Кофе, круассаны, апельсиновый сок — самый романтичный завтрак.
Я фыркнула. Что-то весь этот парижский шик меня просто преследует.
— А я думала — в Париж, — дурачась, протянула капризным тоном.
— Хочешь в Париж? — тут же оживился он.
— Нет! — постаралась я поскорее откреститься, вспомнив его жесткую отповедь, почему он не любит афишировать свой реальный статус.
— А что хочешь?
Я улыбнулась и подняла на него глаза. Он поймал мой взгляд и замер, лишь ладонь на талии как будто все больше наливалась тяжестью и теплом. И его грудь под моими ладонями поднималась и опускалась все чаще, пока он не отрываясь смотрел на меня. Долго, очень долго — так что внутри что-то плавилось и растекалось лужей кипящего золота.
Минуту? Две? Пять? Десять? Смотреть вот так друг другу в глаза было куда более волнующе, чем заниматься всем тем, что я представляла сейчас себе в голове. Но он наконец сказал осипшим голосом:
— Понял.
Хорошо, что я не стала застилать кровать.
* * *
— Вот теперь я по-настоящему голодный, — сообщил Соболев. — Так что завтракать мы все-таки поедем.
Я покосилась на свой рабочий стол. Основные заказы ночью уже сделала, надо только упаковать и разослать. Но вчера все закончилось на том, что я составила список покупок для новой коллекции и отложила кое-что из своих запасов, чтобы сделать пробные экземпляры. Хотелось посмотреть, как это будет выглядеть. Но если затевать возню с эпоксидкой — это на целый день. А мне все-таки хотелось провести хотя бы утро с Ильей.
Когда он целовал меня, когда обнимал, когда любил — он был невероятно нежным и внимательным. Он был потрясающе красивым: его сильные плечи хотелось трогать, царапать, кусать, плоский живот — гладить ладонями, спину — обхватывать ногами. Как любовник он был прекрасен. Но большую часть этих сладких минут с ним я проводила с закрытыми глазами, чувствуя происходящее телом, а не разумом.