— Ты жесток к себе, — я не выдержала. — И тебе было, сколько, двадцать?
— Люди не меняются, я же тебе уже говорил. Меняется наш взгляд на них. Я наконец понял про Варю то, что мешали увидеть розовые очки. В армии оказалось очень неудобно в розовых очках. Разбились, а новые взять неоткуда. Зато у меня было очень много времени для размышлений во время тупой однообразной работы. Или в карцере. Или в больничке… книг у нас там было небогато, сама понимаешь. Я увидел ее настоящую. Понял, что кроме книг и фильмов у нас нет ничего общего. Очень разные взгляды на жизнь и людей. Что на самом деле я влюбился в нее только потому, что она была первой девушкой, с которой мне удалось поговорить по душам. Первой, кто хотя бы ненадолго обратил на меня внимание. Я мог запасть на любую — и превозносил бы пухлые губки и голубые глаза вместо любви к Ле Гуин.
Он сплел свои пальцы с моими, поднес мою руку к губам и поцеловал по очереди костяшки моих пальцев:
— Прости, я понимаю, что тебе это не очень интересно и даже неприятно.
— Мне интересно! — запротестовала я. — Продолжай!
Потому что он только что вернул мне надежду.
И заставил задуматься — а в какой момент я сама влюбилась в него?
Когда выделила из всех остальных, обратила внимание?
Ведь в младшей школе мне нравился ангелочек-Протасов, и я отнюдь не демонстрировала склонности к непонятым романтическим героям.
Почему же в старшей я выбрала Илью? Что такое я вдохнула однажды и не смогла больше дышать, когда видела его острый взгляд из-под светлой челки?
Я не помню. И это меня почему-то немного тревожит.
— Ну хорошо… Потому что для меня сейчас самая сложная часть.
Илья кинул очередной невидящий взгляд в окно, но тут же посмотрел мне в глаза.
— Там и тогда я узнал, что такое — по-настоящему убегать в свой внутренний мир, когда снаружи невыносимо. Все фантастические миры — полная фигня. Они для скучающих бездельников. Я тоже был таким. Но когда мне по-настоящему понадобилось укрыться, я не смог найти защиту ни у Толкиена, ни у Херберта. Мне помогли воспоминания о настоящих, живых людях. О девушках, конечно. И знаешь, что я понял? Я понял, что мне вообще никогда не нравились такие, как Варя.
— Яркие и умные? — удивилась я.
— Те, кто придумывает себе другую, яркую жизнь, стараясь прикрыть то, что на самом деле ничего из себя не представляют.
Это было как удар тарана. Тупого тяжелого бревна прямо в середину груди. Его слова вышибли весь воздух из легких, кровь бросилась в лицо и мгновенно одеревенел язык.
Так безжалостно точно попасть в меня — надо быть экстраординарным человеком.
Захотелось встать и уйти.
****
Видимо, официантка своим профессиональным чутьем уловила этот мой порыв. Весь разговор мы никого не видели вокруг и нас никто не тревожил, а сейчас она вдруг появилась у столика.
Она выглядела замученной. Видимо, в такой прекрасный майский день не только мы выбрались позавтракать в городе. Наверняка к середине дня девушка успела замумукаться до такой степени, что ее уже не умиляло, как мы держимся за ручки и шепчем друг другу нежности.
— Еще заказывать будете? Кофе повторить? Счет принести?
— Счет, пожалуйста! — попросила я.
Надо просто куда-то отсюда уйти.
Мне казалось, что светло-бежевые стены кофейни давят на меня, потихоньку сдвигаются, пока я не смотрю, и воздуха становится все меньше.
— Ты торопишься? — удивился Илья.
Но достал карточку и протянул официантке. Та равнодушно, не вникая в наши драмы, рассчитала нас, забрала чаевые и ушла.
Я подхватила сумку и вылетела на воздух.
Дышать.
Неподалеку, через дорогу, мы небольшой сквер. Мне показалось что там, среди деревьев, воздуха должно быть больше. Я так туда стремилась, что забыла посмотреть по сторонам и только визг тормозов машины, которой я бросилась наперерез, меня немного отрезвил.
Илья в два шага догнал меня, взял за руку и осторожно, как маленькую, перевел на ту сторону и остановился только внутри сквера, под липами.
Пройдет пара недель — и они начнут пахнуть сладко и душно, а пока здесь царила свежесть новорожденного лета.
— Ты ведь уже поняла, да? Поэтому так резко ушла? — спросил Илья, все еще держа меня за руку.
Крепко.
Мне не хотелось устраивать драму прямо на глазах у прохожих, поэтому я просто кивнула, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Не зря мне показалось, что он меня раскусил. Сразу.
Но к чему теперь этот разговор?
Перед глазами плыли разноцветные пятна, очень хотелось расплакаться и убежать, но что было бы уместно в пятнадцать, в тридцать три как-то не ложилось.
— Да, я начал вспоминать всех наших девчонок, думать, как бы у нас могло быть с ними. Ну, ты понимаешь… — он усмехнулся. — Я могу пропустить ту часть, где я рассказываю об особенностях организма двадцатилетнего молодого мужчины?
Я растерялась. И покраснела.
— Ты имеешь в виду… О, господи.
— Это поначалу. Даже в двадцать лет нельзя постоянно думать о сексе, поэтому я фантазировал дальше. Как бы жил с кем-нибудь, какой у нас был бы дом, какие дети. И понимал, что все те, кому я звонил в первую очередь, кого выбирал — они были просто доступнее. А для того, чтобы быть матерью моих детей подходили другие. Как ты.
Я закрыла глаза. Как я.
Да, не повезло тебе, Соболев, со мной.
Мы стояли в тени. Ярко-зеленые, молодые еще листья деревьев неумело прятали нас от солнца. Оно просвечивало сквозь зеленый полог и ложилось мягким теплым светом на его лицо.
— Ты всегда была какой-то нездешней, далекой. Я даже не смел о тебе никогда думать. Сразу было понятно, что мы — не твой уровень. Ты смотрела на нас из своей космической дали, до тебя было не дотянуться. А иногда даже и не смотрела. Не уверен, что ты знала, как вообще меня зовут.
— Не понимаю… — пробормотала я, запутавшись окончательно.
Разве не должен был он сейчас… разве не намекнул он на то, что раскрыл мою игру? При чем тут мой уровень?
Листья шумели и все это казалось сном. Нереальным. Или это у меня в ушах шумит?
— Только наедине с собой я понял, что меня не интересуют обычные девушки. В мечтах ведь можно все, правда? Даже представить, что тебе отвечает взаимностью самая недоступная девушка класса.
Илья притянул меня к себе, заставил положить руку на свое плечо и обнял за талию. Он уже почти шептал последние слова, завораживая меня совершенной нереальностью происходящего.
— А Варя?.. — растерянно спросила я.
Все это слишком походило на какую-то мою безумную фантазию школьных лет. Что вот он наконец понял, что все время любил только меня, пришел под мои окна и стоит там под дождем, ждет, пока я спущусь и поцелую его мокрые губы.
— На второй год мы уже не общались. По-моему, она испытала только облегчение. Я так точно.
— А ты…
— Стал думать о тебе.
— Тогда почему…
Ты не сказал мне тогда?!
Но тут я вспомнила те месяцы.
Мне было двадцать. Я уже встретила будущего мужа и влюбилась без памяти. Без памяти, без мозга и без какой-либо осторожности. Неудивительно, что я залетела.
Он сделал мне предложение. А как еще?
Мы поженились так быстро, что даже не пришлось расставлять свадебное платье. В мире не было никого счастливее, чем я. Внутри меня разгоралось маленькое солнышко.
Мальчик.
Андрюша.
Я хотела назвать его Андрюшей.
А потом солнце погасло. Никто не хотел мне верить. Беременные такие мнительные! Точно-точно не шевелится? Ну, ерунда, просто он ленивый. Давай подождем еще немного.
Но я знала.
— Я хотел найти тебя, когда вернулся. Помнишь, тогда как раз появились «Одноклассники»? Зарегистрировался и зашел на твою страницу. А там свадебные фото.
Наверное они там до сих пор. Я потеряла пароль от страницы.
И больше нигде.
Я уничтожила их все. Не могла видеть себя счастливой, еще не знающей, что мое солнце скоро погаснет.
Надо спросить мужа, вдруг он сохранил хоть что-то. Или сделать новый аккаунт и скачать их оттуда. Сейчас уже можно, уже не так больно.
Потом мне долго было не до фотографий, жаль, если не останется ни одного снимка моих двадцати лет. Я была красивая…
— Я опоздал тогда, — теплый шепот завораживал меня, тащил из глубины моего горя, возвращал в реальность. Нереальную реальность. — И слишком хорошо помнил, что настойчивость — не лучшая стратегия. Занялся своими делами, своей жизнью. Думал, как могло бы сложиться, конечно, но сам виноват, что не поумнел вовремя.
Тепло. Сейчас тепло. Не леденеют больше пальцы, нет черной дыры на том месте внутри, где выли ветры. Все давно прошло.
Илья обнимал меня за плечи и не смотрел в лицо — и хорошо. Я уткнулась в белую футболку на крепкой груди и вдохнула его запах.
Мне нравится, что он словно отменяет весь кошмар, случившийся со мной. Возвращает туда, где ничего еще не произошло. Как будто он просто вернулся из армии пораньше, и мы встретились.
— Ты больше не видел Варю?
— И не говорил с ней.
— И не ходил на встречи выпускников?
— Зачем?
— А сейчас пришел.
— Да.
— Что-то изменилось?
— Ты развелась.
— Серьезно? — я отодвинулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он поймал мой изумленно-испуганный взгляд и рассмеялся:
— Представляешь, какой я настырный сталкер, тринадцать лет выжидал! Нет, Рит, я нормальный, не пугайся. У меня была обычная жизнь: с музыкой не сложилось, не мое это, но остались друзья-музыканты, которым хотелось помочь. Сначала договаривался о концертах, но владельцы клубов и залов страшно бесили своей тупостью и понтами, так что пришлось скинуться, поднапрячься, арендовать свой зал, ну и покатилось.
Про личную жизнь тактично умолчал. Хотя представляю, что там было — с музыкантами и с такой внешностью. Впрочем, и я не планирую делиться подробностями счастливых лет. Пока мои ровесницы сходили с ума от младенческих криков и мечтали вырваться хоть на пятнадцать минут на улицу в одиночестве, мы с мужем предавались всем излишествам бездетной жизни. Ходили по ресторанам, мгновенно срывались на вечеринки, проводили выходные у моря и тратили деньги на гаджеты, игры и красивую бесполезную фигню.
— Несколько лет назад моя жизнь очень сильно изменилась, — Илья взял меня за руку и потянул за собой на дорожку. Неподалеку от нас на скамейке расположилась шумная компания, и я уже несколько раз поморщилась от их криков. — Я снова вспомнил о тебе. Проверил в соцсетях — все еще замужем. Подумал тогда, что кому-то очень повезло. Нисколько не сомневался, что ты сокровище, которое ни один мужчина не выпустит из когтей. А потом пришло приглашение на юбилей и настырная твоя Наташка затащила меня в школьную группу на «Фейсбуке». А там была ты. И уже разведенная.
Не такое уж я сокровище. Нормальным мужчинам нужны дети. И тебе, Соболев, тоже. Тридцать три — как раз тот возраст, когда даже самые блестящие холостяки начинают задумываться, что молодость и веселье не вечны и хочется оставить после себя хоть что-то.
— Ну что, ты согласна попробовать? — он крутнул меня вокруг себя и поймал в объятия.
Проходящие мимо девушки аж засмотрелись на нас. Не каждый день видишь, как киношный стройный красавчик так страстно целует самую обычную женщину. И рассказывает, что полжизни мечтал создать с ней семью.
И так ноет сердце от желания плюнуть на все и согласиться.
— Пока ты решаешь, мы можем слетать все-таки на романтический уик-энд в Париже, — его голос — змеиное вкрадчивое коварство. — Под шампанское на закате такие предложения принимать удобнее.
*****
Уик-энд в Париже оказался не совсем уик-эндом — по выходным у Соболева был рабочий ад. Когда все отдыхают, шоу-бизнес работает. Поэтому мы договорились, что он заедет за мной в среду с утра.
Я, черт возьми, уже больше года не путешествовала и ужасно соскучилась по чувству дороги, по кофе в сонном зале ожидания, по сухому самолетному воздуху и первому вдоху, когда сходишь с трапа в чужой стране. После развода и потери работы я не могла себе позволить даже самую дешевую пакетную Турцию с трехзведочным отелем за пять километров от моря.
Не случись со мной прекрасный Соболев, я бы потратила внезапно заработанную кучу денег именно на путешествие. Хотя не случись со мной Соболев, не случилось бы и вдохновения, и попытки понтануться — и внезапно заработанной этой кучи.
Путешествовала я много, но вот в Париже-то как раз и не была.
Муж мой не слишком жаловал вещи «как у всех». Штамповка, мещанство, ширпотреб — самые страшные ругальства из его уст. Он считал, что если что-то популярно — это заранее плохо и требовались дополнительные аргументы, чтобы убедить его хотя бы посмотреть какой-нибудь сериал с хорошими рейтингами. Даже свадебное платье у меня было не белым, а золотистым. Разумеется, никаких выкупов, застолий и лимузинов не полагалось. Скрипя зубами он согласился на ресторан с родителями, а на нашей свадебной вечеринке не все гости догадывались даже, что она свадебная.
В путешествиях мы тщательно избегали самых раскрученных достопримечательностей, не ездили на общие экскурсии и не бывали на «национальных вечерах». В Венеции он категорически отказался кататься на гондоле, а в Праге есть «вепрево колено».
Во Франции мы, впрочем, бывали. На юге, где лавандовые поля, виноградники, ни один живой человек не говорит по-английски, и никто не принимает купюры номиналом выше пятидесяти евро, потому что там их в глаза не видели.
Я послушно, как подобает хорошей жене, соглашалась с этими придурями, тем более, что иногда выходило неплохо и в не очень популярных местах мы находили что-то по-настоящему интересное. Но иногда все-таки хотелось почувствовать себя как на обложке журнала. На открытке, отпечатанной миллионом экземпляров. Сделать фото, которое делают все. Постоять на том же месте, где стояли герои фильма.
Пусть мне эта мещанская норковая шуба сто лет не сдалась, а попсовый Париж, как говорят, опасный, грязный и скучный!
Хочется же…
Ну так вот, пригласили меня в Париж прямо как в кино, а я не готова!
Оказалось, что у меня нет ни полосатый блузы, ни алой юбки, ни берета. И летящего шелкового платья тоже нет. Я вообще никогда особенно не увлекалась шопингом. Мне больше нравились спонтанные покупки: «Ой, какое необычное платье в витрине — берем!»
Одежду я покупала удобную и простую, часто всего на один сезон.
Был у меня когда-то приятель из очень богатой семьи. Папа бизнесмен, мама красивая, кредитка безлимитная. Но случились и у папы тяжелые времена — бизнес разорился, дом и вещи забрали за долги и даже драгоценности его матери пришлось продать. Суд разрешил оставить только личные вещи и не согласился, что «Порш Кайенн» у семнадцатилетнего парня тоже личный. И вот он, сидя в съемной квартире на окраине искал работу курьера с ноутбука стоимостью в годовой съем этой халупы и ходил на собеседования в художественно драных джинсах от «Армани». Зато пережил кризис, не скатываясь до китайских шмоток.
У меня же с хороших времен осталась только коллекция духов. Продавать наполовину использованные флаконы казалось чем-то совсем упадническим.
Так что дорога мне была снова в торговый центр. Но сначала пришлось запаковать уже готовые заказы, две ночи подряд доделывать те, за которые уже перечислили деньги и выставлять остатки на аукцион — следующую коллекцию я собиралась делать совсем другой. Только к вечеру вторника я наконец рассчиталась со всеми долгами и с чистой совестью могла тратить заработанное на чудовищно непрактичное, но невероятно сексуальное платье-футляр. Оплачивала я его зажмурившись. И быстро-быстро бежала на выход, чтобы не успеть передумать. Последнее время я пугала саму себя — такоей легкомысленной транжиркой я не была еще никогда в жизни.
— Маргарита! — прогремело на весь торговый центр, и я вжала голову в плечи.
Не ус-пе-ла…
— Куда? — строгим учительским тоном спросила Раиса, разглядывая платье сквозь прозрачный чехол.